Владимир Ленин. Выбор пути: Биография. - Владлен Логинов

На том бы и закончилась вся эта «гистория». Но именно в тот момент, когда, казалось бы, все стало на свои места, Ульянов начинает осознавать, что и с ними происходит нечто невероятное и ненормальное: «Точно проклятье какое-то! Все налаживалось к лучшему — налаживалось после таких долгих невзгод и неудач, — и вдруг налетел вихрь — и конец, и все опять рушится. Просто как-то не верилось самому себе [точь-в-точь как не веришь самому себе, когда находишься под свежим впечатлением смерти близкого человека] — неужели это я, ярый поклонник Плеханова, говорю о нем теперь с такой злобой и иду, с сжатыми губами и чертовским холодом на душе, говорить ему холодные и резкие вещи, объявлять ему почти что о «разрыве отношений»? Неужели это не дурной сон, а действительность?»30

Утром — ни свет ни заря — приходит Потресов. Он тоже в полном смятении духа. Вспоминают слова Аксельрода о том, что «Плеханов тоже убит, что теперь на нашей душе грех будет, если мы так уедем, и пр. и пр.». Вспоминают Веру Ивановну, молившую их: «…Нельзя ли попробовать, может быть, на деле не так страшно, за работой наладятся отношения, за работой не так видны будут отталкивающие черты его [Плеханова] характера…» И Потресов говорит, что ночью он «придумал последнюю возможную комбинацию, чтобы хоть кое-как наладить дело, чтобы из-за порчи личных отношений не дать погибнуть серьезному партийному предприятию… Если же Плеханов заупрямится, — тогда черт с ним, мы будем знать, что сделали все, что могли… Решено»31.

Из своей деревни Везена, вместе с Аксельродом и Засулич, они — в который уже раз — едут в Женеву. Плеханов сразу «берет тон такой, будто вышло лишь печальное недоразумение на почве нервности: участливо спрашивает Арсеньева о его здоровье и почти обнимает его — тот чуть не отскакивает… Мы говорим, что по вопросу об организации редакторского дела возможны три комбинации (1. мы редакторы, он — сотрудник; 2. мы все соредакторы; 3. он — редактор, мы — сотрудники), что мы обсудим в России все эти три комбинации, выработаем проект и привезем сюда.

Плеханов заявляет, что он решительно отказывается от 3-ей комбинации, решительно настаивает на совершенном исключении этой комбинации, на первые же обе комбинации соглашается. Так и порешили: пока, впредь до представления нами проекта нового редакторского режима, оставляем старый порядок (соредакторы все шесть, причем 2 голоса у Плеханова)»32.

Все, казалось бы, вернулось на «круги своя». «Плеханов проявил всю свою ловкость, весь блеск своих примеров, сравнений, шуток и цитат, невольно заставлявших смеяться… Мы решили не говорить о происшедшем никому, кроме самых близких лиц, — решили соблюсти аппарансы, — не дать торжествовать противникам. По внешности — как будто бы ничего не произошло, вся машина должна продолжать идти, как и шла, — только внутри порвалась какая-то струна…» И в момент, когда Георгий Валентинович плел свои «кружева», Владимир Ильич подумал: «Дурак же ты, если не видишь, что мы теперь уже не те, что мы за одну ночь совсем переродились»33.

Николай Валентинов даже из этого письма умудрился выудить свою «рыбку». По его мнению, «жизненный урок», полученный Ульяновым в результате этой драмы, был предельно прост: в отношениях с людьми «он принял себе за правило «держать камень за пазухой»34.

А вот как звучит это место в письме к Крупской: «Влюбленная юность получает от предмета своей любви горькое наставление: надо ко всем людям относиться «без сентиментальности», надо держать камень за пазухой. Бесконечное количество таких горьких слов говорили мы в тот вечер. Внезапность краха вызывала, естественно, немало и преувеличений, но в основе своей эти горькие слова были верны»35.

Значит, «горькие слова», не более того. А «жизненный урок», извлеченный Ульяновым, состоял в другом: «Мы оба были до этого момента влюблены в Плеханова и, как любимому человеку, прощали ему все, закрывали глаза на все недостатки, уверяли себя всеми силами, что этих недостатков нет, что это — мелочи, что обращают внимание на эти мелочи только люди, недостаточно ценящие принципы. И вот, нам самим пришлось наглядно убедиться, что эти «мелочные» недостатки способны отталкивать самых преданных друзей, что никакое убеждение в теоретической правоте неспособно заставить забыть его отталкивающие качества… Идеал был разбит, и мы с наслаждением попирали его ногами, как свергнутый кумир…»

И главный вывод: «Ослепленные своей влюбленностью, мы держали себя в сущности как рабы, а быть рабом — недостойная вещь…»36

«ЛИЧНЫЕ СВЯЗИ»

15 августа Ульянов выезжает из Женевы в Мюнхен, но по дороге останавливается в Нюрнберге, где необходимо было договориться с немецкими социал-демократами о некоторых деталях их технической помощи изданию «Искры» и «Зари».

Все первые дни тяжкое впечатление от произошедшего конфликта не проходило, но текущие хлопоты постепенно оттесняли эти переживания как бы на второй план.

«Сегодня 2 сентября [20 августа], воскресенье, — пишет Владимир Ильич из Нюрнберга Крупской. — Значит, это было только неделю тому назад!!! А мне кажется, что это было с год тому назад! Настолько уже это отошло далеко!» И еще: «По мере того, как мы отходили подальше от происшедшей истории, мы стали относиться к ней спокойнее и приходить к убеждению, что дело бросать совсем не резон, что бояться нам взяться за редакторство… пока нечего, а взяться необходимо именно нам, ибо иначе нет абсолютно никакой возможности заставить правильно работать машину и не дать делу погибнуть от дезорганизаторских «качеств» Плеханова»1.

Еще по дороге в Нюрнберг он начинает писать проект соглашения между группой «Освобождение труда», именуемой теперь группой «Социал-демократ», и русской группой, которую он впервые называет «Группой «Искра»». «Ввиду солидарности основных взглядов и тождества практических задач», говорилось в этом документе, обе «организации заключают между собой союз». Плехановская группа «принимает ближайшее редакционное участие» в «Заре» и «Искре», а также в их распространении, расширении связей и «приискании материальных средств»2.

Порядок голосования в редакции Ульянов напишет позже — 6 октября. Он будет предусматривать равенство голосов обеих групп, а в случае разногласий — публикацию особого мнения как группы, так и отдельных ее членов. О двух голосах Плеханова уже не упоминалось3. И еще одна деталь: было окончательно договорено, что редакция «Искры» будет работать не в Швейцарии, под боком у Плеханова, а в Мюнхене, куда должна была переехать Вера Ивановна Засулич.