КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал всего лишь обратился в отдел административных органов ЦК КПСС с резонным вопросом, почему так долго его не утверждают в должности. А не утвердили его, потому что Жуков еще не написал соответствующей записки, а только обговорил с Хрущевым все на словах.
Принимавший генерала Мамсурова сотрудник ЦК ничего о школе диверсантов не знал, обратился с вопросом к своему начальнику, тот переадресовал вопрос дальше, а тут как раз Жукова стали снимать и сказали, что вот все молчали, один генерал Мамсуров проявил бдительность. Генерал был достаточно опытен, чтобы не опровергать эту версию…
Этим эпизодом просто воспользовались для того, чтобы подкрепить приписываемую Жукову идею военного путча: дескать, Жуков уже готовил и части специального назначения для того, чтобы с вершить военный переворот.
А может быть, все-таки Жуков хотел стать первым человеком в стране?
Профессор Наумов:
— Хрущев понимал, что Жукова могут выдвинуть. Он пользовался в стране авторитетом. Но нет фактов, свидетельствующих о том, что Жуков готовил путч!..
Дочери Жукова рассказывали, что маршалу действительно звонили какие-то люди, уговаривали взять в стране власть и навести порядок. А все его разговоры КГБ подслушивал. Так что эти звонки были либо сознательной провокацией, либо желанием выяснить: а как он отреагирует на такие слова?
Хрущев конечно же рассматривал Жукова как вероятного политического соперника. Жесткий характер маршала, его полнейшая самоуверенность пугали Никиту Сергеевича. Но неверно представлять себе происшедшее личным столкновением Хрущева и Жукова. Главным было другое. Жуков напугал членов ЦК еще на предыдущем пленуме, когда заговорил о репрессиях и о том, что в них виновны все лидеры партии.
Когда Жуков выступал против Молотова, Маленкова, Кагановича, он напомнил об их ответственности за репрессии:
— Мы верили этим людям, говорил Жуков, носили их портреты, а с их рук капает кровь. Если бы люди знали правду, они бы их камнями закидали.
То есть Жуков прямо сказал, что все члены высшего партийного руководства, включая Хрущева, виновны. Каганович возразил Жукову: это политическое дело. А раз политическое, значит, они неподсудны. Жуков резко ответил: нет, это уголовное преступление!
Из его слов следовало, что члены партийного руководства могут быть привлечены не только к политической, но и к уголовной ответственности. Эту угрозу они запомнили. Он и не понял, что противопоставил себя всему партийному аппарату.
Профессор Наумов:
— Жуков не был диссидентом. Он был военным и думал об укреплении армии, а политработники ему мешали. Двоевластие вредит армии. Партийные секретари удивлялись Жукову. Они ему говорили: неужели ты не понимаешь, что армия — это инструмент партии и важнее всего удержать власть? А Жуков считал, что задача армии — защищать государство от внешнего врага.
Всякий раз, когда руководству страны нужно было выбирать, что важнее: лояльность военачальника партии или интересы безопасности страны, выбор делался в пользу первого: верность партийной линии важнее обороноспособности государства.
Маршал Жуков был смещен со всех постов и уволен в отставку. Пленум ЦК принял постановление: «Жуков нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над армией и военно-морским флотом со стороны партии, ее ЦК и правительства».
Между прочим, тогда увольнение Жукова многими в стране, кто не знал, что же произошло в реальности, воспринималось как восстановление ленинских принципов, как отказ от администрирования и диктаторства, от подавления критики…
После пленума в Кремле прошло собрание партийного актива Московского гарнизона и центрального аппарата министерства обороны, участвовал Хрущев. Доклад делал Жуков. Резче других Жукова осуждал Малиновский. Он говорил, что предупреждал ЦК о властолюбии и непредсказуемости Жукова. В фойе организовали выставку — привезли картины, на которых был изображен Жуков. На самой большой из них Жуков был в парадном маршальском мундире, на вздыбленном коне, с обнаженным клинком, а внизу пылал Берлин. Эта картина должна было символизировать властолюбие свергнутого маршала…
«Правда» опубликовала статью первого заместителя министра обороны маршала Конева, который подверг своего недавнего начальника резкой критике, заявив при этом, что Жукову приписываются заслуги, которых он не имел.
