Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко

Течь наши ребята заварили, а ракетчики начали искать умельцев в своей семье. По их данным испарились около 50 литров спирта. Мне кажется, что сюда вошли и «накладные расходы» самих искателей, дай им Бог здоровья…

Завоевание плацдарма

Квартирный вопрос портит не только москвичей

Из-за неожиданностей в области деторождения моего зама, ухожу в отпуск месяца на полтора позже. Проводим отпуск в Брацлаве вокруг маленького Сережи. Эмма хотела взять отпуск на полтора года для ухода за малышом, но ДН просит выйти на работу: у него могут быть неприятности. Очень трудно пережить счастье и благополучие коллег многим нашим «соратникам», которые спокойно бы пережили наши несчастья, а возможно – пришли бы даже на помощь…

Чтобы не подводить ДН и не повредить малышу, берем с собой в Питер няньку – сельскую девочку. Немедленно нам стает очень тесно, и мы ностальгически вспоминаем о прежней комнате.

Мучаемся мы почти год. Затем наша соседка собралась выходить замуж. У жениха где-то на улице Чайковского есть большая квартира, и свою комнату в нашей квартире соседка будет просто оставлять. Она предлагает нам меняться комнатами с доплатой: ей все равно, что бросать.

Наш дом на Краснопутиловской строили военные для себя, поэтому он принадлежит (находится на балансе) МИС ЛенВМБ – Морской Инженерной Службы Ленинградской Военно-морской базы. Начинаю выяснять возможности обмена комнат.

Увы, обмен невозможен по формальным причинам: обмен комнат в пределах одной квартиры, тем более – неравноценных комнат, никто не делает. Мы в отчаянии от бессилия: близок локоть… Постепенно у нас рождается довольно нахальная идея из студенческого анекдота: если нельзя вместо двойки поставить тройку, то, может быть, можно поставить четверку, или даже – пятерку?

Владельцам современных приватизированных или купленных комнат легче: они просто могут продать свои «метры». Правда, они сначала должны официально предложить свою жилплощадь купить соседям по квартире; и только после их отказа – продать по цене не ниже заявленной. В те далекие времена все было иначе. Чтобы прописаться в другом месте, надо было выписаться с прежнего, плюс – отремонтировать и сдать (бросить) старую жилплощадь в полном порядке.

Соседка может «бросить» свою комнату только написав «отречение» в МИС ЛенВМБ. За это отречение она хочет получить с нас 15 тысяч рублей – рыночную цену нашего подержанного Москвича 401. Мы согласны заплатить эти деньги и получить «5» вместо имеющейся в наличии «двойки». Вся беда в том, что принимает экзамен и ставит оценки нам не один экзаменатор…

Допустим: соседка передает нам свое «отречение» в обмен на наши деньги. С этой «бумагой» я иду в МИС. А там куча желающих получить хоть какую-нибудь комнату, и мне запросто дают от ворот поворот… Получение комнаты – никто не гарантирует. Рисковать или нет – наша проблема.

Провожу консультации сначала с Шапиро. Александр Михайлович загорается. Если маневр получится, тогда он добивается, что УМР выделяет нашему третьему соседу Уткину большую комнату или однокомнатную квартиру, а нам – отдает свою двухкомнатную. В крайнем случае – отдает Уткину комнату тестя и съезжается с ним: все равно тесть и теща живут у них. Шапиро тогда возвращается в свою старую любимую трехкомнатную квартиру уже полным хозяином, без всяких соседей.

Готов поддержать меня Дмитрий Николаевич: у него уменьшается очередь офицеров на улучшение жилищных условий. Он подписывает официальное ходатайство в УМР, в котором заслуги и орден инженер-капитана Мельниченко Н. Т. преувеличены до небес и обоснованы притязания на дополнительную жилплощадь для прописанных трех человек тем, что жена беременна, и что надо забрать к себе мать-пенсионерку. ДН советует мне обратиться в УМР к замполиту И. А. Кривошееву, который ведает распределением жилплощади.

Иван Абрамович Кривошеев, замполит УМР, капитан 1 ранга – личность колоритная. «Партийная кличка» у него – «ОшЕчка»: он – рыжий, немного шепелявит, заядлый охотник, а у этих ребят часто бывают осечки. Ивану Абрамовичу я все рассказываю как на духу, в том числе все дальнейшие планы, связанные с Шапиро. ИА мои планы принимает благосклонно: у него огромная очередь офицеров и прапоров на жилье, и мои самостоятельные потуги ему нравятся. Он задумчиво изрекает:

– Эти зас…цы из МИСа комнату так просто не отдадут… Ну, ничего: мы им напишем гарантию компенсации в будущем нашем доме. Они там все равно вырвут свою долю, даже без всяких гарантий. Действуй!

Окрыленный – действую. Соседка пишет отречение. Обмен деньги – бумага происходит точно так, как передача подписанных договоров у дипломатов: из рук в руки, с последующим пожатием таковых. Иду в УМР, чтобы забрать и отнести в МИС «отношение», в котором просьба оформить на меня комнату подкреплена гарантией возврата МИСу другой в строящемся доме.

Кривошеев сразу наносит нокаутирующий удар. Он холодно рассматривает меня, как внезапно появившегося внебрачного сына, потребовавшего отцовского наследства.

– Ничего не полушится, Мельниченко. Обшшественность возражает…

Сбылись кошмарные сны: у меня в руках бумажный фантик, за который я выложил большие деньги. Но не жалко денег: рухнула надежда на лучшую жизнь для моих малышей…

После некоторого ступора беру себя в руки и вяло интересуюсь, какая именно личность олицетворяет собой суровый голос широкой общественности. На удивление охотно Иван Абрамович называет эту личность: секретарь парткома УМР Пономарев. Эту личность я знаю. Это отставной подполковник, бывший замполит старой «десятки», зануда с мертвыми закисшими глазами. Он терроризировал еще Кащеева, когда тот был командиром «десятки», дожимая его последними постановлениями Партии и Правительства. Пономарева «вычистили» при реорганизации части. Всплыл он в УМР на совершенно бесполезной, ни за что не отвечающей должности секретаря парткома, сохранив при этом все вельможные замашки крупного партийного бонзы. Такую «обшшественность» мне в одиночку не одолеть. За помощью я обращаюсь к Шапиро: рушатся ведь и его планы. Александр Михайлович уже в курсе дела:

– Не впутывайте меня в свои аферы! – почти верещит он, совершенно забыв о своем несокрушимом юморе. Сильна у нас «обшшественность»: и этот товарищ «облослался», как говаривал один мой маленький знакомый…

Делаю последнюю, почти безнадежную, попытку: иду сам к Пономареву.

– Иван Григорьевич, я пришел к вам по жилищному вопросу. В нашей квартире освобождается комната. Она будет просто оставлена; никаким образом к УМР она не попадет. Я могу решить свой жилищный вопрос для пяти человек семьи, купив эту комнату за свои кровные. При этом я ничего не прошу у командования. Мне сказали, что вы возражаете. Почему? У вас что-то есть против меня?