У свободы цвет неба (СИ) - Аусиньш Эгерт

   Последние слова он адресовал ведущему с удивительно милой улыбкой, поощряющей откровенность. Мне стало жаль парня. "Заткнись, - подумала я, - только не говори ничего, пока тебя опять кретином не выставили". Но нет. Он все-таки открыл рот, дуралей.

   - Но это же не значит, что ваши действия в должности наместника были нормальны во всем, - высказался ведущий. - Кроме того, Димитри да Гридах, расследуя действия вашей команды, если это можно так назвать, применял самые жесткие меры против своих же соотечественников, продемонстрировавших бесцеремонное попрание прав людей. А вы сейчас говорите о правах животных так, как будто они важнее.

   - Да, - легко согласился да Шайни, - в любой культуре есть категория людей, которым бесполезно что-либо объяснять. Они изо всех сил закрывают глаза, затыкают уши, стараются не помнить и не верить, что кому-то плохо от их действий. Ведь признать это им невыгодно, они не умеют сделать себе хорошо иначе, чем за чужой счет. Некоторые из моих людей приняли эти нормы, к сожалению, за что и поплатились жизнью. Но нормы эти они не принесли с собой из-за звезд, а взяли здесь. Вот и теперь в самом вашем вопросе они опять прозвучали. Вы сами сейчас попрали равенство, установленное природой. Вы правда думаете, что, начав выяснять, какие из животных лучше, а какие хуже, вы не попадете в число проигравших на каком-то шаге сравнения?

   Я смотрела на снисходительную усмешку да Шайни, видела, как ведущий стремительно ищет следующий вопрос, и думала: "Заткнись, кретин, не позорь Землю".

   - Есть нечто более важное, чем равенство, - наконец, ляпнул парень.

   - Да? - заинтересованно спросил да Шайни. - И что же?

   - Любовь, - уверенно сказал ведущий. - И ей нужно учить с детства. В том числе через общение с другими существами. С животными.

   На какое-то время мне показалось, что он отыграл позиции или сейчас их отыграет. Но когда Унриаль заговорил, я поняла, что мне еще учиться и учиться.

   - Согласен, - сказал он серьезно и спокойно. Ведущий было вдохнул, но вклиниться не успел: да Шайни продолжил реплику. - Но контактный зоопарк - это не о любви. Сами скажите, чему может научить человека, особенно маленького, тисканье диких животных, от усталости и дурного обращения не способных сопротивляться рукам и живущих в грязном подвале, где даже здоровой крысе не будет хорошо? Тому, что, заплатив деньги, можно делать что угодно и с кем угодно? Тому, что чужие желания ничего не значат? Тому, что нормально ради своей прихоти содержать другое живое существо в грязи, тесноте, голоде и мучениях? Вы удивитесь, если через несколько лет этот же ребенок купит секс или билет на криминальные бои? Я - нет.

   После этой реплики Унриаль, глянув на ведущего, как на описавшегося пуделя, продолжил издеваться над беднягой.

   - Очень многие, услышав эти вопросы, начинают размахивать правами и интересами своих чад, как знаменем. "А как же дети?! Что же им, только на экране видеть обезьян, сов, лори, соболей?!" Но господа, бьющиеся за права своих отпрысков на новый опыт, почему-то не хотят вместе с детьми провести день хотя бы в том же кошмарном заказнике в Юкках и сделать там что-нибудь для улучшения жизни несчастных существ, пребывающих в унизительных условиях. Действительно, зачем? Можно же просто заплатить деньги и получить на время живую игрушку в пользование. Кончится эта - поймают другую. Удалят когти и зубы, привезут в тесном ящике, посадят в темный душный подвал и дадут в руки за деньги. И расскажут, что именно это и есть любовь...

   Досматривать я не стала. Понадеялась на то, что потом оцифруют и вытащат на Ютуб или выложат на сайт администрации империи, а я посмотрю в выходной, когда закончим с этим заданием, будь оно неладно. Отправлять сообщение тоже не стала, решила, что поблагодарю при встрече на уроке. Встала и пошла спать, размышляя о какой-то ерунде, кажется, о том, где мне самой-то брать гражданскую одежду.

