Тени Пост-Петербурга - Андрей Дьяков

За границей видимости скрипнула створка двери. С трудом повернув голову, Аврора заулыбалась – на пороге отсека мялся в нетерпении Глеб. Тревога в глазах мальчика мгновенно сменилась радостью, стоило встретиться взглядом с очнувшейся подругой.

– Да заходи, не стой в проходе! – разрешил Безбожник, уступая место. – Пациентка идет на поправку, так что разрешаю вам немного посплетничать. А я схожу пока, командира обрадую.

Глеб с готовностью прошмыгнул мимо врача и плюхнулся на край кушетки. При виде счастливой физиономии напарника Аврора расцвела, на выбеленных недугом щеках проступил румянец.

– Рассказывай! – не дав пареньку опомниться, выпалила она. – Что я пропустила?

– А… – неопределенно отозвался тот, махнув рукой. – Ничего особенного. Как ты себя чувствуешь? Голова болит?

Судя по реакции подруги, Глеб понял, что ответил недостаточно убедительно. Аврора продолжала сверлить его пристальным взглядом, и в конце концов пришлось сдаться.

– В общем, хвастаться особо нечем. Двигаясь по Волге, выживших ни разу так и не повстречали. В Костроме наткнулись на брошенное поселение. Колония человек на тридцать. Жили в подвалах. Горючку таскали с ближайшей бензозаправочной станции. Пока пришлые не наведались и запасы их не подчистили. Теперь там никого нет. Только пара разбитых снегоходов валяется.

– Орден? – догадалась девочка.

– Кто ж еще? Он самый. В карте Пешехода это место отмечено и крестом перечеркнуто. Стало быть, освоили «месторождение»…

На мгновение оба затихли, переживая чужую трагедию.

– А дальше? – тихо спросила Аврора. Энтузиазма в ее голосе заметно поубавилось.

– Дальше – хуже. – Паренек тяжело вздохнул. – Нижний Новгород и не посмотрели толком – радиация. Там, где мы ехали, фонило так, что город пришлось проскочить на всех парах. Таран решил не рисковать.

От внимания девочки не ускользнуло, как напарник нахмурился при упоминании нареченного отца.

– Позже останавливались в паре мест… – поспешно продолжил Глеб. – Я названий не запомнил… Да и что толку теперь в названиях. Везде одно и то же. Разруха и пустота…

– А Казань? Большой город! Неужели и там никого?

– Таран ходил в разведку. Без тягача. Осторожничает после знакомства с Орденом.

– И?

– По нулям. Может, и схоронился кто, да много пешком не насмотришь…

– А что указано в картах Пешехода?

– Ничего, – развел руками паренек. – Так далеко нефтяники, похоже, не забирались.

Последние отзвуки голоса затерялись в сумраке отсека, и тишина плотным пологом навалилась на собеседников, ввергая в апатию.

– Так тихо… – наконец произнесла Аврора. – Почему мы стоим?

– Застряли. Таран решил свернуть с реки и попытать счастья вдалеке от городов. Уже полдня по бездорожью прем. Елки да сугробы кругом. Глухомань. Вот и сели на мель.

Заметив, как погрустнела девочка от нерадостных новостей, Глеб отчаянно захотел развеселить подругу. Пошарив в кармане, выудил невесть где добытую шестеренку и раскрутил резким движением пальцев. Импровизированная юла, издавая еле слышный шелест и бликуя отполированными гранями, отправилась в путешествие по импровизированной столешнице – крышке цинкового короба. Правда, радостней на душе не стало. Слишком много «импровизаций», подделок и фальши в этом подобии прежнего, сгинувшего навсегда мира…

Стоя за порогом и не решаясь прервать доносившийся из-за стальной перегородки разговор детей, Таран поморщился. Обстоятельства в очередной раз вынуждали утаивать правду от близких людей… И оттого на душе было пакостно и гадливо…

Ведь не все так просто оказалось с Казанью, как пришлось рассказать Глебу и остальным. О встрече с огромным барсом-мутантом, преградившим дорогу еще в пригороде, сталкер предпочел умолчать. Слишком уж фантастично звучало бы его заявление о мысленном диалоге, состоявшемся между человеком и животным. По прошествии некоторого времени Таран и сам уже начал сомневаться в реальности произошедшего, но образ грациозного и, в то же время, смертельно опасного хищника с белоснежным мехом и голубыми льдистыми глазами накрепко застрял в памяти…

Заметить барса-альбиноса на фоне слепящей белизны снега не удавалось вплоть до того момента, пока мутант не обозначил свое присутствие грозным рыком, предостерегающе оскалив клыкастую пасть. Сталкер вскинул автомат, но зверь, казалось, никак не отреагировал на мелькнувшее в руках человека оружие. Вместо этого он чуть склонил голову набок, словно приглядываясь к двуногому чужаку, а затем…

