Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого - Бхагаван Раджниш

Один из генералов приходил ко мне. Я спросил его: «Вас готовят почти каждый день к смерти, и все же... как вы ухитряетесь быть счастливыми?» Он сказал: «Что же еще делать? Смерть несомненна».

Коль скоро признаны несомненность, неотвратимость, неизбежность — тогда, вместо того чтобы рыдать, плакать, жаловаться и влачиться к могиле, — почему не плясать? Почему не использовать большую часть времени, которое вам отпущено между колыбелью и могилой? Почему не проживать каждый миг с такой тотальностью, что, если следующий миг так и не наступит, недовольства все равно нет? Вы можете умереть радостно, потому что жили радостно.

Но лишь очень немногие люди поняли внутреннюю работу своей собственной психики. Вместо того чтобы жить, люди начинают защищаться. Та же самая энергия, которая могла бы стать песней и танцем, направляется на накопление — больше денег, больше власти, больше амбиций, больше безопасности. Та же самая энергия, которая могла бы быть потрясающе прекрасным цветком любви, становится просто заточением в браке. Брак безопасен — по закону, по социальной конвенции, по вашему собственному понятию респектабельности и по тому, что скажут люди. Каждый боится кого-то другого... поэтому люди так и продолжают притворяться.

Любовь исчезает; она не в ваших руках. Она приходит как дуновенье, и она уходит как дуновенье. Те, кто бдителен и осознает, танцуют с дуновеньем, наслаждаются его глубочайшим потенциалом, довольствуются его прохладой и благоуханием, а когда оно уходит, не сожалеют и не печалятся. То был дар неведомого, он может прийти снова. Они ждут... он приходит снова и снова. Они постепенно научаются глубокому терпению и ожиданию.

Но большинство человеческих существ испокон веков делало совсем противоположное. Боясь, что дуновение уйдет, они закрывали все двери, все щели, через которые можно ускользнуть. Это и есть их обустройство безопасности. Это называется бракосочетанием. И вот они шокированы: когда все окна и двери закрыты, когда они законопатили даже маленькие щели — вместо замечательного, прохладного, благоуханного дуновенья у них только застойный мертвый воздух.

Каждый чувствует это, — но требуется отвага, чтобы признать, что они сами разрушили красоту дуновения, заточив его. В жизни ничего нельзя захватывать и заточать. Надо жить в открытости, давая происходить всем видам переживаний, будучи полностью удовлетворенным, пока они продолжаются, благодарным, — но, не опасаясь за завтра.

Если нынешний день принес замечательное утро, прекрасный восход, песни птиц, восхитительные цветы, зачем беспокоиться по поводу завтра? Ведь завтра будет другое сегодня. Может, у восхода будут иные краски, может, птицы немного изменят свои песни, может, будут дождевые облака и танец дождя, — но это все обладает своей собственной красотой, у всего свой собственный источник силы.

Хорошо, что вещи всегда изменяются, что каждый вечер не один и тот же, что каждый день не точное повторение предыдущего. Нечто новое... это и есть то самое волнение и восторг жизни; иначе человеку будет очень скучно. И те, кто сделал свою жизнь совершенно безопасной, скучают. Им скучно со своими женами, им скучно со своими детьми, им скучно со своими друзьями. Скука — переживание миллионов людей, хоть они и улыбаются, чтобы скрыть ее.

Фридрих Ницше справедливо сказал: «Не думайте, что я счастливый человек. Я улыбаюсь, чтобы предотвратить слезы. Когда я улыбаюсь, я занят, так что мне не до слез. Если бы я не улыбался, слезы появились бы обязательно».

Людей обучили совершенно неправильным отношениям: скрывайте свои слезы, всегда сохраняйте дистанцию, держите других, по крайней мере, на расстоянии вытянутой руки. Не давайте другим слишком приближаться, потому что вдруг тогда они узнают ваше внутреннее страдание, вашу скуку, вашу боль; вдруг они узнают вашу болезнь.

Все человечество больно, по той простой причине, что мы не позволяем небезопасности жизни быть нашей истинной религией. Наши боги — это наша безопасность, наши добродетели — это наша безопасность, наше знание — это наша безопасность, наши отношения — это наша безопасность. Мы растрачиваем свою жизнь, занимаясь накоплением соглашений по безопасности. Наши добродетели, строгости — не что иное, как попытка обеспечить безопасность даже после смерти — создание банковского счета на том свете. А тем временем потрясающе прекрасная жизнь ускользает из ваших рук. Деревья так красивы, потому что им неведом страх опасности. Дикие животные такие величественные, потому что они не знают, что существует смерть, существует небезопасность. Цветы могут танцевать под солнцем и дождем, потому что они не озабочены тем, что произойдет вечером. Их лепестки опадут, и точно так же, как они появились из неведомого источника, они снова исчезнут в том же самом неведомом источнике. Но тем временем, между этими двумя пунктами — появлением и исчезновением, — у вас есть возможность выбора: либо плясать, либо отчаиваться.

