Эйзенхауэр - Георгий Чернявский

И всё же президенту, хотел он этого или нет, приходилось действовать — этому способствовали как объективные условия, так и человеческий фактор. 8 сентября 1953 года умер председатель Верховного суда Фредерик Уинсон, член Демократической партии, бывший министр финансов в правительстве Трумэна. У Эйзенхауэра к этому времени был свой кандидат на должность члена Верховного суда (их назначает президент и утверждает Конгресс) — губернатор штата Калифорния Эрл Уоррен. Своему брату Эдгару Дуайт писал, что «с самого знакомства с Уорреном обдумывал его назначение в Верховный суд»{828}.

По оценке Эйзенхауэра, Уоррен был «либеральным консерватором» — именно таких судей президент хотел видеть в высшем юридическом органе страны, правда, никогда не мог объяснить, что именно он подразумевал под этим термином. Скорее всего, имелось в виду, что человек тщательно обдумывает свои решения, не торопится с вынесением вердикта, учитывает все возможные последствия.

Он пару недель колебался, ибо теперь речь шла о кандидатуре не просто на должность судьи, а на пост главы одной из трех ветвей власти. Дуайт даже предложил Д.Ф. Даллесу выдвинуть его кандидатуру. Но это была явная хитрость: Даллес, во-первых, тяготел к правому крылу Республиканской партии, а во-вторых, давно уже связал свою судьбу с внешнеполитической деятельностью и отходить от нее не собирался. Ожидаемый отказ удовлетворил президента и в то же время продемонстрировал, что он выбирал между кандидатами.

В конце сентября Эйзенхауэр назначил Уоррена на должность председателя Верховного суда, чтобы Конгресс после каникул рассмотрел его кандидатуру. Неожиданно «старая гвардия» республиканцев воспротивилась. Дуайт негодовал по этому поводу и даже какое-то время подумывал о возможности выступить инициатором раскола в партии, приведшей его к власти. Он записал в дневнике: «Если республиканская группа откажется признать его (Уоррена. — Г.Ч., Л.Д.), я покину Республиканскую партию и попытаюсь организовать хотя бы небольшую группу из умных независимых людей»{829}. Конгресс всё же утвердил Уоррена на высокой должности, и намерения заняться партийным расколом испарились, хотя позже подчас возникали вновь, когда президент встречал, по его мнению, необоснованную оппозицию в рядах депутатов-республиканцев.

С подачи Эйзенхауэра новый председатель Верховного суда почти сразу же занялся проблемой прав черного населения. Они оба всё сильнее ощущали необходимость конкретных действий, пусть медленных и осторожных, но в то же время демонстрировавших, что высшие круги США считаются с мировыми реалиями, состоявшими в разгроме нацистской Германии с ее расистской идеологией, в начале распада колониальной системы и возникновении первых независимых африканских государств, в проявлении в странах Азии явного сочувствия к судьбе американских негров. Расовая дискриминация явно препятствовала налаживанию нормальных отношений США с новыми государствами и вовлечению их в сферу своего влияния. «Одного только взгляда на негритянскую прессу, — писал известный социолог Э.Ф. Фрейзер, — достаточно, чтобы увидеть, насколько в последние годы выросли взаимопонимание и взаимные симпатии между американскими неграми, с одной стороны, и африканцами и азиатами — с другой»{830}.

Более того, американской администрации и прежде всего президенту необходимо было учитывать, что внутренняя проблема США — дискриминация черного населения — стала фактором холодной войны, действовавшим в пользу СССР. Советская пропаганда развернула наступление. Тот же Фрейзер отмечал: «Влияние России на борьбу цветных колониальных народов за независимость и свободу гораздо значительнее, чем его представляет пропаганда, ведущаяся прессой США. Россия показала миру решение проблемы расовых и культурных меньшинств, живущих в рамках единого политического общества… Отсутствие расовых предрассудков и дискриминации в России имеет огромное влияние на американских негров. Более того, на арене международной политики, в том числе в ООН, Россия превратилась в борца за права цветных колониальных народов»{831}. Достаточно сказать, что адресованная комиссии ООН по правам человека петиция Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения «Мы обвиняем в геноциде» была передана через советских представителей.

В петиции говорилось: «Негры в Соединенных Штатах со дня их рождения и до самой смерти фактически находятся в условиях полной изоляции. Закон, руководствуясь расовыми соображениями, создает для них условия худшие, чем для белых. Они лишены возможности получить надлежащее образование, медицинскую помощь и терпимые жилищные условия: их заставляют жить в гетто и лишают прав и привилегий, предоставляемых другим американцам. Этот режим изоляции… делает их бесправными людьми в своей собственной стране»{832}.

Разумеется, о геноциде — массовом уничтожении людей по национальному признаку — в США говорить не приходилось. В данном случае, как и во многих других, использовалась сознательная подмена понятий во имя пущего пропагандистского эффекта. «Страшный» термин «геноцид», как и «фашизм», вплоть до наших дней употребляется всуе правительствами, партиями, судьями и прокурорами во имя собственных политических выгод в расчете на то, что не очень грамотная толпа просто не знает его смысла. Журнал «Тайм» писал: «Сообщения, правдивые или вымышленные, о положении американских негров, быть может, помогли Соединенным Штатам нажить больше врагов, чем любая другая пропаганда»{833}.

После длительных обсуждений Верховный суд по инициативе Уоррена (по всей видимости, согласованной с Эйзенхауэром) в мае 1954 года принял решение по делу «Браун против Топека» о том, что расовая сегрегация в финансируемых федеральной властью или штатами учебных заведениях не соответствует конституции{834}. Через год Верховный суд принял новое решение — об ускорении осуществления предыдущего. В вердикте говорилось: «Расовая дискриминация в публичном образовании является неконституционной, и все установления, касающиеся федерального, штатного или местного законодательства, требующие или разрешающие такую дискриминацию, должны быть приведены в соответствие с этим принципом». Правда, в решении имелись оговорки, которыми вполне могли воспользоваться расисты: речь шла о проведении его в жизнь «в соответствии с осознанно необходимой скоростью», с необходимой гибкостью, при учете общественных и частных интересов, в соответствии с местными условиями.