Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 17 - Вальтер Скотт

Она произнесла эти слова так живо и непринужденно и собралась в дорогу с такой быстротой и ловкостью, что было очевидно: ее опасения прошли, и все ее помыслы были теперь заняты только поручением, которое возложил на нее отец.

— Все вокруг спокойно, — сказал Альберт Ли, войдя в комнату, — можно идти по любой дороге… лучше всего по самой безлюдной.

Прежде чем удалиться. Карл приветливо подошел к сэру Генри Ли и взял его за руку.

— Гордость не позволяет мне давать обещания, которых я, быть может, никогда не смогу исполнить. Но пока жив Карл Стюарт, он всегда будет неоплатным должником сэра Генри Ли.

— Не говорите так, ваше величество, прошу вас, не надо! — воскликнул старик, подавляя рыдания, теснившие ему грудь. — Тот, кто имеет право требовать все, не может стать должником, приняв малую часть.

— Прощай, добрый друг, прощай, — сказал король, — думай обо мне как о сыне, о брате Альберта и Алисы. Я вижу, они теряют терпение. Благослови меня как отец, и я уеду.

— Да благословит ваше величество бог, по воле которого царствуют короли, — сказал сэр Генри, преклонив колено и подняв свое благородное лицо и сложенные руки к небу. — Отец небесный да благословит вас, и да спасет ваше величество от опасности, и да приведет он вас в назначенный час к счастливому обладанию короной, которая принадлежит вам по праву.

Карл принял это благословение, как благословение отца, и вместе с Алисой отправился в путь.

Когда они вышли из комнаты, старый баронет, завершив свою пылкую молитву, медленно опустил руки и склонил голову. Сын не посмел нарушить его раздумье, хоть и опасался, что такое глубокое волнение истощит силы старика и он лишится чувств. Наконец Альберт отважился подойти к отцу и осторожно коснулся его руки. Старый баронет поднялся и тут же снова стал бодрым, сообразительным, прозорливым распорядителем, каким был незадолго до того.

— Ты прав, мальчик, надо действовать без промедления. Они лгут, круглоголовые предатели, когда называют его развратником и негодяем! Его чувства достойны сына благословенного мученика! Ты видишь, даже в величайшей опасности он предпочел поставить под угрозу свое спасение, чем взять в проводники Алису, когда эта дурочка как будто заколебалась. Распущенные люди очень эгоистичны и не думают о чувствах других. Но ты заложил за ними болты и задвижки? Я и не заметил, как они вышли из зала.

— Я выпустил их через калитку, — сказал полковник, — а вернувшись, испугался, не дурно ли вам.

— Радость… радость… только радость, Альберт… в сердце моем нет места никакому сомнению. Бог не оставит потомка ста королей… законный наследник не попадет в лапы к разбойникам. Когда он прощался со мной, на глазах у него были слезы, я сам видел. Разве ты бы не умер за него, мальчик?

— Если сегодня мне придется отдать за него жизнь, я буду жалеть только о том, что не услышу завтра вести о его спасении.

— Ну ладно, за дело, — сказал баронет. — Теперь ты в его платье; достаточно ли ты пригляделся к его обращению, чтобы служанки приняли тебя за пажа, за Луи Кернегая?

— Уф, не легко выдержать роль короля, — возразил Альберт, — если имеешь дело с женщинами. Но там внизу темно, я попробую.

— Иди немедленно, — сказал отец, — негодяи сейчас будут здесь.

Альберт вышел из комнаты, в то время как баронет продолжал:

— Если служанки действительно будут уверены, что Кернегай до сих пор здесь, это облегчит мой план… Гончие побегут не в ту сторону, а королевский олень окажется вне опасности, прежде чем они нападут на след, А потом будем водить их из одного тайника в другой! Они и половины не обыщут до зари! Да, я буду их дурачить, держать приманку у самого носа, а они никак не смогут схватить ее зубами! Я завлеку их в лабиринт, они долго будут там блуждать… Но чего мне все это будет стоить? — продолжал старый баронет, прерывая свой радостный монолог. — О, Авессалом, Авессалом, сын мой! Сын мой! Пусть идет; если ему суждено погибнуть, он умрет, как умирали его предки, за дело, которому они посвятили свою жизнь. Но вот он… Тш!.. Ну как, Альберт? Удачно? Обманул ты их своим королевским видом?

— Да, сэр, — ответил Альберт, — служанки могут поклясться, что Луи Кернегай только что был в доме.

— Вот и хорошо, ведь это добрые и преданные создания, — сказал баронет, — они и без того принесут такую клятву, если она нужна для безопасности его величества; но клятва будет естественнее и убедительнее, раз они сами, будут верить… Как же ты их обманул?

— Да кое в чем подражал королю, сэр. Об этом и говорить не стоит.

— Ах ты плут! — воскликнул баронет. — Боюсь, что ты своим дурачеством мараешь доброе имя короля.

— Гм, — пробормотал Альберт, не смея громко высказать свою мысль, — если бы я точно следовал его примеру, неизвестно, чье доброе имя было бы в большей опасности.

— Хорошо, теперь надо позаботиться об обороне входов, надо условиться о сигналах, подумать, как задержать противника возможно дольше.

Тут он опять открыл потайные ящики своего секретера и достал кусок пергамента с каким-то чертежом.

— Это, — сказал он, — план цитадели, как я ее называю; она может выдержать еще долго после того, как защитникам придется сдать все свои убежища.

Королевский лесничий всегда давал клятву хранить этот план в тайне, и доверял его только одному человеку, на случай своей внезапной смерти. Давай сядем и посмотрим вместе.

И они начали составлять план обороны, который будет понятен из хода дальнейших событий; мы не станем объяснять, какие меры они предусмотрели на разные случаи, потому что этих мер не пришлось принимать.

Наконец Ли-младший, вооружившись и захватив еду и вино, попрощался с отцом и заперся в покоях Виктора Ли. Оттуда был выход в лабиринт секретных убежищ и тайников, который так хорошо послужил участникам фантастических проделок, разыгранных перед комиссарами республики.

Сэр Генри нежно простился с сыном и сел к своей конторке.

— Надеюсь, — сказал он, — Рочклиф не выболтает тайну заговора этому негодяю Томкинсу; тот, пожалуй, все бы рассказал своим приятелям… Но вот я сижу здесь, быть может, в последний раз; с одной стороны у меня библия, с другой старый Уил, и я готов, благодарение богу, умереть, как жил… Удивляюсь, что они до сих пор не идут, — добавил он, подождав некоторое время, — я всегда думал, что дьявол подгоняет своих клевретов, когда они выполняют особо важные поручения.

Глава XXXIII

Взгляни — лицо набрякло, почернело,

Глаза повылезали из орбит —