Мёртвые бабочки (СИ) - Ян Кравец

Слова о Лори ударили Ксен, как плетью. Она не могла спасти Рагби, но всё ещё могла помочь своей сестре. Как получилось так, что Рагби стал так для неё важен? Когда Ксен отправлялась в своё маленькое путешествие, она думала, что в целом мире нет никого дороже Лори.

- Я вернусь за тобой! - крикнула Ксен так же, как когда-то крикнула Неку. Может быть, если ей и в самом деле удалось вернуться за мальчиком, получится вернуться и за Рагби. Хотелось бы в это верить.

Рагби, судя по всему, не верил.

- Не грусти обо мне, - прокричал Рагби, - В конце концов, я бессмертен! И так давно хотел побыть один!

- Тебе не хватит аккумуляторов!

- Не думай обо мне! Уходи!

- Я вернусь! Я всегда возвращаюсь!

- Уходи! - сказал он на этот раз так тихо, что Ксен не услышала. Но ему было уже всё равно. Рагби хотел, чтобы влияние Абидосского Разлома распространялось чуть дальше голубого озера. Желательно, чтобы в зоне влияния оказался весь мир. Тогда можно было бы спокойно думать об Итон. До тех пор, пока ещё есть силы. В конце концов, у него больше нет ни аккумуляторов, ни энергии. А это значит, что вечность продлиться не очень долго.

И Ксен ушла, а Рагби остался на сужающейся аметистовой плите. Сначала он стоял и всё вглядывался туда, где змеился глубокий разлом в каменном море. Потом он усмехнулся, сел и поджал под себя одну ногу. Достал из кармана губную гармошку, старенький hohner и заиграл полузабытую мелодию. Love me do.

162.

Ксен помнила, что наркотический транс доводит людей до стадии, когда их мозг занят только одной мыслью. Она даже помнила фразу, произнесённую кем-то, кажется, из рок-музыкантов прошлого.

- У меня есть мысль, и я её думаю.

Эта фраза в точности описывала её текущее состояние. У неё и правда была мысль, которую Ксен обсасывала как карамельку. Эта мысль вовсе не была новой или необычной, но впервые Ксен смогла её точно сформулировать.

- Я снова одна.

Одиночество тоже не было ей в новинку, но почему-то на душе было неспокойно. Ксен то и дело хотелось окликнуть Элвина или Рагби. Сгодился бы даже Нек Светлячок. Иногда спутники были в тягость, иногда их вопросы выматывали. Ещё утром Ксен хотела остаться одна. Но когда это действительно произошло, оказалось, что не так уж это приятно. Конечно, можно было сколько угодно думать о Лори, не волнуясь о том, что кто-то может привязаться с ненужным разговором. Можно было не заботиться о сне и отдыхе, так необходимом Элвину. Но всё же чего-то не хватало. Что-то подобное Ксен испытывала после смерти Стора, но тогда ощущение было приглушено тревогой за Лори. Сейчас было просто не по себе. Вдобавок примешивалось ещё что-то странное, неуловимое и до боли знакомое.

- Жажда, - сказала Ксен вслух. - Я хочу...

Она осеклась, потому что боялась признаться в том, чего ей действительно хочется. С тех пор, как в её жизнь вошла Лори, Ксен больше всего на свете боялась вернуться в прошлое. Ей не хотелось вспоминать о том, что происходило в то время, когда она была Сонаром-палачом. Но сейчас произошло что-то такое, от чего сдвинулись старые установки, и в её сознание хлынула долго сдерживаемая жажда насилия. Ей хотелось убивать. Ей в самом деле хотелось убивать. Ярости не было, как и не было ощущений злобы или гнева. Совсем не было ненависти. Всё застелила жажда приносить боль и горе. Ксен честно боролась с этим безумным желанием. Какое-то время ей даже удавалось держаться. Потом всё застелило жёлтое марево, и Ксен перестала себя контролировать.

Сначала она шла, как в бреду, напевая обрывки старых песенок. Почему-то ей опять вспомнился Джерри Ли Льюис, которого так любил покойный Хэрроу. Ксен дошла до песни She Even Woke Me Up и без какого-либо перехода начала читать "Отец мой", молитву семи новых богов, мутировавшую из "Отче наш". В этой новой оригинальной версии Отец жил глубоко под землёй и обращались к нему с просьбой о защите дыхания.

- И защити наш сон, как мы защищаем поля наши. Да будет свято имя твоё как в глубинах земных, так и на дне морском. Истину говорю - воскресни.

Молитва закончилась. Безумие только начиналось.

163.

В город Ярг Ксен зашла с последними лучами солнца. В наступивших сумерках город был похож на сказочный Шир, вотчину хоббитов. В Ярге постоянно проживало не более двух сотен человек, но на завтрашнюю ярмарку съехались фермеры из соседних деревень. На улицах горели смоляные факелы и разноцветные бумажные фонарики. По городу плыли запахи сладостей, которые завтра должны были появиться на прилавках. Дети играли с цветными стеклянными шариками.

Позже Ксен вспоминала о городе Ярге, как о месте, где всё было жёлтое. Жёлтые дома, жёлтые деревья, жёлтые мужчины и жёлтые женщины. Как будто кто-то взял и выкрасил целый город канареечной краской. Девочка и мальчик рисовали на жёлтой каменной мостовой жёлтыми мелками. Ксен подошла к детям. Её не понравилось, как топорщились волосы у мальчика на затылке. Она возненавидела веснушчатую девочку за её открытую улыбку. У девочки не хватало двух передних зубов.

- Вы пришли на ярмарку, миледи? - спросила девочка. Она не выговаривала букву "р" и вдобавок глотала окончания слов. Ксен почувствовала, как виски у неё наливаются свинцом. Ладно бы только жёлтый цвет, но какое право она имеет говорить таким отвратительным голосом?

Ксен обхватила руками голову и закрыла глаза. Жёлтый цвет плескался где-то внутри и имел странный металлический привкус. Ксен вспомнила, что именно такой вкус имеет кровь.

- Жёлтая кровь, - сказала она.

И крови было много. Пожалуй, даже слишком много для такого маленького сонного городка. Кровь смыла рисунки на асфальте, кровь пропитала сухую землю. Кровь запеклась на широких придорожных лопухах, окрасила багрянцем высокие подсолнухи. Кто-то сопротивлялся. У кого-то даже нашёлся револьвер, и правое плечо Ксен прошила пуля. Она не помнила, кто стрелял и что было после выстрела. Она помнила только то, что всё было жёлтым и это было ужасно.

А вот город Ярг запомнил Сонара. Его запомнили щели в каменных мостовых, в которых пузырилась и клокотала горячая кровь. Его запомнили дома с выбитыми стёклами, с оконными рамами, промокшими от крови. Его запомнил старый деревянный храм, где всё ещё горели тусклые лампады, а на алтаре высилась гора из остывающих тел. Его запомнили канавы, где на мёртвых взрослых лежали мёртвые дети. Его запомнили колодцы с кровью вместо воды и заросший ряской водоём, ставший могилой для целых семей. Его запомнил стоптанный детский башмак, в котором остался оторванный палец и тряпичная кукла, которая обуглилась вместе со своей владелицей. Сонара запомнил каждый камень, каждая выбоина. Все запомнили Сонара-палача.