Государево око. Тайная дипломатия и разведка на службе России - Николай Кудрявцев

С другой стороны, если постановка заграждения запоздает с выполнением, то противник сможет появиться на позиции ранее наших заградителей и тем самым не допустить постановок, а значит, поставит наш флот в безвыходное положение. Таким образом, постановка минного заграждения на главной оборонительной позиции флота носит характер бесповоротного начала военных действий, может не совпасть с началом мобилизации и для своего выполнения потребует отдельного повеления»[630]. В связи с этим перед военно-морской разведкой стояла задача ни на минуту не упускать из вида германский флот и следить за всеми его передвижениями в Балтийском море.

Агентурная военно-морская разведка в России появилась в 1857 г., когда морское ведомство стало посылать своих официальных представителей военно-морских атташе за границу. Их главная задача заключалась в сборе сведений о флотах иностранных держав. Однако централизованная разведывательная служба была образована только после Русско-японской войны. С учреждением в 1906 г. Морского генерального штаба (МГШ) появился первый из известных проектов ее создания[631]. Организационно разведывательная служба находилась в ведении Иностранной (с 1912 г. Статистической) части МГШ, которая с 1911 г. отвечала как за сбор, так и за обработку агентурных данных. Создателем морской разведки можно считать М. И. Дубинина-Боровского, который руководил ее работой с 1909 г.[632] С 1914 г. он стоял во главе Особого делопроизводства МГШ, занимавшегося сбором информации и ответственного (до середины 1916 г.) за ведение морской контрразведки.

В 1907 г. МГШ получил особые кредиты на разведывательные цели. Активная разведывательная деятельность против Германии развернулась только в 1909 г. Она велась путем вербовки лиц, которые по своему служебному положению, имели доступ к секретной информации. Занимались этим морские атташе совместно с офицерами МГШ, по мере надобности посылавшимися за границу. Самым крупным успехом морских агентов можно считать вербовку чиновника германского Морского генерального штаба, известного под кличкой «Альберт». Видимо, именно он в 1913 г. передал сведения о состоянии германского флота, морских маневрах, минных заграждениях, сигнальных книгах и др. В 1913 г. были предприняты попытки усилить разведку на Балтике за счет посылки в Германию агентов из числа жителей Прибалтики, владевших немецким языком. В их задачу входило наблюдение за германским флотом, а также вербовка офицеров германского флота. Но эта идея до начала войны так и не была полностью реализована.

В 1908 г. наряду со стратегической разведкой была организована и оперативная. Главная ее задача заключалась в организации «тайных» наблюдательных постов, с которых должно было вестись наблюдение за передвижениями вражеских флотов во время войны. С этой целью началась подготовка специальных наблюдателей, заранее поселявшихся в выбранных местах. К сожалению, из-за отсутствия средств такая служба начала создаваться только в 1912 г. Она получила официальное название «Служба наблюдения за противником во время войны» и до июля 1914 г. еще не была развернута. График развертывания этой службы предусматривал завершение организации разведывательной службы на Балтийском море к 1 января 1915 г.[633] Для усиления разведки на Балтике впервые в России были использованы также радиопеленгаторные станции и даже делались попытки приспособить для ведения оперативной разведки морскую авиацию[634]. Однако подготовиться к войне как следует Россия не успела. События в Сараево привели Европу к войне, которая разрослась до мирового масштаба.

28 (15) июня 1914 г. на открытие маневров австро-венгерских войск должен был приехать наследник престола эрцгерцог Франц-Фердинанд. Сербская националистическая организация «Народна одбрана» постановила совершить террористический акт против эрцгерцога. Покушение должны были осуществить два серба: Гаврила Принцип, гимназист, и рабочий Неделько Чабринович. 28 июня в центре города Сараево Принцип убил из пистолета эрцгерцога и его жену, которые ехали в открытой машине. 23 (10) июля Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, поставив срок в 48 часов для пресечения антиавстрийской пропаганды и деятельности с территории страны. Большинство пунктов ультиматума было приемлемо для правительства Сербии. Но два из них — допущение австрийских следователей на территорию страны и введение ограниченного австрийского контингента войск — задевали суверенитет и национальное достоинство государства, поэтому были отклонены. Мир оказался на пороге войны.

