Колдун из Салема - Вольфганг Хольбайн

— А вот теперь сматываемся отсюда, — сказал он. — Причем быстро.

Он взял книгу, засунул ее себе под мышку и бросился к двери, уже больше не говоря ни слова. Тремейн тоже побежал было к выходу, но тут же остановился и, оглянувшись, бросил взгляд на мертвеца. Ему опять показалось, что он когда-то уже видел этого человека. Лицо мертвеца было безжизненным и жутко искаженным, но, тем не менее, в нем угадывалось что-то знакомое…

Тремейн отогнал эту навязчивую мысль, повернулся и бросился бежать по лестнице, вдогонку за Гордоном.

Если бы он задержался в комнате еще хотя бы на секунду, он бы увидел, как мертвец, неестественно двигаясь, — так дергаются марионетки в кукольном театре — приподнялся. А если бы Тремейн перед этим обошел вокруг стола, он бы понял, что сидевший за столом мужчина — не мертвец, да и вообще не человек. По крайней мере, судя по нижней части его тела.

От макушки до пояса у него действительно было человеческое тело. Но ниже находилась серая пульсирующая масса, лежащая кучей на сиденье стула. Эта дрожащая слизь стекала с сиденья тонкими блестящими струйками, обвивая ножки стола…

— Мне абсолютно все равно, как ты это назовешь, — сказал я раздраженно. — Мы потерпели самое настоящее поражение, и если эти книги хотя бы наполовину так опасны, как ты все время об этом говорил, то…

Я замолчал. Говард слушал меня уже больше часа, при этом его единственной реакцией на мои слова было то, что он периодически доставал очередную тонкую черную сигару и, раскурив ее, заполнял пространство этой небольшой каюты пахучими голубоватыми клубами дыма. Мало-помалу мне начинало казаться, что я выгляжу не только беспомощным, но еще и одураченным. Ничто так не разочаровывает, как осознание того, что все твои вспышки гнева — а сейчас эти вспышки следовали одна за другой — разбиваются о спокойствие собеседника, как волны о волнолом. Я в беспомощной ярости сжал кулаки, бросил на Говарда такой презрительный взгляд, на какой только был способен, и демонстративно отвернулся. Мне вообще хотелось вскочить и в гневе выбежать отсюда, но на судне длиною в пятнадцать ярдов не так уж много места, чтобы бегать туда-сюда, к тому же я был бы просто смешон, если бы мне через пару минут пришлось вернуться обратно, стуча зубами от холода. Поэтому я остался в каюте.

Говард еще несколько секунд смотрел на меня сквозь клубы табачного дыма, образовавшие плотную, почти непрозрачную стену между ним и мной, затем громко вздохнул и ткнул остаток сигары в уже переполненную пепельницу.

— Ну, теперь-то тебе стало легче? — спокойно спросил он. — Я имею в виду: ты высказал то, что хотел высказать. Ну, так что, тебе после этого полегчало?

Ему не очень-то удалось скрыть в своем голосе насмешливые нотки, но на этот раз уже я вместо ответа бросил на него мрачный взгляд. Ну конечно же, я высказал то, что хотел высказать — где-то раз сорок пять. Но так и не получил никакого ответа.

— Ты ведешь себя так, как будто было бы вполне естественным, если бы мы…

— Конечно же, нет, — перебил меня Говард. Он вздохнул и закурил еще одну сигару. — Однако мы все равно ничего не добьемся, Роберт, если будем метаться, как перепуганные куры. Единственное, что мы можем сейчас делать, — так это ждать.

— Ждать? — выпалил я. — Ждать чего?

— Ждать, пока наши противники не совершат ошибку, — ответил Говард. Он вдруг улыбнулся. — Ты знаешь, а ты очень похож на своего отца, когда сердишься. В твоем возрасте он был таким же вспыльчивым.

— Не уклоняйся от темы, — буркнул я. — Черт возьми, Говард, мне не очень хочется торчать на этой посудине и ждать, что земля разверзнется и поглотит нас.

— Скорее море, — невозмутимо ответил Говард. — Но этого не произойдет, не переживай. Йог-Сотхотх получил то, что хотел. Я даже сомневаюсь, что он сейчас находится где-нибудь поблизости.

Помолчав секунду, он добавил:

— В противном случае мы давно были бы мертвы.

Произнося последние слова, он говорил уже значительно тише, причем в его голосе чувствовалась какая-то странная интонация, которую я не раз замечал, разговаривая с Говардом сегодня.

Я уже снова собирался вспылить, но в последний момент прикусил язык и лишь молча посмотрел на Говарда. Хуже всего было то, что в глубине души я осознавал его правоту. Все ведь зависело от того, сумеем ли мы раздобыть сундук с магическими книгами моего отца. Но нам это так и не удалось, и — что еще хуже — эти книги попали в руки наших врагов.

Наших врагов… Эта мысль воскресила в моем сознании целую цепочку неприятных воспоминаний — именно тех, которые я в течение последних трех дней изо всех сил пытался забыть.

Я с трудом отогнал от себя невеселые мысли и попытался рассмотреть лицо Говарда через голубоватый табачный дым, заполнявший каюту. Несмотря на холод, я демонстративно открыл один из иллюминаторов, но Говард выпускал изо рта облачка дыма быстрее, чем развеивались предыдущие. Сколько я его знал, он почти все время курил. Иногда у меня возникало подозрение, что он и в ванне купается с сигарой в зубах. Его легкие, должно быть, стали уже такими же черными, как душа Йог-Сотхотха.

Мои мысли прервал звук тяжелых шагов по палубе прямо над нами. Я поднял глаза и увидел, как открылась дверь и на лестницу упала узкая полоса тусклого света. Вслед за этим в дверном проеме появилась мощная фигура Рольфа.

Говард встал, швырнул только что начатую сигару в открытый иллюминатор и сделал шаг навстречу Рольфу:

— Ну что?

— Все так, как мы и предполагали, — пробормотал Рольф. — Бенсена уже два дня нет дома. И его никто не видел.

Лицо Рольфа было раскрасневшимся — верный признак немилосердного холода, охватившего это шотландское побережье и явно свидетельствующего о том, что зима уже стучится в двери.

— А в городе поднялась шумиха, — добавил Рольф после небольшой паузы. — Нам лучше там больше не появляться.

Говард, похоже, этому не удивился. Впрочем, не надо обладать особенно большой фантазией, чтобы представить, как развивались события в Дернессе после нашего поспешного исчезновения. Как-никак, без вести пропали три человека, причем при таинственных обстоятельствах, а Говард был последним, кто их видел в живых, к тому же с ними общался. Да и я своим театральным уходом из гостиницы подлил масла в огонь возникших подозрений.

Говард шумно вздохнул, достал еще одну сигару из нагрудного кармана, но — к моему облегчению — так и не зажег ее, а лишь, задумчиво поглядев на ее кончик, откусил его и выплюнул в открытый иллюминатор.

— Больше ты ничего не заметил? — спросил он.