Попутчики (СИ) - Авербух Наталья Владимировна

Но в конце концов ей удалось отделаться от них. Клоса она нашла в его комнате вместе с Уваром. Главарь наёмников был пьян и как-то не по-хорошему взбудоражен.

— Чего тебе? — недовольно спросил цирюльницу Клос. — Пришла сказать, что я не выдержу дорогу?

Врени хмыкнула. Сразу после отъезда Вира у неё состоялся крупный разговор с рыцарем и хоть Клос не изменил своей манере общения, а цирюльница и не думала отказываться от внешней почтительности, оскорбления с его стороны прекратились. С лекарем дружить надо.

— Да выдержите, ваша светлость, — махнула рукой она. Рыцарь был молодым и здоровым, вдоволь ел, вдоволь спал и не изнурял себя непосильной работой, поэтому и поправлялся быстрее, чем привыкла Врени.

— Я не… — начал было отказываться от незаслуженного титула рыцарь. Потом осёкся и засмеялся. — А ведь в самом деле! Соображаешь, Большеногая. Зачем явилась?

— Там у ворот жена Серого, — махнула рукой цирюльница, — впустить просит.

— Так пусть входит. Что я ей, привратник?

— Вы хозяин, — со значением ответила Врени. Увар пьяно рассмеялся.

— Какой ещё хоз… — начал было Клос. — А. Хозяин. Значит, войти не может?

— Нежить, — пожала плечами Врени. — Сказать, чтобы убиралась?

— Нет, погоди! — спохватился Клос. — Я подойду.

У самых ворот цирюльницу остановила Дака.

— Погоди! — потребовала девушка. — Поговорить надо!

Врени неохотно оставила Клоса и отошла вместе с Дакой в сторону. Дака отвела цирюльницу за сарай. Конечно, там её ждал Иргай! Ещё и с кинжалом наготове.

— Покажи свою кровь! — потребовал наёмник. Врени оглянулась на Даку.

— Ты не сердись, не сердись! — затараторила девушка. — Иргай говорит, у человека кровь текучая, красная, а у нежити чёрная или белая.

— Это смотря где дырку делать, — проворчала цирюльница. Иргай засмеялся, но не отступил. — Ох. За что мне это?.. Убери кинжал. Вот, гляди. Доволен?

Она вынула из воротника припрятанную там булавку и аккуратно проколола палец. Показалась кровь.

— Доволен, доволен! — вместо Иргая закивала Дака.

Юноша что-то сказал ей на своём языке, она резко возразила, но он настаивал.

— Тогда поцелуй это, — протянул ей образок Иргай. В Тафелоне их почти не было и Врени не сразу даже поняла, в чём заключается испытание, но повиновалась.

— Молитву знаешь? — не унимался Иргай. — Читай.

Цирюльница закатила глаза. Молитвы она знала плохо, но наёмник отставать не собирался. Впрочем, как он разберёт, то она читает или не то?

— Ну? — хмуро спросила Врени, проговорив последнее слово. — Что ещё придумаешь? В речку кинешь?

— Потом, — пообещал Иргай. — Присмотрю ещё за тобой.

Они вышли из-за сарая и почти сразу наткнулись на заливисто хохочущую вампиршу. Она едва стояла на ногах от смеха и хваталась за хмурящегося рыцаря. Все трое — и Врени, и Иргай, и Дака, — уставились на Вейму. Врени даже не могла представить, чтобы вампиры могли так искренне смеяться.

— Ох, — еле выговорила Вейма, — ох, не могу! Ты приказал… приказал просто свалить… ох… свалить всю добычу в кучу… Ох… А крестьяне… ох… сами… сами поделят!.. А ты потом накажешь! Ха-ха-ха! Нельзя же так! А они… ох… они признаются!..

— Прекрати! — потребовал донельзя смущённый рыцарь. — А что ты прикажешь делать?

— Отложи ненадолго отъезд, — с трудом перестала смеяться вампирша, — я всё устрою. А позже, твоя светлость, найми хорошего писаря.

Отцепившись от рукава Клоса, Вейма тут же занялась делом. Она вбежала в господский дом, что-то там нашла, потом выбежала во двор, где добыча действительно лежала, сваленная в огромную кучу. Затем она разыскала священника и так заморочила ему голову, что он по доброй воле показал ей хранящиеся в замковой церкви документы. Закончив с этим, Вейма поговорила с Уваром, приказала свести её с несколькими старшими наёмниками, задала несколько вопросов матушке Абистее и бегло осмотрела уже навьюченный на лошадей скарб. В конце концов вампирша вернулась к рыцарю с требованием дать ей людей, которые по её указаниям погрузят все вещи.

