Жозеф Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По мне, вы зря упорствуете. Ее высочество Луиза Французская больше не занимается мирскими делами.
— Ну какая вам разница? Доложите, что я хочу с нею говорить.
— Повторяю, у нее собрание капитула.
— После капитула.
— Он только что начался.
— Тогда я пройду в церковь и подожду за молитвой.
— Сударыня, я в отчаянии.
— Отчего же?
— Вы не можете повременить до завтра?
— Не могу.
— Тогда мне придется вам отказать.
— Выходит, я ошиблась? Значит, я не в доме милосердного Господа? — вскричала незнакомка, и столько энергии было в ее взгляде и голосе, что монахиня, не имея более сил противиться, уступила:
— Ну, если вам так спешно, попробую.
— Передайте ее высочеству, — добавила незнакомка, — что я приехала из Рима и, если не считать двух передышек в Майнце и Страсбурге, останавливалась в пути, только чтобы поспать, и отдыхала ровно столько, сколько нужно, чтобы иметь силы держаться на лошади, а лошади дать возможность набраться сил.
— Передам, сестра моя.
Монахиня удалилась.
Через несколько минут появилась послушница.
За нею шла привратница.
— Ну что? — в нетерпении спросила незнакомка.
— Сударыня, ее королевское высочество сказала, что сегодня не может дать вам аудиенцию, — ответила послушница, — но монастырь не откажет вам в гостеприимстве, раз вы полагаете, что вам немедленно нужно обрести убежище. Поэтому войдите, сестра, и, если вы действительно после столь долгой дороги и устали, вам следует поскорее лечь в постель.
— А как же конь?
— Не беспокойтесь, сестра, о нем позаботятся.
— Он смирен как овечка. Зовут его Джерид. Поручаю его вашим заботам.
— За ним будут ухаживать, как за королевскими лошадьми.
— Благодарю вас.
— А теперь проводите госпожу в ее комнату, — сказала послушница сестре-привратнице.
— Нет, в церковь. Я не нуждаюсь в сне, мне нужно помолиться.
— Часовня открыта для вас, сестра, — проговорила монахиня, указывая на боковую дверь в церковь.
— Я увижу мать-настоятельницу? — спросила незнакомка.
— Завтра.
— Утром?
— Нет, утром не получится.
— Почему?
— Завтра утром у нас будет большой прием.
— Неужели у кого-то есть более спешное дело или есть кто-то несчастней меня?
— Завтра дофина оказывает нам честь остановиться здесь на два часа. Это великая милость для нашего монастыря и великое торжество для всех сестер. Так что сами понимаете…
— Увы!
— Мать-настоятельница желает, чтобы все здесь было достойно царственных гостей.
— Но пока я не повидаюсь с августейшей настоятельницей, я буду здесь в безопасности? — с явным испугом оглядываясь вокруг, спросила незнакомка.
— Разумеется, сестра. Наш монастырь дает убежище даже преступникам, а тем более…
— Беглецам, — закончила незнакомка. — Значит, сюда никто не может войти?
— Без позволения никто.
— Господи! — воскликнула женщина. — А вдруг он получит позволение? Он обладает таким могуществом, что временами оно повергает меня в ужас.
— Кто? — полюбопытствовала монахиня.
— В церковь! В церковь! — воскликнула незнакомка, словно для того, чтобы утвердить мнение, которое начало складываться о ней у собеседниц.
— Идемте, сестра, я провожу вас.
— Поймите, меня преследуют. Скорее в церковь!
— О, стены Сен-Дени прочны, — с сочувственной улыбкой проговорила послушница, — а вы так устали, что, поверьте, лучше бы вам последовать за мной и отдохнуть в мягкой постели, а не утруждать свои колени на каменном полу часовни.
— Нет, я хочу помолиться, чтобы Господь оградил меня от преследователей! — воскликнула женщина, скрываясь за указанной монахиней дверью и затворяя ее за собой.
Послушница, любопытная, как все обитательницы монастыря, обошла церковь кругом и, осторожно заглянув в двери главного входа, увидела, что незнакомка распростерлась перед алтарем и молится, мешая слова молитвы со слезами.
48. ПАРИЖСКИЕ ГОРОЖАНЕ
Монахини не обманули незнакомку: капитул в самом деле собрался и обсуждал, как с наибольшим блеском встретить дочь императоров.
Именно с этого ее королевское высочество принцесса Луиза и начала свое правление в Сен-Дени.
Сокровищница монастыря изрядно опустела: предыдущая настоятельница, уступив место принцессе Луизе, забрала с собою большую часть принадлежавших ей кружев, а равно ковчеги и дароносицы, которые, как правило, предоставляли общине настоятельницы из знатных семей, посвятившие себя служению Господу на самых светских условиях.
Принцесса Луиза, узнав, что дофина остановится в Сен-Дени, послала нарочного в Версаль, и той же ночью в монастырь прибыла повозка, груженая гобеленами, кружевами и всевозможными украшениями.
Было их в повозке на шестьсот тысяч ливров.
Слухи, разошедшиеся о царственном великолепии готовящегося торжества, еще более разожгли невероятное и потрясающее любопытство парижан, которых, по словам Мерсье[133], нетрудно рассмешить, когда они собираются небольшими группками, меж тем как в толпе они склонны к задумчивости и слезам.
Когда же перед рассветом распространились сведения и о пути следования дофины, парижане десятками, сотнями, тысячами стали покидать свои логова и стекаться к монастырю.
Полки гвардейцев и швейцарцев, расквартированные в Сен-Дени, были подняты и расставлены шпалерами вдоль дороги, чтобы сдерживать напор волн людского моря, которое уже бушевало у портиков собора, выплескиваясь на статуи и порталы монастыря. Куда ни глянь, всюду людские головы: детские — свешивались с козырьков над дверьми, мужские и женские — высовывались из окон; тысячи зевак, пришедших позже либо, подобно Жильберу, предпочитающих свободу неудобствам завоевания или сохранения места в толпе, — так вот, тысячи зевак, словно неутомимые муравьи, лезли на деревья, стоящие по обе стороны дороги от Сен-Дени до Мюэта, и рассаживаясь на ветвях.
После Компьеня количество придворных с их экипажами и челядью изрядно поубавилось. Только самые важные вельможи теперь могли сопровождать короля, пользуясь подставами, приготовленными по пути, и благодаря этому проезжая перегоны в два-три раза больше обычного.
Менее значительные особы либо остались в Компьене, либо добирались до Парижа на почтовых, давая тем самым передышку собственным лошадям.
Однако, отдохнув денек в городе, господа вместе с челядью отправились в Сен-Дени, но не столько для того, чтобы поглядеть на дофину, которую они уже видели, а скорее, чтобы поглазеть на толпу.