Государево око. Тайная дипломатия и разведка на службе России - Николай Кудрявцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, агентура и чины государственных организаций, привлекавшиеся к работе в разведке в различной степени, попадали практически в один разряд. В то же время каждый из таких «органов разведки» использовался для своих определенных целей. Задачи, для решения которых привлекались «негласная агентура», чины корпуса жандармов, корпуса пограничной стражи и офицеры, командированные за границу, конкретизировались в протоколах заседаний более подробно. В частности, отмечалось, что при помощи «чинов корпуса жандармов проводят вербовку негласных агентов, устанавливают связь с другими органами разведки и получают от них (жандармов) различную информацию».
Присутствовавший на съезде начальник разведывательного делопроизводства ГУГШ полковник Н. А. Монкевиц довел до сведения собравшихся общие планы разведывательных работ на ближайшее будущее, главный смысл которых сводился к тому, чтобы готовить разведку к условиям военного времени. Специальный параграф итоговых протоколов посвящался вопросу «мобилизации разведки». Перед разведывательными организациями ставилась задача готовить агентурную сеть на случай европейской войны, т. е. агентов, не занятых в активных операциях мирного времени. Но в основном протоколы съезда лишь фиксировали общие положения работы разведки, на которых следовало сосредоточиться каждому разведывательному отделению. Практическим же результатом «киевского съезда» стало окончательное распределение «сфер разведывания» между разведывательными отделениями и делопроизводством ГУГШ. В отличие от предварительного проекта, подготовленного к съезду в пятом (разведывательном) делопроизводстве Генерального штаба Н. А. Монкевицем, разведывательным отделениям было разрешено действовать не только в пограничной полосе, но и в столицах изучаемых государств. До этого столицы были прерогативой центрального разведывательного делопроизводства ГУГШ.
В ходе работы съезда обсуждался вопрос и о деятельности контрразведки. Было определено, что заниматься ею должны штабы военных округов (фактически те же разведывательные отделения), а в качестве исполнительных органов привлекать полицию, корпус жандармов, таможенную службу, пограничников.
Еще одним практическим результатом работы съезда стала организация в штабах военных округов «бюро по работе с прессой», по примеру Варшавского военного округа. Опыт показывал, что значительную часть разведывательной информации можно получить из открытых источников. Создание подобных бюро в других военных округах способствовало активизации военной разведки.
В 1908 г. началась реорганизация в Генеральном штабе. Существование двух почти равноправных должностей, военного министра и начальника Генерального штаба, приводило к издержкам в управлении армией. Начальник Генерального штаба был оторван от жизни армии и не имел возможности проводить необходимые мероприятия. Противостояние нарастало из-за личных трений между начальником Генерального штаба Ф. Ф. Палицыным и военным министром А. Ф. Редигером. 11 ноября 1908 г. Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) было вновь возвращено в структуру Военного министерства. За начальником Генерального штаба было оставлено право доклада императору в особых случаях в присутствии военного министра. В декабре 1908 г. Ф. Ф. Палицын стал членом Государственного совета. На должность начальника Генерального штаба был назначен командующий войсками Киевского военного округа губернатор Киевский, Подольский и Волынский генерал от кавалерии В. А. Сухомлинов. В 1909 г. Сухомлинов становится военным министром, а 11 сентября 1910 г. им утверждается новая схема ГУГШ. Реорганизация затронула и центральный орган военной разведки.
5-е делопроизводство было преобразовано в Особое делопроизводство разведки и контрразведки, которое подчинялось теперь непосредственно генерал-квартирмейстеру. Такое переподчинение свидетельствовало о повышении статуса разведывательной службы, что соответствовало усилению роли разведки в целом. Статистические делопроизводства по-прежнему входили в части 1-го и 2-го обер-квартирмейстеров. В часть 1-го обер-квартирмейстера включались делопроизводства по изучению сил и средств в Европе: Германия — в 4-е делопроизводство; Австро-Венгрия — в 5-е; Балканские страны — в 6-е и все остальные — в 8-е делопроизводство. В Части 2-го обер-квартирмейстера сосредоточивались делопроизводства по изучению азиатских стран: 1-е делопроизводство — Туркестан; 2-е — турецко-персидское; 3-е — оперативное по Дальнему Востоку; 4-е — стратегическое по Дальнему Востоку.
