Настоящая фантастика – 2011 - Александр Николаевич Громов

– На фига мне всякую гадость на лицо кладешь?!

– Это не гадость, это платок. Там чьи-то сопли были, но я в реке постирала…

– Я не спрашиваю, что это, я спрашиваю, на фига?

– Потому что моя мама так всегда делала, когда я сознание теряла, – сказала она неожиданно тихим голосом. И в этой фразе было столько тоски, что вся злость испарилась. Я поднял свой платок, отжал, разгладил на капоте машины.

Раздался кашель – Небо приподнялся на локте, уткнулся лбом в колесо, судорожно хватал ртом воздух.

– Таблетки… в бардачке… – с трудом прохрипел он.

Я сунулся было в машину, но Лили успела раньше. Действительно быстрая…

– Ну как, лучше? Водички дать? – спросила она голосом заботливой мамаши.

– Нет, спасибо.

Небо сел, привалившись к машине. Лили склонилась над ним.

– Сосисочки или паштетик? – Ее тон был такой приторный, что аж противно стало.

– Хватит уже с ним сюсюкаться, – сказал я резко. – Это ведь он нас чуть не угробил!

– Ха! Сами ко мне напросились, а теперь жалуетесь?

– Кто жалуется? Просто мог мне дать порулить, если сам собрался в обморок падать.

– Ха. Вот это на самом деле было бы опасно.

Он снова закашлял, а Лили закудахтала над нам, словно клуша. Я покачал головой и пошел собирать ветки береговых ив для костра.

– Ты жульничаешь!

– Сама жульничаешь! Два флэша и каре подряд – так не бывает!

– Мне Боженька помогает.

– А может, ты дьяволу душу продала?

Лили разозлилась так, что карты бросила. Я только ахнуть успел – роял флэш! Но она даже внимания не обратила – сверкала на меня рыжими глазами.

– Еще раз такое скажешь, до конца жизни будешь жалеть!

– Да ладно, я пошутил!

– С этим не шутят!

– Ты что, верующая?

– Конечно! А ты – нет?

– Я вырос в католическом приюте. Вот скажи, разве можно после этого остаться верующим? – усмехнулся я, про себя добавив: «Особенно с моими способностями». Когда совершенно точно знаешь, о чем думают люди, которые говорят о Боге. Тогда я еще не умел закрываться от чужих воспоминаний – не хочешь, а смотришь… С тех пор каждую ночь кошмары…

А Лили вдруг уткнулась лбом в острые коленки, плечи ее дрогнули.

– Ну… Ты чего? – я отложил свои карты – все равно моим двум парам не сравниться с ее комбинацией, да и играли мы не по-настоящему, а от нечего делать, – сел к ней поближе. – Я же не хотел…

– Постоянно одно и то же, – всхлипнула она, – «Сатанинское отродье», «Дьяволу душу продала», «Чудовище»… И никто не скажет – «Милостью Божией»… Почему так? Почему люди видят во всем только зло? Христа с перепугу распяли, святых скольких замучили…

– А ты знаешь точный способ отличить Божью волю от происков дьявола? – подал голос Небо, не отрывая глаз от блокнота, в котором он уже который час что-то увлеченно строчил.

– Я – знаю! – Лили резко вскинула голову.

– А другие – нет, – Небо вырвал листки из блокнота, сложил их в чистый конверт, запечатал. – Подозревать легче, чем доверять. Плохое лучше видно, чем хорошее. Так ведь, Том?

Я не счел нужным отвечать. Лили тоже молчала, а потом вдруг засмеялась:

– Я-то знаю, что я хорошая! И Бог меня любит! А сейчас я иду купаться! Ты со мной? – повернулась она ко мне.

– Вот еще, – проворчал я. Даже от мысли о холодной воде мурашки пошли по коже.

– Трусишь, да? – Лили по-собачьи свесила голову и стрельнула взглядом в мою сторону.

– На провокации не поддаюсь.

Она показала мне язык, рывком сдернула свитер и со смехом ускакала в темноту.

– Дура! – только и успел я крикнуть ей вслед.

– Детский сад, – вздохнул Небо и отхлебнул кофе, сваренный на костре в пустой консервной банке.

– Она совсем безбашенная, – горько посетовал я.

– Зато ты рядом с ней выглядишь так, словно тебе и в самом деле уже восемнадцать.

– Ты это о чем? – спросил я подозрительно, на всякий случай набросив куртку на согнутые колени.

– Теперь ты уже не так похож на взъерошенного злого вороненка, выпавшего из гнезда.

– Знать бы, где оно, то гнездо, из которого я выпал, – сказал я.

– Да, хорошо бы узнать, – Небо поскреб подбородок.

Мы помолчали. Я смотрел вверх, на полную луну, Небо изучал отражение луны в своем пластиковом стаканчике.

– Слушай, а куда ты все-таки едешь? – не выдержал я.

– Ты же сам сказал – в никуда. Другого пути все равно уже нет… Для меня.

– А для меня?

– Это уж тебе виднее…

– Не хочу быть Суперменом… Обывателем – тоже не хочу. А кем хотел бы стать, тем не могу. Но просто ехать, ни о чем не думая, – зачем? Ты прав был, бегство это…

– Еще немного, и я поверю, что тебе восемнадцать, – Небо лениво потянулся, подбросил сучьев в костер.

– Бр-р-р! – к костру мокрой стрелой прискакала Лили. Я едва отвернуться успел. И в куртку поплотнее закутался. – Холодно, холодно, холодно! Тепло, тепло, тепло! – она натянула свитер, присела вплотную к костру, тряхнула взлохмаченными волосами, рассыпая брызги в разные стороны.

– Дура! – повторил я, стирая с лица холодные капли.

– Ага, – покорно согласилась она, прыгая у костра. – Согреваюсь, согреваюсь… Ой, моя любимая песня!

Она лихо скакнула в салон машины, крутанула до упора колесико громкости.

Come on, come on, come on, come on

Now touch те, baby

Can't you see that I am not afraid?

What was that promise that you made?

Why won't you tell me what she said?

What was that promise that you made?

Лили танцевала – одна-одинешенька, возле костра на берегу реки под сенью пустынной дороги. Не только телом танцевала, а всем-всем, чем можно. Я видел ее танцующую душу, и это оказалось совсем не страшно. Потому что внутри у нее сейчас не было ничего, кроме музыки и танца.

I'm gonna love you,

Till the heavens stop the rain

I'm gonna love you

Till the stars fall from the sky for you and I

Она подлетела ко мне, схватила за руку… И я понял, что тоже хочу танцевать вот так, быстро, безумно, просто так – ни за чем.

Come on, come on, come on, come on

Now touch те, baby

Can't you see that I am not afraid?

What was that promise