Возрожденные полки русской армии. Том 7 - Сергей Владимирович Волков

Принимая полк, я имел к тому времени и солидный служебный стаж, и высшее военное образование. В силу этих обстоятельств мои новые обязанности представлялись мне вполне отчетливо. Ни строевые, ни тактические вопросы меня не смущали. Робел я только перед одной областью – перед хозяйством. Не чувствуя склонности к делам подобного рода, я всегда их сторонился, а между тем эта отрасль полковой жизни играла громадную роль. Судьбе угодно было послать мне незаменимого помощника по хозяйственной части, генерал-майора Черниоловского[664], большого знатока-практика полкового хозяйства и человека кристальной честности. Он идеально вел обширное хозяйство, причем, чем я особенно дорожил, внес в эту отрасль все навыки, формальные и этические, какие были свойственны Императорской армии.

Когда во время Бредовского похода генерал Черниоловский погиб, полк и я искренно его оплакивали.

В Харькове Белозерский полк располагался на Москалевке, в бывших казармах Пензенского полка. Полком временно командовал полковник Радченко, молодой человек, служивший в полку еще в мирное время и пробывший в его рядах всю Великую войну. Храбрый, энергичный и невозмутимый, он был предан всей душой родному полку.

Когда я приехал принимать полк, ко мне навстречу вышел молодой высокий подпоручик, с гладко стриженной головой и добрыми, чистыми глазами.

– Здравия желаю, господин полковник! Пожалуйте, мы вас ожидаем.

Он сказал это таким приветливым голосом, его лицо так радостно улыбалось, что со стороны можно было посчитать, что подпоручик встречает не незнакомого командира полка, а близкого ему человека. Я в свою очередь поздоровался с ним тоже приветливо. Это был оперативный адъютант, подпоручик И.И. Глоба[665], в дальнейшем мой старательный, безотказный помощник и вернейший друг.

По прибытии в полк я захотел прежде всего познакомиться с офицерами и был приятно удивлен, когда при представлении мне командного состава увидел около 100 офицеров. Несмотря на стремление офицеров представиться мне возможно лучше, я все же обнаружил немало чисто внешних недочетов, что откровенно и высказал. В дальнейшем, когда мои отношения с полком приняли формы исключительного единения и доверия, я узнал, что мое первое появление вызвало горячие споры. Сторонники новых течений считали, что такая строгость не соответствует традициям Добровольческой армии. Поклонники регулярных начал, наоборот, одобряли:

– Командир полка никому ничего обидного не сказал, а сказал только правду. И если он подтянет всех, то будет только хорошо.

Продолжали прием, я все время испытывал приятное разочарование. В полку оказалось 3 батальона, а в ротах по 60—70 штыков. По добровольческому масштабу это был уже солидный полк. Хромали, и очень сильно, все отделы снабжения. Не хватало винтовок, пулеметов, телефонного имущества, обмундирования, снаряжения. Обоз находился лишь в зачаточном состоянии. В общем, полк был сформирован на живую нитку. Необходима была еще большая напряженная работа. Во всяком случае, то, что было уже сделано, свидетельствовало, как много любви и труда вложили в дело формирования полка и его временнокомандующий и офицеры.

После приема полка офицеры пригласили меня в собрание на чашку чая. Это был действительно только чай с каким-то печеньем, и мне понравилось, что ни за одним столом чай не отдавал спиртом. Играл оркестр, и, несмотря на свое недавнее сформирование, играл вполне прилично.

Я знал, что мне не дадут долго засиживаться в Харькове и поэтому старался полностью использовать временный отдых полка.

Как было указано раньше, формирование новых частей в Добровольческой армии происходило в условиях крайне своеобразных и ярко отражавших нравы и обычаи того периода.

Как начальник штаба, я был знаком лишь с внешней стороной приемов формирования и, только став командиром полка, полностью познакомился с виртуозной техникой подобного дела. Причем познакомился, конечно, не сразу, а путем довольно продолжительного опыта.

Не сомневаюсь, что главное командование издавало те или иные общие законоположения, регламентирующие вопросы формирования. Однако должен признать, что лично мне эти законоположения остались неизвестными. И конечно, не моя вина, что я не получил необходимых указаний. Не получали их и другие командиры полков, почему каждая часть формировалась по своему усмотрению. Отрицательные последствия подобной импровизации не ограничивались, конечно, только пестротою штатов, отражавшейся на боеспособности полков. Последствия эти были гораздо глубже и печальнее: «личное усмотрение», применяемое при формировании, обычно и очень скоро распространялось решительно на все стороны полковой жизни и приводило как начальников, так и подчиненных к забвению законности.

С первого же дня своего командирства я убедился, что рассчитывать на какие-либо нормальные отпуски от интендантства и прочих довольствующих органов – не приходится. Все надо было раздобывать собственным попечением и инициативой. Прекрасно зная по прежней штабной службе все возможности начальника дивизии и командира корпуса, я не затруднял этих лиц своими просьбами. При всем своем желании и тот и другой могли помочь полку очень малым: у них самих ничего не было.

Надо было идти не служебными и официальными путями, а частными и иногда довольно кружными.

Харьков, встретивший нас так ликующе, проявил большую жертвенную готовность всячески помогать армии.

В первые же дни по занятии города полк получил много офицеров и добровольцев, причем в числе последних преобладала главным образом учащаяся молодежь. Это пополнение и дало возможность сформировать третий батальон и усилить роты до указанного ранее состава.

Прием добровольцев протекал без признаков какой-либо системы. Каждая часть образовывала свое вербовочное бюро, которое и принимало всех желающих без лишних формальностей. Выбор части зависел исключительно от желания поступающих, причем это желание являлось зачастую следствием чисто внешних впечатлений – одних соблазняла нарядная форма дроздовцев, у других оказывались знакомые в артиллерии. Убежден, например, что большое число добровольцев, записавшихся в Белозерский полк, объясняется главным образом тем обстоятельством, что на параде в день приезда Главнокомандующего белозерцы произвели впечатление своими касками. Что же касается офицеров, то, насколько я мог судить, их привлекал Белозерский полк как полк прежней Императорской армии.

Для объяснения офицерской психологии тогдашнего времени является интересным нижеследующий факт: в Харькове, еще в мирное время, стоял полк 31-й пехотной дивизии, и офицеры этих частей, в числе нескольких сот человек (первоочередных, второочередных и запасных полков), воздерживались от немедленного поступления в Добровольческую армию. Они верили, что будут воссозданы их родные части, и личным почином образовали свои, очень сильные и духом и числом ячейки. К сожалению, о чем речь будет ниже, эти надежды, как правильно проведенная система, осуществлены не были.

Еще до моего вступления в командование полком у белозерцев тоже были сформированы две офицерские роты. Обходя при приеме полка все роты, я зашел в помещение одной из офицерских рот, бывшей