Грот танцующих оленей - Клиффорд Саймак

Он отворил дверь и шагнул в кухню.

Его ждали. Нечто сидело на столе, а быть может, висело над столом так низко, что казалось сидящим. Огня в очаге не было, в комнате стояла тьма — лишь существо искрилось.

«Ты видел?» — осведомилось существо.

— Да, — ответил Дэниельс, — Я видел и слышал. И не знаю, что предпринять. Что есть добро и что есть зло? Кому дано судить, что есть добро и что есть зло?

«Не тебе, — отозвалось существо. — И не мне. Я могу только ждать. Ждать и не терять надежды».

«А быть может, там, среди звезд, — подумал Дэниельс, — есть и такие, кому дано судить? Быть может, если слушать звезды — и не просто слушать, а пытаться вмешаться в разговор, пытаться ставить вопросы, то получишь ответ? Должна же существовать во вселенной какая-то единая этика. Например, что-то вроде галактических заповедей. Пусть не десять, пусть лишь две или три — довольно и их…»

— Извини, я сейчас тороплюсь и не могу беседовать, — сказал он вслух. — У меня есть живность, я должен о ней позаботиться. Но ты не уходи. Попозже у нас найдется время потолковать.

Он пошарил по скамье у стены, отыскал фонарь, ощупью достал с полки спички. Зажег фонарь — слабое пламя разлило в центре темной комнаты лужицу света.

«С тобой живут другие, о ком ты должен заботиться? — осведомилось существо, — Другие, не вполне такие же, как ты? Доверяющие тебе и не обладающие твоим разумом?»

— Наверное, можно сказать и так, — ответил Дэниельс, — Хотя, признаться, никогда до сих не слышал, чтобы к этому подходили с такой точки зрения.

«А можно мне пойти с тобой? — спросило существо, — Мне только что пришло на ум, что во многих отношениях мы с тобой очень схожи».

— Очень схо… — Дэниельс не договорил, фраза повисла в воздухе.

«А если это не пес? — спросил он себя. — Не преданный сторожевой пес, а пастух? И тот, под толщей скал, не хозяин, а отбившаяся от стада овца? Неужели мыслимо и такое?..»

Он даже протянул руку в сторону существа инстинктивным жестом взаимопонимания, но вовремя вспомнил, что притронуться не к чему. Тогда он просто поднял фонарь и направился к двери.

— Пошли, — бросил он через плечо.

И они двинулись вдвоем сквозь метель к хлеву, туда, где терпеливо ждали коровы.

ЗЕМЛЯ ОСЕННЯЯ

Он сидел на крыльце в кресле-качалке, раскачивался вперед-назад и прислушивался к скрипу половых досок. Через улицу, во дворе дома, что стоял напротив, пожилая женщина срезала хризантемы, цветы продолжавшейся без конца осени. Вдалеке виднелись поля и леса, осененные прозрачной голубизной бабьего лета. В деревне было тихо, царил покой сродни тому, который свойствен старости. Она, казалось, выстроена не для живых существ, а для фантомов, порожденных рассудком. Другому соседу, дряхлому старику, имевшему обыкновение прогуливаться с палочкой по заросшей травой улице, появляться было еще рано: что же до голосов детей, он вряд ли услышит их до темноты, если услышит вообще — такое случалось отнюдь не всегда.

При желании он мог бы погрузиться в чтение, однако подобного желания как-то не возникало. Он мог также вновь взяться за лопату и в очередной раз перекопать огород, дабы как можно лучше подготовить почву к посадке семян. Впрочем, какие семена в краю, где не бывает весны? Давным-давно, не зная в ту пору о неизбывности осени, он упомянул о семенах в разговоре с Молочником, и тот был буквально шокирован услышанным.

Он оставил за спиной много миль, покинул мир горечи и, очутившись здесь, поначалу вполне удовлетворился жизнью в полном безделье, возможностью ничего — или почти ничего — не делать и не испытывать при этом ни стыда, ни чувства вины. Он ступил на тихую деревенскую улицу, залитую лучами осеннего солнца, и первой, кого он увидел, была та самая пожилая женщина, что жила теперь в доме напротив. Она поджидала его у изгороди, как будто догадывалась, что он должен прийти. «Добро пожаловать, — сказала она, — Нынче к нам приходят немногие. Ваш дом вон тот, через улицу; надеюсь, мы станем друзьями». Он поднес руку к голове, чтобы снять шляпу, совсем забыв, что никакой шляпы нет и в помине. «Меня зовут Нельсон Рэнд, — проговорил он, — Я инженер. Постараюсь оправдать ваше доверие». Фигура женщины, несмотря на известную возрастную полноту и сутулость, отличалась несомненным изяществом.

«Заходите, — пригласила дама, — Я угощу вас лимонадом и печеньями. Правда, у меня гости, но я не стану представлять их вам». Он ожидал услышать объяснение, но объяснения не последовало, и потому он направился вслед за дамой по выложенной кирпичом дорожке, вдоль которой расположились огромные клумбы роскошных астр и хризантем, к большому дому.

В просторной гостиной с высоким потолком имелся камин, в котором пылал огонь; в простенках между скрытыми затейливыми шторами окнами стояли старинные массивные шкафы. Дама усадила его за столик у камина, сама села напротив, разлила лимонад и передала Рэнду блюдо с печеньем.

— Не обращайте на них внимания, — посоветовала она. — Им до смерти хочется познакомиться с вами, однако я не собираюсь потакать невежливости.

Не обращать внимания было легко, поскольку в комнате, кроме них двоих, не присутствовало ни единой живой души.

— Майору — он облокотился на каминную полку, по-моему, весьма развязная поза, — не нравится мой лимонад, — продолжала хозяйка. — Он предпочитает более крепкие напитки. Мистер Рэнд, будьте любезны, попробуйте мой лимонад и скажите, так ли он плох. Уверяю вас, вы не разочаруетесь. Я приготовила его собственными руками, у меня ведь нет ни служанки, ни кухарки. Я живу одна, и одиночество меня ничуть не тяготит, хотя мои друзья считают иначе и потому заглядывают ко мне гораздо чаще, чем следовало бы.

Он осторожно пригубил лимонад: тот оказался поистине замечательным, наподобие того, какой он пил в детстве, Четвертого июля[4] и на школьных пикниках, — надо же, сколько минуло лет, а вкус не позабылся.

— Превосходно, — похвалил он.

— Дама в голубом, — сказала хозяйка, — которая сидит в кресле у окна, жила здесь десятилетия назад. Мы с ней были подругами, а потом она ушла, но, как ни удивительно, частенько возвращается. Признаться, меня беспокоит, что я никак не могу вспомнить ее имени. Вы не знаете случайно, как ее зовут?

— Боюсь, что нет.

— Ну разумеется, разумеется. Вы же новенький. Я совсем запамятовала: старость не радость.

Он пил лимонад и грыз печенье, а хозяйка все щебетала о своих невидимых гостях. В конце концов он откланялся, пересек улицу, подошел к дому, который, по словам женщины, принадлежал ему, и лишь тут сообразил, что она так и не представилась. С тех самых пор и по сей день она оставалась для него просто «дамой с цветами».