Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Город Лачин, имевший всего одну улицу, разбился на два лагеря: с одной стороны были мои сторонники, с другой — враги.

Надо прямо сказать, что сторонников было намного больше. Даже те, кто был с Кепюклю в неплохих отношениях, опасались открыто встать на его сторону, так как догадывались, что он занимается махинациями.

Основные положения моей статьи подтвердились: процветает торговля из-под полы и взяточничество, пересортица и утаивание дефицитных товаров, завышение цен и хищения.

Через неделю состоялось расширенное заседание бюро укома, на котором члены комиссии доложили результаты проверки.

— Мы пока не можем с точностью назвать сумму ущерба, нанесенного государству и населению, этим, мы думаем, займутся следственные органы, — сказал председатель комиссии.

Многие в растерянности молчали. Картина, нарисованная членами комиссии, была страшнее, чем о ней предполагали.

И тут поднялся прокурор Тахмаз Текджезаде. Он был немногословен:

— Должен сказать, что вина за попустительство подобным элементам лежит прежде всего на управлении внутренних дел, призванном охранять государственное и народное добро. Наши партийные органы и советские организации должны хорошо знать людей, которых посылают на руководящие должности в торговую сеть и коопсоюз… — Похвалил мою статью: — Мне хочется отметить честную и принципиальную статью Будага Деде-киши оглы, он первым забил тревогу по поводу тех безобразий, которые творились у нас. Только после нее следственные органы занялись проверкой, что, кстати, не делает нам чести: именно они должны были вовремя подметить нарушения в торговой сети.

В зале зашумели. Для многих слова прокурора явились неожиданностью. Сардар Каргабазарлы втянул свое большое тело в кресло, в котором сидел. Рахман Аскерли укоризненно покачивал головой, показывая свое возмущение (пока непонятно — чем). А Кепюклю сморщился — вот-вот заплачет. Зюльджанахов, опустив голову, рассматривал свои начищенные сапоги. А секретарь укома комсомола Нури Джамильзаде нашел меня взглядом и незаметно взмахнул ладонью с поднятым большим пальцем: этим жестом с недавних пор выражали одобрение.

Неожиданно встал Зюльджанахов. Видимо, он хотел выгородить Кепюклю, но навредил и ему, и другим. Он сказал, что, наверно, не за всем мог уследить председатель коопсоюза, кое-что делалось без ведома.

Почувствовав поддержку, Кепюклю обнаглел и начал отрицать участие в операциях с товарами, поступавшими в коопсоюз.

— Может быть, вы расскажете присутствующим, куда делся и кому продан английский шевиот, поступивший на склад коопсоюза? — задал вопрос прокурор.

— Я не кладовщик, чтобы помнить о всех поступающих к нам товарах!

— А все-таки?

— Мне нечего добавить!

— Отчего же вы забыли, что весь шевиот отпускался только по вашим запискам? Не отпирайтесь, так уж получилось, что несколько таких записок лежат в вашем деле!

Заволновался Рахман Аскерли, его длинные пальцы выбивали дробь на столе. Каргабазарлы еще ниже опустился в своем кресле.

Кепюклю что-то невнятно пробурчал.

И тут снова поднялся Зюльджанахов:

— Мы, коммунисты, считаем, что критика, и особенно самокритика, — движущий фактор нашей жизни. Я думаю, что товарищ Кепюклю по-большевистски призна́ет свои ошибки и пообещает, что впредь в его работе мы не найдем недостатков! (Очевидный ход: поставить точку на обсуждении, чтобы больше ничего не выплыло наружу.) — И чтоб вытянуть из Кепюклю слова признания, спросил: — Признаете ли вы свои ошибки, товарищ Кепюклю?..

Но тут его прервал председатель комиссии:

— Именно вы, товарищ Зюльджанахов, должны были пресечь в самом зародыше преступление, защитить социалистическую собственность! К сожалению, — сказал он, уже обращаясь ко всем, — товарищ Зюльджанахов не оказался на высоте. А сейчас, это ж так очевидно, изо всех сил старается выгородить Кепюклю, пытается свести дело к простому признанию допущенных ошибок!

— Дело ясное, чего тянуть?! — вставил Нури Джамильзаде. — Надо, чтобы этим делом занялся прокурор, пусть привлечет к ответственности Кепюклю!

Мне передали записку от Тахмаза Текджезаде:

«Почему ты молчишь? Выступи и расскажи о пьесе!»

Но я посчитал разговор о пьесе непринципиальным и не имеющим к делу отношения. Я хотел послушать, что еще скажет Зюльджанахов. Ждать пришлось недолго.

— Я не собираюсь, — снова поднялся он с места, — подвергать сомнению авторитет товарищей, приехавших из Баку. — Говорил спокойно и с чувством уверенности, словно собирался открыть собравшимся нечто очень важное. — И все же я должен предостеречь товарищей от предвзятого мнения, с которым они приехали к нам. Прокурор здесь хвалил Будага Деде-киши оглы за проявленную якобы оперативность и принципиальность. А кто такой Будаг? Каков его моральный облик? Каждый житель Лачина знает, что он обманул девушку, наградив ее ребенком, и отказался жениться. Каждый скажет вам, товарищи члены комиссии, что это правда. Что же получается?! Бесчестный человек пытается оклеветать других?! Можно принимать во внимание слова такого человека? Я со всей серьезностью заявляю, что необходимо новое разбирательство дела Кепюклю товарищами, объективно смотрящими на вещи. Это — во-первых. А во-вторых, товарищам из укома партии не мешало бы в свете вышеизложенного уяснить себе, кто такой Будаг Деде-киши оглы!

С больной головы на здоровую?.. Такого поворота событий я не ожидал.

Тахмаз Текджезаде укоризненно посмотрел на меня: мол, сам виноват — надо было вовремя выступить!..

— Разбираться так разбираться! — сказал он и поднялся. — А что касается. Кепюклю, то проверка, проведенная комиссией, обстоятельна и объективна. Следственные органы, проводившие ревизию коопсоюза, за это ручаются. А теперь о Будаге Деде-киши оглы, которого обвинили в недостойных поступках. Я не хочу его выгораживать. Если есть какие-то сигналы, что ж, следует, очевидно, создать комиссию, и пусть она разберется в существе дела. Но хотел бы при этом отметить: те, кто знает Будага, не сомневаются в смехотворности обвинений, выдвинутых против него, находящихся в вопиющем противоречии с его обликом, образом жизни, взглядами.

И все же на расширенном заседании укома была назначена комиссия, в которую вошли секретарь комитета комсомола уезда, председатель женотдела, прокурор и заведующий отделом народного образования. Делом Кепюклю заинтересовались следственные органы республики.

Однако мои враги, как мне казалось, выиграли первое сражение со мной.

КЛЕВЕТА

Мне стало известно, что Зюльджанахов лично заходил в дом к отцу Кюбры и о чем-то с ним беседовал. О чем? Не стоило труда догадаться. Но это бы еще ничего! Пошли слухи, что я посягнул на честь участницы художественной самодеятельности центрального клуба и что вообще я неоднократно приставал к женщинам, приходившим в Политпросвет. Назывались даже имена.

Зюльджанахов и Кепюклю не принадлежали к числу людей, которые легко признают поражение: они готовили мне сюрпризы.

Я был в растерянности. Но тут вернулся из командировки Джабир, как всегда усталый и голодный. Мы вместе направились в столовую.

— Как только я уезжаю, у тебя портится