Дети капитана Гранта - Жюль Верн

Паганель спросил молодого капитана, не мог ли бы строившийся плот, вместо того чтобы высадить своих пассажиров на берег, проплыть с ними вдоль побережья до Окленда. Джон Манглс ответил, что такое предприятий было бы опасным.

— А возможно было бы осуществить на ялике брига то, что мы не можем попытаться сделать на плоту?

— В крайнем случае, да, — ответил Джон Мангле, — и то лишь при условии, если бы мы шли на нем днем, ночью отстаивались на якоре.

— Так, значит, подлецы, которые нас бросили…

— Ах, эти-то! — сказал Джон Манглс. — Они были совсем пьяны, и я боюсь, что в такую непроглядную ночь они поплатились жизнью за свой низкий поступок.

— Тем хуже для них, — отозвался Паганель, — но тем хуже и для нас, ибо ялик этот был бы для нас очень полезен.

— Что делать, Паганель! — вмешался в разговор Гленарван. — Плот доставит нас на сушу.

— Этого-то мне и хотелось бы избежать, — сказал географ.

— Как, — воскликнул Гленарван, — нас ли, закаленных людей, может испугать путешествие в каких-нибудь двадцать миль после наших приключений в пампасах Австралии!

— Друзья мои, — ответил Паганель, — я не сомневаюсь ни в нашей отваге, ни в мужестве наших спутниц. Двадцать миль — это, конечно, сущий пустяк во всякой стране, кроме Новой Зеландии. Надеюсь, вы не заподозрите меня в малодушии — ведь я первый подбивал вас пересечь Америку, пересечь Австралию. Но тут я еще раз повторяю: все лучше, чем путешествие по этой вероломной стране.

— Все лучше, чем верная гибель вместе с севшим на мель судном, — возразил Джон Манглс.

— Чего же следует нам так опасаться в Новой Зеландии? — спросил Гленарван.

— Дикарей, — ответил Паганель.

— Дикарей? — повторил Гленарван. — Но разве мы не можем избежать встречи с ними, держась берега? К тому же нападение нескольких жалких дикарей не может устрашить десять европейцев, хорошо вооруженных и готовых защищаться.

— Дело идет не о жалких дикарях, — отвечал, качая головой, Паганель. — Новозеландцы объединены в грозные племена, борющиеся против английского владычества. Они сражаются с захватчиками своей родины, часто побеждают их, а победив, всегда съедают!

— Так это людоеды! Людоеды! — крикнул Роберт, а затем прошептал еле слышно: — Сестра… миссис Элен…

— Не бойся, мой мальчик, — сказал, желая успокоить его, Гленарван. — Наш друг Паганель преувеличивает.

— Я ничего не преувеличиваю! — возразил географ. — Роберт показал себя мужчиной, и я говорю с ним как с мужчиной, не скрывая от него правды. Неужели же вы думаете, что все новозеландцы цивилизованы? — продолжал Паганель. — В прошлом году один англичанин, Уокнер, был замучен с ужасающей жестокостью. И имейте в виду, что это преступление было совершено в 1864 году, в Опотики, в каких-нибудь нескольких лье от Окленда, так сказать на глазах у английских властей.

— Ба! — сказал майор. — Не рождено ли большинство этих рассказов воображением путешественников? Приятно вернуться из опаснейших стран, едва не побывав в желудках людоедов.

— Я допускаю, что в этих свидетельствах есть известная доля преувеличения, — ответил Паганель, — но ведь обо всем этом рассказывали люди, достойные доверия, как, например, Марсден, капитаны Дюрвиль, Лаплас, а также многие другие, и я верю их рассказам, я не могу им не верить. Новозеландцы по природе жестоки. Когда у них умирает вождь, они приносят в жертву людей. Считается, что жертвы эти смягчают гнев умершего, — иначе этот гнев мог бы обрушиться на живых. Заодно вождь получает и слуг для «того света». Но так как, принеся в жертву этих слуг, новозеландцы затем пожирают их, то есть основание считать, что делается это скорее из желания поесть человеческого мяса, чем из суеверия.

Паганель был прав. Людоедство в Новой Зеландия стало таким же хроническим явлением, как и на островах Фиджи или Торресова пролива. Суеверие, несомненно, играет известную роль в этих гнусных обычаях, но все же людоедство существует главным образом потому, что бывают времена, когда дичь в этих местах редка, а голод силен. Дикари начали есть человеческое мясо, чтобы удовлетворить свой редко утоляемый голод. В дальнейшем их жрецы регламентировали и освятили этот чудовищный обычай. Пиршество стало церемонией — вот и все.

К тому же, с точки зрения маори, нет ничего более естественного, как поедать друг друга. Притом новозеландцы утверждают, что, пожирая врага, они уничтожают его духовную сущность и таким образом к ним переходят его душа, сила, доблесть, ибо все это главным образом заключено в его мозгу. Вот почему мозг и является на пиршествах людоедов самым изысканным и почетным блюдом.

Однако Паганель настаивал, и не без основания, на том, что главной причиной людоедства являлся голод — не только у новозеландцев, но и у первобытных жителей Европы.

— Да, — прибавил географ, — людоедство свирепствовало среди предков самых цивилизованных народов, и не посчитайте, друзья мои, за личную обиду, если я скажу вам, что особенно оно было развито у шотландцев.

— В самом деле? — сказал Мак-Наббс.

— Да, майор, — подтвердил Паганель. — Если вы прочтете некоторые отрывки из летописей Шотландии, вы увидите, каковы были ваши праотцы, и, даже не углубляясь в исторические времена, можно указать, что в царствование Елизаветы, в то самое время, когда Шекспир создавал своего Шейлока, шотландский разбойник Сэвней Бек был казнен за людоедство. Что побудило его есть человеческое мясо? Религия? Нет, голод.

— Голод? — спросил Джон Манглс.

— Да, голод, — повторил Паганель. — Потому что у них не имеется животных, и это надо знать: не для того, чтобы оправдывать новозеландцев, но чтобы иметь объяснение их людоедства. В этом негостеприимном крае редки не только четвероногие, но и птицы. Поэтому-то маори во все времена и питались человеческим мясом. У них даже существует сезон людоедства, подобно тому как в цивилизованных странах существует охотничий сезон. Тут начинаются у новозеландцев великие охоты, иначе говоря — великие войны, после которых целые племена подаются на стол победителей.

— Таким образом, Паганель, судя по вашим словам, людоедство в Новой Зеландии переведется лишь тогда, когда на ее лугах будут пастись стада овец, быков и свиней? — заметил Гленарван.

— Очевидно, так, дорогой сэр.

— А в каком виде маорийцы едят человеческое мясо, — спросил Мак-Наббс: — в сыром или вареном?

— Да зачем вам это нужно знать, мистер Мак-Наббс? — воскликнул Роберт.

— А как же, мой мальчик! — серьезным тоном ответил майор. — Ведь если мне придется кончить свои дни на зубах у людоеда, так я предпочитаю быть зажаренным.