За тихой и темной рекой - Станислав Рем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, если догнать? — высказал мысль полицмейстер.
— Поздно, — отрицательно покачал головой Белый. — Прошло двое суток. Думаю, груз уже на месте.
— Так, — протянул губернатор. — А карта?
— Вполне возможно, она никакого отношения к контрабанде не имеет. Хотя я бы не стал ничего исключать. Но решающей роли во всём она не играет точно.
— И как вы видите всю картину… в целом? — поинтересовался генерал-губернатор.
Белый слегка тряхнул головой, словно прогоняя сон, и принялся высказываться:
— Скорее всего, карту передал Индуров. Почему японцы торопились, мне предположить трудно. Но схема обороны Благовещенска им была крайне необходима. Доставить в город к прибытию артиллерийского полка своего агента они не успели и воспользовались услугами господина штабс-капитана. Он собирался жениться на госпоже Мичуриной. Вполне возможно, имел место шантаж, который мог расстроить свадьбу. К примеру, некто знал про интимные отношения штабс-капитана с прислугой купца Бубнова — Катькой Ивановой. Суть не в этом. Главное, что схему Индуров передал через китайца в апрельский приезд в Марковскую.
— А убийство Бубнова?
— Думаю, виной роковая случайность. Индуров и японец встречались, скорей всего, в цирюльне. И в тот момент является туда купец Бубнов, становясь невольным свидетелем их разговора. Индуров японским не владеет, а потому сообщники общались на русском языке. Бубнов, ясное дело, слышал всё. Это и решило его судьбу. Ну а дальше и так понятно. Иванову же штабс-капитан убивает потому, что она для него становится не просто обузой, а самым главным свидетелем обвинения. Попытку уйти на противоположный берег Юрий Валентинович не делает, поскольку нечего там без денег и связей делать. Как человек неглупый, Индуров заранее готовит себе «лежбище» в Благовещенске, прекрасно понимая, что ему, ни пешему, ни конному, далеко не улизнуть. Нужно некоторое время пересидеть в городе, и только обстановка слегка успокоится, он сможет дать стрекача. Так что, господа, пока город находится на осадном положении и его границы тщательно охраняются, нам следует как можно скорее найти Индурова, и тогда моя миссия будет выполнена.
— А контрабанда? — напомнил Алексей Дмитриевич.
— Сие не по моей части, — улыбнулся Белый. — То к Владимиру Сергеевичу.
— Что ж, — губернатор улыбнулся. — Поздравляю. Жаль, конечно, что с такими последствиями проходило ваше расследование, но… — губернатор развёл руками.
— Я бы хотел более детально ознакомиться с результатами вашей поездки за Зею, — вставил реплику губернский полицмейстер. — Если вы не против, часа через два. Мне ещё нужно задержаться у господина губернатора.
Белый встал:
— Разрешите идти?
Баленский тоже поднялся, и, подойдя к молодому человеку, тронул его за рукав измятого кителя:
— По возвращении в столицу буду крайне рад, если вы, Олег Владимирович, порадуете нас своим визитом. Не знаю, право, когда это случится, но помните: двери моего дома всегда для вас открыты.
Полина Кирилловна сама принялась передвигать мебель. То, что было не под силу, шкаф и комод, заставила перенести слугу. Но кровать сдвинула сама, переместив её от одной стены комнаты к другой, тем самым оголив ту, за которой находились апартаменты господина Белого. Гостиничный дворник Васька, шморгая носом, молча наблюдал за тем, как, стройная фигурка хозяйки мечется по комнате. Наконец, внимательно осмотрев результаты своих трудов, Полина Кирилловна упала на стул и кивнула в сторону стены, что соседствовала с двести двадцать шестым номером:
— И где дверь?
Васька рукавом утёр нос и указал пальцем на обои:
— Туточки.
— Что значит «туточки»? — возмутилась дочь купца. — Ты не просто покажи. Обои сорви. Где ручка была? Петли?
Дворник пожал плечами: да бог его ведает, где всё это… Дверь-то за ненадобностью закрыли, почитай, годков с десяток тому. Поначалу Кирилла Игнатьевич желал, чтобы нумера на втором этаже состояли из двух комнат. Так сказать, залы и спальни. Но таких нумеров в большом количестве не понадобилось, а потому в некоторых внутренние двери позабивали, попрятали, из одного двухкомнатного нумера сделали два по одной комнате. Васька почесал затылок: а ежели папенька прознают? Однако дочь хозяина тоже хозяйка. Дела…
— Что стоишь? — возмутилась Полина Кирилловна. — Ищи!
Последнего окрика оказалось достаточно для приведения в действие сонной фигуры дворника. Он подошёл к стене, провёл рукой по её поверхности. Пальцы вскоре нащупали стык. Васька достал из кармана нож, аккуратно вставил в щель тонкое лезвие, и провёл им сверху вниз, по канавке. Вскоре перед ними в стене чётко был виден контур прямоугольника.
Васька вытер со лба пот.
— Что далее, барышня?
— Вынь гвозди. Приставь ручку, чтобы можно было открыть.
— Эка, — чуть не расплакался дворник. — Ну, ладно, дверь нашли. То ваша треба. Но постоялец в суседнем нумере… могут воспротивиться. Не понравится им. — Васька при этих словах потрогал припухший нос, который намедни ему за пособничество Индурову расквасил этот самый постоялец.
— Не твоя забота! — грубо оборвала девица. — Вынимай.
Дворник принялся вытягивать поржавевшие от времени гвозди.
Те со скрипом покидали свои гнёзда.
Когда всё закончилось и Васька приделал ручку, Полина Кирилловна подошла к двери и попыталась её приоткрыть. Дверь подалась. «Достаточно, — мелькнула в голове мысль — Пока не буду трогать. Зато ночью мне уже никто не помешает!»
Девушка вернулась к столу, раскрыла ридикюль, достала из него десять рублей и протянула их дворнику. У того аж дух спёрло от такого богатства.
— Бери. Это тебе за работу… И за молчание.
— Так ведь, — промычал Васька, трепетно сжимая деньги, — всё равно ж узнают…
— Тебе нужно молчать два дня! — отрезала Полина Кирилловна. — Далее не твоя забота.
— Так мы завсегда…
— А теперь ступай!
Оставшись одна, Полина Кирилловна сделала несколько танцевальных па и в истоме упала на кровать: господи, неужели это сегодня свершится? Или завтра? Ручки красавицы трепетно сложились на груди. Он будет мой! И никуда более от меня не денется!
Олег Владимирович забежал за документацией в свой временный кабинет в окружном казначействе и неожиданно увидел в нём старика Прохорова. Тот, как это ни странно, не спал, а сидел перед столом, тупо уставившись в столешницу. Небритый, напоминающий не финансового чиновника, а скорее биндюжника одесского порта, намедни потратившего в трактире последние деньги и теперь ожидающего хоть какой-нибудь работы.