— Держи, — протянула она Увару свежеисписанный свиток, когда и это было сделано.

Главарь наёмников уставился на пергамент. Вейма переписала всё добро графа цур Дитлина до последней ложечки и принесённой в приданое его невесткой подушки. Всё это было учтено и поделено поимённо между наёмниками. Не забыты были даже приехавшие с отрядом девушки.

Увар протяжно присвистнул.

— Вот это поделила так поделила! Пойду ребятам покажу, а то они, прости, твоя светлость, всё думают, вдруг графы их надуют.

— Погоди! — остановила его Вейма. — Оставь со мной пять самых быстрых всадников. Я прослежу, чтобы крестьяне честно поделили утварь и кляч, а твои люди пусть присмотрят, чтобы обошлось без шума. Потом нагонят отряд.

— А возьми Иргая, — махнул рукой Увар на крутящегося рядом наёмника, — он и остальных позовёт.

Вейма закатила глаза. Юноша следовал за ней по пятам и всё его существо выражало неодобрение. Было ясно, что просто так от него не отделаться.

— Пусть он поклянётся отцом и матерью, что не тронет меня и не выдаст мою тайну, — потребовала вампирша.

— А ты чем поклянёшься? — спросил Иргай, когда Увар разъяснил ему, что от него требуется. — Своей могилой?

— У меня нет могилы, — рассердилась вампирша. — В чём я должна тебе клясться, мальчик?

— Поклянись, — настойчиво произнёс Иргай, — своей могилой поклянись. Ты не тронешь людей здесь.

— О, Заступник! Я никого не трону, если мне не придётся защищаться! Доволен?

Иргай, нисколько этим не успокоенный, хмуро глядел вампирше прямо в глаза.

— Враг тебя побери! Своей могилой клянусь! Ну! Теперь ты!

— Клянусь отцом и матерью, не трону тебя, если сдержишь слово, — проворчал Иргай. — Пока мы здесь — не трону.

Вейма внезапно звонко расхохоталась.

— Годится, мальчик!

Сетор разбудило пение труб. Герольды звали народ на площадь, где в полдень будут казнены предатели Тафелона. Виселицу и помост сколачивали всю ночь. Напротив помоста сколотили возвышение для бургомистров и магистратов и рядом с ним трибуну. Незадолго до полудня пленников под большой охраной провели на площадь и там герольды зачитали преступления и вины каждого из них. Преступлений было много. Проклятые — посвящённые и их ученики — виновны были в грабежах, тайных убийствах, клятвопреступлениях, осквернениях церквей и прочих чинимых людям бедах. Кроме того, они прибегали к колдовству для осуществления своих злодеяний. Братья-заступники были виновны в заговоре против святейшего папы, в заговоре против Тафелона, в убийстве заложника из Нагбарии, в нападении на дом баронессы цур Фирмин, планировании жестокой смерти для его жителей, а также в использовании колдовства для своих злодеяний. Хотя по законам Тафелона ни ведьм, ни колдунов, ни чёрных магов не преследовали за то, кто они есть, магия, применяемая для совершения преступления, многократно усугубляла вину.

Толпа переговаривалась. Впервые открыто казнили братьев-заступников. Впервые светские власти открыто выступили против этого ордена. Запели трубы и герольды объявили, что за свои преступления разбойники и монахи заслуживают колесования, но в своём милосердии баронесса цур Фирмин, на которую возложена ноша главы совета, приговаривает их к повешению.

Снова запели трубы и Нора, очень бледная от волнения, поднялась на сколоченную за ночь трибуну. Вчера до поздней ночи она обсуждала предстоящую казнь с бургомистром и магистратами и сумела их убедить в необходимости вооружения города.

— Граждане Сетора! — голос прозвучал тихо, но все замолчали, ожидая, что она скажет. В городе остались отряды только Фирмина и Ерсина, но из Ерсина к вечеру ожидались ещё люди. Пока остатки совета контролировали Сетор. — Орден братьев-заступников погряз в пороке и преступлениях. Они нанимают разбойников, даже проклятых, для своих тайных дел. Они подкупают обещанием власти мирских владык и те забывают свои клятвы. Убийцы заслуживают только смерти, будь они хоть проклятые, хоть монахи. Закон и обычай требует, чтобы их судила Церковь и если во грехе погряз весь орден — это дело Церкви, не нас, не мирских правителей. Так и было бы, если бы братья-заступники сами блюли закон. Но они его попрали. Они развязали войну, которая вскоре охватит весь Тафелон.