Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир - Deirde Nansen McCloskey

Европейская элита после Гутенберга прекрасно понимала, насколько полезно ограничение чтения, если это удавалось. До XVII века, да и после него в некоторой степени, издательская деятельность была несвободной даже в Англии. В 1579 г. королеве Елизавете, возмущенной памфлетом пуританина Джона Стаббса, содержащим нападки на ее переговоры о браке с французской королевской семьей (католической), отрубили правую руку тесаком, а тесак вбили в запястье крокетным молотком, после чего она сняла шляпу левой рукой и крикнула "Боже, храни королеву!". В случае со Стаббсом речь шла о спорно устаревшем законе, касающемся мужа бывшей королевы Марии, а не о претензии на обычное право цензурировать все публикации.¹⁰ Серьезные вопросы национального выживания, отмечает историк Синдия Клегг, зависели от длительной связи Елизаветы с наследниками французского и других престолов. Ведь это было время, предшествовавшее предсказанной Елизаветой знаменитой победе над силами Армады.

В Англии цензура театра - легко осуществимая до эпохи электронного воспроизведения, поскольку театр был общедоступным и находился в одном месте - то ослабевала, то затухала с елизаветинских времен, в зависимости от эпидемий в Лондоне и удач пуританства. Морализаторские пьесы позднего средневековья, такие как "Йоркский цикл", были подавлены при Елизавете как папистские по тону.¹¹ Цензура английского театра, эпизодическая до 1642 г., после которого пуританин Кромвель полностью закрыл театры, не пережила Реставрации, но была возвращена навсегда в 1737 г. Уолполом, возмущенным пьесой Филдинга. После этого театральная цензура продержалась в стране наших первых свобод, как ни удивительно, до 1968 года. Или, например, в стране наших вторых свобод - Кодекса кинематографии, который с 1930 по 1968 год обязывал Голливуд изображать супружеские пары спящими на раздельных кроватях, а если спящими, то наедине. Обратите внимание на конечный год в обоих случаях: 1968 и свобода.

Однако Клегг утверждал по поводу этого и других елизаветинских дел, что английская цензура была неуклюжей и бессистемной, и в любом случае обязательно была новинкой, подобно тому, как сегодня китайские или сингапурские правительства пытаются опередить развивающуюся технологию Интернета.¹² Правда заключается в том, что по сравнению с эффективной цензурой на востоке, провал различных проектов централизации европейского субконтинента, начиная с Карла Великого, средневековых пап, Филиппа II, наконец, Наполеона и Гитлера, обрекал европейскую цензуру лишь на спорадический успех. Начиная с ватиканского "Индекса запрещенных книг" 1559 г. и заканчивая британскими судебными преследованиями по закону о государственной тайне, цензура подрывалась публикацией в других юрисдикциях раздробленной Европы, сначала в Венеции, затем в Базеле и Голландии, а также контрабандой полученной продукции. Вспомните запрет "Чаттерли" или "Тропик Рака". В некоторых частях Европы, начиная с Польши и Нидерландов, цензоры потеряли свою власть, если вообще имели ее. К 1600 г. голландцы перешли от венецианцев к роли неограниченных издателей Европы, публикуя книги таких еретиков, как Барух Спиноза на латыни, Джон Локк на английском и Пьер Бейль на французском, не говоря уже о порнографии на любом языке.

Французская цензура в XVIII веке становилась все более истеричной, возможно, потому, что из-за негерметичности французских границ она никогда не работала. Философские письма Вольтера были публично сожжены в 1733 г., после чего многие философы почувствовали на себе руку государства и церкви. Книга Монтескье "Дух законов" была опубликована в преклонном возрасте в 1748 г. в Швейцарии и контрабандой ввезена во Францию. После 1832 г. Луи Филипп издал закон, запрещающий карикатуры, высмеивающие его грушевидную фигуру и порочность его режима. Французы покупали свои карикатуры за границей, продолжая высмеивать буржуазного короля, и в конце концов свергли его с трона.

На картинах раннего Нового времени купец изображался с испачканными чернилами пальцами, поскольку купец должен был быть грамотным в своих бухгалтерских книгах и должен был писать письма, передавая и получая экономически ценную информацию. Буржуазия издавна использовала письменные письма для получения новостей - о текущих ценах и т.п.; в XVI и особенно в XVII вв. усовершенствовалась почтовая пересылка. Усовершенствованная почта создала Республику писем, в которой удаленный Бенджамин Франклин мог вступать в научную переписку с Жюльеном-Давидом Леруа во Франции. В сочетании с движением грамматических школ в таких странах, как Англия, Франция и Польша, это позволило распространить латынь как лингва франка за пределы высшего духовенства.

Неконтролируемые печатные станки в Европе со временем стали выпускать "новости" по образцу купеческого письма. Периодическая газета была изобретена в начале XVII века, сначала в раздробленной Германии, а затем постепенно распространилась в более единых государствах с более сильной цензурой. Широкое распространение газет ожидало кофейню примерно в 1680 году. К 1700 г. в Лондоне насчитывалось несколько сотен кофеен.¹³ Английские присяжные в XVIII в. не выносили обвинительных приговоров по делам о "подстрекательстве к клевете", и английские власти отказались от таких попыток. Однако в эпоху буквенной печати, ограниченной небольшими тиражами, те же власти быстро придумали финансовую замену цензуре. Даниэлю Дефо платили политики за написание его "Обзора", а Уолпол скупал газеты для передачи партийной линии. К 1792 г. тогдашнее британское правительство тайно владело более чем половиной печатных изданий.¹⁴ Вот вам и "четвертая власть", стоящая на страже закона.

И все же в XIX веке, когда появилась дешевая бумага и огромные паровые прессы, способные выпускать тиражи в сотни тысяч экземпляров, благодаря самому Великому обогащению, газеты отказались от своего бизнес-плана личного вымогательства и политической коррупции и стали полагаться на рекламу. Коммерческим путем газета стала чем-то похожим на благородный форум, которым она долгое время претендовала быть, или, по крайней мере, как выразились ученые в области коммуникации Кевин Барнхерст и Джон Нароне, универмагом идей.¹⁵ В этом магазине покупались бурные идеи современного мира, и европейские правительства не могли ничего сделать, чтобы остановить их продажу.

Профессор английского языка Блейн Гретеман из Университета Айовы, анализируя (часто латинские) письма Джона Мильтона 1630-1640-х годов, опровергает романтическое представление о Мильтоне как об одиноком поэте в мансарде, пишущем лишь к звездному небу. Напротив, Мильтон писал для большого сообщества, связанного слабыми узами разноски писем и печатания трактатов, усугубляемыми удешевлением бумаги (по словам Гретмана, "Мильтон не написал бы столько писем, если бы ему пришлось писать на пергаменте, то есть на пергаменте из кожи молодых животных¹⁶). Гретман применяет здесь точку зрения социолога Марка Грановеттера, высказанную им в 1973 г.: если вы говорите только со своей семьей и друзьями в кругу прочных связей, то ваша речь не дойдет далеко, поскольку среди близких друзей новостей немного - ваша мать в любом