Конев рассчитывал стать министром, однако новым министром обороны назначили маршала Родиона Яковлевича Малиновского, который со времен войны многим был обязан Хрущеву. Правда, Малиновский через семь лет первым предаст Хрущева.
На приеме 7 ноября 1964 года, когда Хрущева уже отправили на пенсию, Малиновский, выпив лишнего, сказал главе китайской делегации Чжоу Эньлаю:
— Давайте выпьем за советско-китайскую дружбу. Мы своего дурачка Никиту выгнали, вы сделайте то же самое с Мао Цзэдуном, и дела у нас пойдут наилучшим образом.
Возмущенный Чжоу ушел с приема. «Дурачком» маршал Малиновский назвал человека, который в прямом смысле его спас.
В конце 1942 года Сталин направил Хрущева членом военного совета к Малиновскому, насчет которого у вождя возникли сомнения. Исчез адъютант Малиновского, и считалось, что он убежал к немцам. И застрелился член военного совета. Над Малиновским нависли тучи. Хрущев его спас, благоприятно отозвавшись о нем Сталину. Никита Сергеевич был уверен, что уж Малиновский будет ему предан до гроба…
Жукову обещали дать какую-нибудь работу, однако даже не включили в группу генеральных инспекторов министерства обороны, куда он, как маршал, автоматически попадал…
Но вот поразительный факт. Через несколько лет, незадолго до того, как его свергли, Хрущев, понимая, что теряет опору, вдруг вспомнил об опальном маршале.
Летом 1964 года он вдруг сам позвонил Жукову. Фактически извинился перед маршалом за то, что в 1957-м отправил его в отставку. Хрущев говорил:
— Знаешь, мне тогда трудно было разобраться, что у тебя в голове, но ко мне приходили и говорили: «Жуков — опасный человек, он игнорирует тебя, в любой момент он может сделать все, захочет. Слишком велик его авторитет в армии…»
Жуков с обидой заметил:
— Как же можно было решать судьбу человека на основащ таких домыслов?
— Сейчас я крепко занят, — сказал ему Хрущев. — Вернусь из отдыха — встретимся и по-дружески поговорим.
И его помощник записал: после отпуска в Пицунде запланировать встречу Никиты Сергеевича с Георгием Константиновичем. Речь шла о восстановлении отношений и о новой работе. Хрущев таким образом упрочил бы свой авторитет в армии. Но из отпуска Никита Сергеевич вернулся пенсионером.
Можно точно сказать: если бы Жуков оставался министром обороны, армия в свержении Хрущева участия бы не приняла.
Почему Жукова не восстановили после падения Хрущева? Потому, что руководство армии и политорганов было настроено проти него. Жуков возражал против отхода от антисталинского курса, считал, что нельзя не говорить о причинах катастрофы 1941 года, а Главпур и ЦК категорически возражали против этого. Генералы брали курс на восстановление культа личности Сталина. Жуков им мешал. Поэтому маршалы жаловались в ЦК, что он по-прежнему выступает против партии.
Сохранилась непроизнесенная речь маршала Жукова о Сталине. Он подготовил ее к пленуму ЦК, который в 1956 году на волне XX съезда должен был осудить культ личности Сталина.
Речь Жукова — это обвинительный акт Сталину. Он считал, что неподготовленность к войне «явилась одной из решающих причин тех крупных военных поражений и огромных жертв, которые понесла наша Родина в первый период войны…».
«Никакой внезапности нападения гитлеровских войск не было, — писал Жуков. — О готовящемся нападении было известно, а внезапность была придумана Сталиным, чтобы оправдать свои просчеты…
С первых минут войны в верховном руководстве страной в лице Сталина проявилась полная растерянность в управлении обороной страны, использовав которую противник прочно захватил инициативу…
У нас не было полноценного Верховного командования. Генеральный штаб, Наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным… Он, не зная в деталях положения на фронтах и будучи недостаточно грамотным в оперативных вопросах, давал неквалифицированные указания…
Сталин принуждал представителей Ставки Верховного Главнокомандования и командующих фронтами без всякой к тому необходимости проводить наспех организованные операции, без достаточного материального и технического их обеспечения, что приводило к чрезмерно большим потерям… Можно привести еще немало отрицательных фактов из оперативного творчества Сталина, чтобы оценить, чего стоят на самом деле его полководческие качества и „военный гений“…»