Настоящая фантастика – 2015 (сборник) - Василий Головачев

Пока звенели ключи в замочной скважине, пока открывалась тяжелая стальная дверь, мне нужно было успеть исправить положение. Думай, Вадим Андреевич, думай! Впрочем, руки уже все решили за меня. Проворно цапнув черного грызуна поперек пуза, они слегка замешкались, но все же приняли окончательное решение и затолкали хомяка в карман брюк. Только после этого мозг придумал обоснование таким действиям: главное не дать Леське увидеть черного хомяка. Тогда раскроется подлог, слез с истериками будет не избежать. Сейчас главное убрать «черныша» с глаз долой, тихонько вынеся его на улицу, пока Леся с бабушкой возится на кухне, выкладывая и разогревая приготовленные тещей пирожки да блинчики.

– Вадик, мы вернулись! – Тактичная Зинаида Сергеевна всегда громогласно возвещала о своем приходе, боясь застукать нас с Лизой в неурочный момент.

– Папка, мы вернулись! – радостно продублировала Леська.

По линолеуму, в сторону кухни, прошлепали ее босоножки. Хомяк недовольно возился в кармане, сквозь ткань впиваясь острыми коготками мне в бедро. Думай, Вадим Андреевич! Куда делся Маус?! Что соврать Леське?!

– Олеся, а ну-ка быстро сними обувь! – строго отчитала внучку Зинаида Андреевна. – Это что за дела? Лизонька полы моет, моет, а ты тут…

Точно! Лиза! Все-таки она мне поможет, даст необходимую отсрочку! Значит, так, Мауса взяла Лиза, чтобы… чтобы… чтобы… Безымянный «черныш» упрямо выцарапывал себе свободу, мешая думать. Приходилось зажимать край кармана пальцами. Значит, Лиза взяла Мауса, потому что… потому… Да! Потому что Лиза купила себе хомяка-девочку и взяла Мауса на пару дней, чтобы они сделали маленьких хомячат! Будучи в курсе вопроса «откуда берутся дети», Олеська наверняка проглотит такую версию. Так, оправдание готово, осталось только…

Быстро просканировав аквариум на предмет жизнедеятельности «черныша», я тут же заметил совершенно ненужные улики. Приличный клок черной шерсти валялся между забросанным рваными газетами блюдечком с водой и пластиковой крышкой из-под майонеза, доверху забитой сухим кормом. Когда этот паршивец успел столько начесать, ума не приложу! Все еще придерживая одной рукой карман с отчаянно царапающимся хомяком, другую руку я запустил в аквариум. Для того чтобы объяснить, что произошло дальше, понадобится некоторое время.

Вас когда-нибудь било током? Хотя бы обычные 220 вольт? Наверняка било! Помните этот момент странной беспомощности… эту сотую долю секунды, когда вы были не в состоянии управлять собственным телом? Долгое время после удара током вы с повышенной осторожностью поглядываете на розетки и плохо заизолированные провода и ни в коем случае не включаете электроприборы, предварительно не вытерев мокрые руки до сухого скрипа. Вероятно, вам кажется, что это электричество вас так напугало. Что вы просто опасаетесь той боли, которую оно может вам причинить. На самом же деле вы боитесь вовсе не самого электричества. Вы до дрожи боитесь того самого мгновения, когда ваше тело вас не слушалось. Той едва уловимой доли секунды, когда с вашим телом происходило нечто смертельно неприятное, а вы ничего, совершенно ничего не могли с этим поделать.

Нет, меня не ударило током. Не было никаких искр или вспышек. Но ощущение беспомощности было один в один. Тело вдруг перестало меня слушаться. Точно в кошмарном сне, когда отчетливо понимаешь, что вот-вот произойдет нечто непоправимое, пытаешься как-то избежать этого, но события все равно идут своим чередом, вопреки всем усилиям. Меня странным образом передернуло, и я ощутил, да, каждой клеточкой прочувствовал, как собираясь со всего тела, из каждой самой дальней клеточки, каждого самого маленького синапса, через пальцы, в аквариум потекла моя жизнь. В этом-то и заключалось сходство с ощущением, которое испытывает человек, схватившийся за оголенные провода, силящийся отцепиться от них, но не могущий разжать пальцы. Вынужденный слушать, как скрипят и крошатся его зубы. Как, точно хорошо прожаренный попкорн, лопаются его глаза.

Кухня тем временем жила собственной жизнью, переполненная звуками и движением. С хлопаньем закрывал дверцы холодильник. Шумел горячей водой кран в мойке. Гремели кастрюлями полки шкафчиков. Над всем этим звонким колокольчиком носился Леськин смех, да еще где-то на периферии привычно бубнила нравоучения Зинаида Сергеевна. А всего в четырех метрах по прямой от них, за двумя не слишком толстыми стенами из рыжего кирпича и штукатурки, нечто высасывало мою жизнь, как какой-то молочный коктейль. Скажу вам откровенно – это безумно страшно, когда ты ощущаешь себя не человеком, а всего лишь стремительно пустеющей тарой. Наверное, схожие ощущения испытывают еще и вскрывшие вены самоубийцы, но тут не могу утверждать со стопроцентной уверенностью.

Лишь когда по коленям растеклась тупая боль, я понял, что больше не стою на ногах. Оставалась слабая надежда, что, обессилев окончательно, я упаду и рука сама выскользнет из аквариума… Но интуиция подсказывала, что ловушка отпустит меня не раньше, чем выкачает всю жизненную силу до последней крупицы. Пальцы прилипли ко дну аквариума, так и не успев ухватить злосчастный кусочек черной шерсти. Оторвать их не было никакой возможности. Да я и не пытался. Пользуясь моей беспомощностью, безымянный грызун совершил дерзкий побег из кармана и теперь с хозяйским видом сновал возле моих ног. Какой-то частью сознания, крохотной и незначительной, я следил за ним, завидуя его свободе передвижения. Сам же я продолжал опустошаться с невероятной скоростью. Пугающей скоростью. Однако то, что произошло следом, напугало меня куда как больше. Настолько, что я даже не сразу сообразил, что едва-едва избежал смерти. Только ночью, перед самым сном, внезапно сложив все впечатления и воспоминания, полученные от этого жутковатого случая, в единую картину, я понял, насколько близко к пропасти проскочил экипаж моей жизни. Едва осознав это, я едва успел добежать до ванной, где тут же изверг из себя не переваренный ужин, состоявший преимущественно из вкуснейших пирожков Зинаиды Сергеевны. Но это было ночью, а сейчас…

– Глупый, глупый папка! – прозвучало над ухом.

Голос казался приглушенным, как будто словам приходилось преодолевать некий фильтр или звукопоглощающее покрытие. Даже в таком искаженном виде я без труда узнал голос дочери. Именно с этими усталыми, чуть раздраженными нотками она объясняла мне прописные девчоночьи истины: почему к розовому платью совершенно необходимы розовые же туфельки или почему эта кукла лучше той, хотя с виду они совершенно идентичны. Взрослый папка не понимает таких простых вещей! Глупый папка!