11 июля в Царском Селе состоялось заседание Совета министров, на котором, в частности, морской министр И. К. Григорович поставил перед главнокомандующим императором Николаем II (1868–1918) вопрос об определении момента постановки минного заграждения в Финском заливе. Было принято решение, что постановка заграждения начнется только по особому повелению государя. Командующему морскими силами Балтийского моря адмиралу Н. О. Эссену ставилась задача «иметь все в полной боевой готовности и зорко следить за всем». С этого момента должна была начать активно работать разведка. От нее требовалось точно установить нахождения германского флота.

13 июля на свой запрос Эссен получил депешу из МГШ о том, что «сведения тайной разведки в Германии пока имеются 10-дневной давности — все было спокойно. О новых сведениях срочно запрошены агенты, и эти сведения немедленно будут сообщены Вам». 14 июля от начальника МГШ А. И. Русина Эссен получил сообщение, что «в последних германских газетах каких-либо указаний на большое движение флота не содержится; от наших агентов нет никаких сведений о передвижении германского флота»[635]. Таким образом, в момент наибольшего обострения политической напряженности командование Балтийским флотом оказалось практически отрезанным от жизненно важной для него информации. «Теперь особенно нужна была (бы) агентура, а у нас ее, видимо, совсем нет», — жалуется Эссен[636]. В этих условиях, когда агентурная разведка не давала нужных сведений, большое значение приобрела дозорная и разведывательная служба на Балтийском море. Так как Россия не находилась в состоянии войны с Германией, Николай II требовал при ведении разведки соблюдать осторожность, «чтобы не подать повода к недоразумениям и осложнениям»[637]. Посылать при таких обстоятельствах к берегам Германии для разведки военные корабли было опасно.

13 июля адмирал Русин сообщил командующему флотом, что он может использовать для этих целей пароходы торгового флота. Но в Петербургском порту не оказалось ни одного русского парохода, оборудованного телеграфом. Не нашла реализации и идея Эссена в самый критический момент совершить с помощью торговых судов диверсию в Кильской бухте, чтобы замедлить продвижение германской эскадры. 15 июля в телеграмме начальнику МГШ Эссен писал: «Мне пришла мысль о возможности в нужную минуту заграждения входа в Кильскую бухту минами, конечно при условии, что война будет неизбежной… Для этой цели следует организовать такого рода экспедицию: приобрести самый обыкновенный грузовик, для которого следует изготовить подложные заграничные бумаги. Пароход по уши загружается лесом, а внутри устраиваются помещения для мин заграждения… ночью подойдя ко входу в Киль, выбрасывает свои мины и уходит в Бельт… подобрать командира и команду будет не трудно, всякий охотно пойдет на такую авантюру»[638]. Вполне возможно, что если бы такого рода диверсия была задумана, спланирована и подготовлена еще в мирное время, она имела бы шансы на успех. Но в ситуации, когда все надо было «готовить», «приобретать», «изготовлять» и «подбирать», этот план действительно больше походил на авантюру, поэтому от него пришлось отказаться.

Не лучше оказалась организована и сторожевая служба в собственных водах. Начальник штаба командующего морскими силами Балтийского моря вице-адмирал Л. Б. Кербер в письме от 17 июля писал: «У нас в Гельсингфорсе ощущается страшный недостаток в плавучих средствах всякого рода, главным образом в буксирах. Страшно не определено положение о передаче нам таможенных пароходов, а без подобных судов мы как без рук, некому следить в шхерах за навигацией. Миноносцы требуют отдыха на день, а этому препятствует служба по наблюдению за внутренними фарватерами в течение дня. Шныряет между тем много немецких яхт парусных и моторных без телеграфа и с искровым телеграфом»[639]. Общий итог деятельности разведки подвел начальник оперативного отделения штаба командующего флотом Балтийского флота А. В. Колчак: «Мы совершенно лишены сведений о противнике. Разведке нашей цена ноль. Она ничего путного не дает»[640]. Свидетельство тому — сообщение морского агента Б. С. Бескровного от 17 июля о том, что по его сведениям почти весь германский флот мобилизуется в Киле и, следовательно, готов выйти в море. Такая информация совершенно не отвечала действительности и только дезориентировала командование[641].