Затем Таран отчетливо услышал это… Мозг словно взорвался от избытка чувств – настолько неожиданным оказалось оглушающее и дезориентирующее ощущение стороннего присутствия в собственной голове. В робком прикосновении чужого разума угадывались эманации любопытства вперемешку с явно сквозившей настороженностью, но ни следа агрессии в настойчивом зове сталкер не уловил… Необычный зверь сразу дал понять, что настроен дружелюбно, а почувствовав со стороны человека готовность идти на контакт, тотчас обрушил на того лавину образов…

Транслированные барсом обрывистые видения, словно фрагменты пазла, сложились в настойчивый призыв обойти город стороной, не вмешиваться в судьбу тех, кто его теперь населяет. И несмотря на ответные заверения сталкера в добрых намерениях, загадочный зверь упорно продолжал внушать человеку единственную мысль – визит чужаков может обернуться для города большой бедой.

Позже, анализируя состоявшийся мысленный диалог, Таран так и не понял, что именно заставило его внять предостережениям четверолапого «хранителя» Казани и, вернувшись на ракетовоз, объявить команде, что город мертв и опасен. Однако факт оставался фактом – копилка личных грехов сталкера приросла еще одной ложью.

Тяжело вздохнув, Таран приоткрыл дверь и тихо шагнул в лазарет. Реакция Глеба его не удивила, зато весьма огорошила Аврору. Не сказав более ни слова и не глядя в сторону отца, паренек покинул отсек.

– Как ты? – участливо поинтересовался сталкер.

– Спасибо, уже лучше, – девочка приподнялась, пытаясь во взгляде сталкера найти объяснение странному поведению напарника. – У вас с Глебом что-то произошло…

Таран подошел ближе, присел на корточки возле кушетки, застыл изваянием, глядя куда-то вдаль, словно и не существовало на пути преграды из многослойной брони.

– Он со мной больше не разговаривает…

– Обиделся?

Сталкер еле заметно дернулся, молча кивнул. Чиркнув зубцом о край тарелки, замерла безжизненным куском железа шестеренка. Блики исчезли.

– Ты ведь знаешь, что бывает «ложь во спасение»? – Таран посмотрел на девочку как на равного, словно испрашивая совета.

– Да. – Аврора выдержала взгляд взрослого. – Знаю. А еще бывает «горькая правда»…

– … которая «лучше лжи», – закончил сталкер.

– … лучше сладкой лжи, – поправила девочка.

– Но ведь я не лгал ему! Всего лишь… недоговаривал…

– Это одно и то же.

Допытываться, что же именно скрывал Таран от приемного сына, Аврора не стала, душой понимая, что это «что-то» слишком личное и касается только их двоих. Да и сталкер ни за что не стал бы вновь пересказывать детали встречи в логове Вегана с дряхлым рабом-водоносом, оказавшимся настоящим отцом Глеба… Выслушав признание, паренек держался молодцом. На протяжении всего нелегкого рассказа не вымолвил ни слова, не давал волю эмоциям. А когда трагическая история подошла к концу, так же молча перебрался в другой отсек. Не раз с тех пор Таран пытался вымолить у мальчика прощение, но тот оставался глух к любым словам, замкнувшись в себе.

И самое прискорбное во всей этой ситуации, что после памятной встречи с белым барсом пришлось снова нарушить данное самому себе обещание – всегда быть с сыном предельно откровенным. Стоит ли после такого рассчитывать на взаимопонимание с его стороны? И поймет ли паренек теперь истинную причину всех этих недомолвок, недоговорок, нелепых попыток оградить дорогого сердцу человечка от горестей и бед этого богом проклятого мира?

– Не пытайся оправдываться. – Уверенный голос Авроры вывел сталкера из задумчивого оцепенения. – Не ищи подходящих слов. Хоть раз в жизни признайся в том, что испытываешь на самом деле. Не держи в себе. Просто скажи ему, что любишь его. И Глеб тебя услышит.

Стук топора стих всего на мгновение. Не успело отзвучать в лесной чащобе эхо глухих ударов, как на смену ему, распугивая птиц, пришел новый будоражащий звук. С оглушительным треском, сминая раскидистыми ветвями поросль молодняка, огромная сосна рухнула в снег. Когда осело облако снежной взвеси, из темноты, отряхиваясь, шагнул огромный дровосек с топором в мускулистых руках. В лунном свете кожа гиганта отливала серебром, и если б не патронташ на могучей груди, Геннадия вполне можно было принять за героя фентезийного эпоса, эдакого дикого варвара-северянина или, на худой конец, какого-нибудь орка-вожака…