В целом, несмотря на непрерывные реформы в Военном министерстве и Генеральном штабе, удалось сохранить главное — существование разведки исключительно в рамках военного ведомства. Разведывательные органы ГУГШ остались единственной централизованной структурой разведки в России начала века. По мере нарастания угрозы мировой войны правительство пошло на увеличение расходов на разведку. До Русско-японской войны на негласную разведку военному министру отпускалось всего 56 920 руб. В 1906–1909 гг. Генеральный штаб получал ежегодно на секретные расходы 344 140 руб. В 1909 г. Государственная дума утвердила закон о выделении на разведку 160 тыс. рублей ежегодно в течение трех лет, что увеличило бюджет военной разведки до полумиллиона.
И все же данный объем финансирования был явно недостаточен по сравнению с теми задачами, которые должна была решать военная разведка. Примерно такие же суммы отпускало военное ведомство на содержание конюшен и манежа Николаевской академии Генерального штаба — 560 000 рублей. Только в 1911 г. было удовлетворено ходатайство Военного министерства о дополнительном увеличении ассигнований на секретные расходы на 1 443 720 рублей. В 1913 г. смета секретных расходов в военном ведомстве увеличилась и составила 1 947 850 рублей в год[627].
Причиной такого невнимания к разведке была уверенность правительства и Генерального штаба России в кратковременном характере будущей войны. В том, что война будет носить кратковременный характер, были уверены и все великие державы. Стратегия ведения войны в начале XX в. исходила из убеждения в невозможности затяжных войн, которые, как считалось, «не менее гибельны для победителя, чем для побежденного», так как требуют колоссального напряжения всех сил государства. Содержание «на военном положении» в течение сколько-нибудь длительного времени многомиллионных армий и огромных флотов считалось слишком обременительным для бюджетов даже индустриально развитых стран. Поэтому военная стратегия начала XX в. главное внимание уделяла проведению быстрой, тотальной мобилизации всех средств и ресурсов для нанесения первого удара в решающем направлении, даже без формального объявления войны[628]. Опыт Русско-японской войны показывал, что тот, кто раньше мобилизуется и наносит удар первым, получает преимущество, которое, в конечном счете, приводит в победе.
Своим наиболее вероятным противником в войне Россия считала Германию. 15 декабря 1906 г. состоялось совещание начальников генеральных штабов военного и морского ведомств, на котором обсуждался план совместного взаимодействия в случае начала войны. Сроки проведения мобилизации армии и флота в Германии были почти в два раза короче, чем в России. Предполагалось, что Германия воспользуется своим преимуществом и нанесет удар первой по самому уязвимому месту — Петербургу. После Русско-японской войны Балтийский флот значительно уступал флоту Германии. Поэтому была опасность, что, используя свое преимущество в сроках мобилизации и превосходстве на море, германский флот, прорвавшись в Финский залив, может высадить десант силой до корпуса, двинуть его на столицу и тем самым серьезно повлиять на весь ход войны. С учетом такого развития событий и был в 1907 г. принят план войны на Балтийском море[629].
Балтийскому флоту ставилась задача дать бой превосходящим силам противника на заранее подготовленной минно-артиллерийской позиции в самой узкой части Финского залива и задержать его на 10–14 дней, до завершения мобилизации армии. Но этот простой и не очень обременительный для бюджета страны план, имел один очень серьезный недостаток. Успех плана войны на Балтике, а возможно и всей войны, зависел от своевременного принятия решения о постановке минного заграждения. Командующий флотом адмирал Н. О. Эссен высказывал опасение, что германский флот может неожиданно, до формального объявления войны, прорваться в Финский залив и высадить десант для захвата столицы, прежде чем флот успеет поставить минное заграждение. В 1912 г. морской министр адмирал И. К. Григорович выразил эту мысль следующим образом: «Если заграждение это будет поставлено слишком рано, и военные действия не произойдут, то не только нарушится на долгое время мореплавание по Финскому заливу, но и будет израсходован наличный запас мин, возобновить который в быстрый срок не удастся. Кроме того, будет раскрыт и сам план военных действий на Балтике.