Да Хуэй говорит, что люди ходят в церкви, храмы и мечети не оттого, что они религиозны, а оттого, что они трусливы. Из-за того, что они не могут жить, они ищут способы защитить себя.

Обычно я останавливался в Сурате, у друга в доме. Друг этот принадлежал к удивительной мусульманской секте, а Сурат — это их штаб-квартира. Я не мог поверить, что разумные люди способны на... Это очень богатая и очень интеллигентная община, люди сплошь образованные. За разговором с ним я узнал, что в их обществе, когда кто-то умирает, его друзья и семья дают деньги священнику высокого ранга. Порой священнику дают десятки тысяч рупий — как представителю Бога: человек отправляется в паломничество, и о его душе нужно позаботиться после смерти.

Священник пишет письмо Богу, рекомендательное письмо: «Об этом человеке следует позаботиться. Прошу обеспечить ему хорошее место на небесах» — очевидно, соответственно пожертвованиям. Такое письмо кладут в карман покойного, покойного кладут в могилу, а деньги, разумеется, кладут в карман священника.

Я спросил друга: «Ты думаешь, что деньги каким-то неисповедимым образом попадают к Богу?»

Он сказал: «Такова вера».

Я повел его ночью на их кладбище к новой, свежей могиле. Мы вскрыли ее, и он сказал: «Это большое святотатство».

Я сказал: «Я не принадлежу к твоей религии, не беспокойся — вся ответственность на мне». И я вытащил письмо из кармана покойника. Я сказал: «Письмо здесь. Парень забыл взять письмо. Что же теперь ему делать?» Личная характеристика... в двадцатом веке! Мы все еще дикари.

И я встретился с самим священником. Это хорошо образованный человек, имеет докторскую степень по литературе. Я сказал ему: «По крайней мере, это ваша обязанность — будучи человеком интеллигентным, образованным — не вводить людей в ложную безопасность. Люди отдают сбережения всей своей жизни, чтобы обеспечить спокойное место на том свете, но они не жили здесь!»

Он не смог отрицать этого: «Это не хорошо, — но я лишь представитель давнего наследия. Мой отец был священником, мой дед был священником. Это наша семейная профессия».

Я сказал: «Возможно, это ваша семейная профессия, но в ней больше преступления, чем профессии. Вы же интеллигентный человек, вы должны разоблачить это лицемерие».

Но он сказал: «Я обдумывал это много раз. Что касается меня, я уже очень богат — века накоплений... Я могу разоблачить это, рассказать, что все деньги идут в карман священника, — но я останавливаю себя, потому что это дает людям огромное утешение и чувство безопасности. Я не хочу нарушать их утешение и их безопасность».

Я могу понять его соображения; и я не думаю, что он старался защитить себя. Он был искренним. Но таковы наши утешения, получаемые различными путями от всевозможных религий, всевозможных священников, всевозможных политиков. Каждый из них делает вашу жизнь безопасной — и каждый из них разрушает вас.

Подлинно религиозный человек просто отбрасывает идею безопасности и начинает жить в полной небезопасности, ибо такова природа жизни. Вам не изменить этого. То, чего вы не можете изменить, примите — и примите с радостью. Не нужно зря биться головой о стену; пройдите через дверь.

Да Хуэй в своих последних сутрах дает вам свою точку зрения. Хотите обрести подлинную единую таковость ума и объектов? Потребуется резкий, полный отрыв... Эти слова стоит запомнить: Потребуется резкий, полный отрыв. Потребуется прекращение того способа, каким вы жили до сих пор. Вы должны перестать жить по логике страуса.

Страус — очень логичное животное. Как только страус завидит любого врага, охотника, он сует свою голову глубоко в песок. Не глядя на врага, он чувствует полную безопасность. На самом же деле он оказывается в еще большей опасности. Если бы он смотрел на врага, у него были бы какие-то шансы на спасение или, по крайней мере, на попытку. Когда же он стоит так — головой в песок, с закрытыми глазами, — он абсолютно уязвим.