   На следующий день после показа интервью с бывшим наместником края по единственному официальному телеканалу подполковник Рудой пошел за советом. Принеся Бате повинную голову, он честно признался, что он, видимо, дурак, потому что понять смысл, а главное, цели этого спектакля с Унриалем да Шайни в главной роли он не в состоянии. Симпатия зеленых - это, конечно, хорошо, но не такой же ценой. И вообще сейчас не об этом бы думать.

   - Ваня, погоди. - Батя был серьезен и даже доброжелателен, и это насторожило Ивана Кимовича. - Зеленые тут не единственный возможный адресат и, кстати, не самый крупный. Да ты присаживайся, в ногах правды нет.

   - А что еще может быть? - обреченно спросил Иван Кимович, занимая табурет.

   - Индия, судя по его заявке про молоко и мясо от одного животного, вполне может оказаться адресатом. Хороший торговый партнер, между прочим. И кстати, местные индуисты тоже. Эти как бы сами сдаваться не пришли. Тибет в довольно шатком положении, и туда не особенно расширишься, но начать принимать в край - почему нет? После того как здесь эмиграциями и репрессиями численность сократили, вполне может быть задачей. Но по моим ощущениям, дело не только в этом.

   - Вот я тоже вижу второе дно, а какое, определить не могу, - Иван Кимович вздохнул.

   - Ты забыл просто, - усмехнулся Батя. - Вань, вспомни, у него интонации во время этой речи были очень похожи на тон покойного Гаранта. Тот никогда не угрожал, он предупреждал. И предупреждал, как бы указывая на слабые места. Знаешь, как в шахматах: когда в партии разрядников или мастеров по ошибке кто-то делает дурацкий ход, второй говорит "поднимите вашу шпагу", мол, исправься сейчас, и сделаем вид, что этого не было. Вот такой как бы участливый, как бы уважительный тон замечания, после которого обычно следовала особо изощренная атака именно в это слабое место.

   - А, ну да, - кивнул Иван Кимович, припоминая. - И кому же после этого отлетит?

   Батя улыбнулся:

   - Думай, Ваня. Я тебе все нужное сказал.

   - Так... - Рудой перевел взгляд за окно. Скользя взглядом по линии крыш, он начал рассуждать вслух. - Не похоже, чтобы администрация империи планировала репрессии по отношению к фермерам и хозяйствам. Какие-то изменения явно запланированы, если аж сам Ведьмак бойни проверял, но вряд ли репрессии. Сортировка животных ведется, но с минимальной нагрузкой на производственный процесс, иначе знал бы не я, так Владислав Васильевич. То есть не фермеры. Зоозащитники в администрацию уже сунулись, и самые радикальные ушли оттуда очень быстро, а вслед им припомнили все, что да Шайни не сказал в интервью, две статьи об этом точно есть, одна на Фонтанке.Ру, вторая в Чифтайме. С кем-то разговаривали, но не с этими оголтелыми. При этом конников и служебное собаководство слушали внимательно и приглашали приходить еще, разговор явно планируют продолжить. Получается, Батя, здешних бить они не планируют.

   - И какой же вывод из этого следует? - с интересом спросил старый безопасник.

   - Не знаю, - признался Иван Кимович. - Не могу предположить. Что-нибудь посоветуешь?

   - Конечно, - улыбнулся старик. - Освежи в памяти протоколы по инцидентам, пригодится.

   С этой встречи подполковник Рудой ушел очень озадаченным, впрочем, так было не впервые, и он насторожился не больше, чем обычно, когда получал от Бати задачку на подумать. А может быть, и меньше обычного.

   То, что в своем легком отношении к вопросу он был неправ, подполковник Рудой понял через всего-то полторы недели. И тихо порадовался, что его эти вопросы не коснутся, по крайней мере пока. То, что к досточтимым побежали дружить кришнаиты и прочие индуисты и буддисты, сидевшие тише мыши под метлой лет десять, он заметил сразу и только хмыкнул про себя. Религиозные вопросы не были его сильным местом, но вчуже он догадывался, что дружбы может не получиться из-за разницы представлений о допустимом.