Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Николай Японский

1. Они будут позволять жить без взимания платы учителям, которые присланы будут Миссионерским обществом для службы в Университете все время, пока они будут состоять на этой службе, жить в домах, что построены для учителей. Такая чудовищная бессовестность, что после, пожалуй, не поверишь! Итак, вот слова письма of trustees to the honorable members of the American Board of Commissioners [?] for Foreign Missions (Japan Daily Mail, August 6, 1896): «You shall be assured that we will grant free use of these houses to all foreign teachers sent over by the American Board, so long as they are in the employ of our institution».

2. Если окажутся свободными некоторые учительские дома, то они «некоторые из них» (Japan Daily Mail, August 6, 1896) «на некоторое время» могут одолжать и миссионерам, если только не будут чувствовать финансового стеснения. Тут столько ограничений и такая казуистика в подлиннике, что благодетелям прямо и советуется не думать о даровом помещении в домах, выстроенных ими. — Итак, вот как провели японцы американцев! Но только не поторопились ли японцы? Лишившись американской поддержки, устоит ли их Доосися?

27 июля/8 августа 1896. Суббота.

О. Симеону Мии я говорил, чтобы он тихонько, не возбуждая толков, чтобы не возбудить препятствий, присматривался к продажным местам в Кёото и, выбрав подходящее для постройки храма, известил меня о цене, чтобы купить, если доступно будет. Ныне он извещает об одном таком месте с хорошим японским домом и свободным местом, ныне под садом, — для постройки храма. Цена около 5000 ен. Место в лучшей части города, недалеко от Дворца, в центре столицы. Я тотчас же ответил вопросом о настоящей, крепкой цене. Быть может, Господь устроит дело.

Христиане Такасаки крайне недовольны тем, что не прислали к ним назначенным Собором Иоанна Судзуки, а дают Фому Маки; прислали прошение о Судзуки, потом прибыл уполномоченный от них — просить того же Судзуки. Не знают они сего господина. Он — везде хорош на первое время; по потом опускается и впадает в крайний пессимизм, а вследствие того ровно ничего не делает. О христианах Оцу он мне пред Собором до того дурно отзывался, что больше оплевать людей нельзя: «Не хочу–де опять в Оцу, потому там христиане — самый дрянной народ, такой дрянной, что язычники стыдятся присоединиться к обществу такого злокачественного осадка, оттого нет никакой надежды там на успех проповеди». Ну можно ли более оградить людей? И все — ложь, не сознаваемая самим лжецом и составляющая блевотину его мерзкой прирожденной болезни — крайнего пессимизма. Такого–то человека послать в Такасаки — довольно большую и благоустроенную Церковь! Я рад был, что христиане Оцу, не зная, конечно, как он честит их, пожелали его оставить у себя, и он — по непостоянству — пожелал остаться. Фома Маки, конечно, в сто раз достойнее этого пессимиста, хоть и позорился несколько. — Утром сегодня послал я о. Игнатия Мукояма, бывшего катихизатора Такасаки, тоже радовавшегося, что не Судзкуки, а Маки займет его место в Такасаки, убедить братий принять с любовью Маки. Уполномоченный, разъехавшийся с ним, по прибытии сюда и кратком объяснении ему дела, обращен немедленно домой, где о. Игнатий будет иметь разговор со всеми христианами завтра после воскресной службы.

28 июля/9 августа 1896. Воскресенье.

Во время проповеди, на литургии, вошел в алтарь старец в сопровождении молодого человека; оказалось: генерал–лейтенант Александр Александрович Колокольцев, член Адмиралтейского Совета, едущий во Владивосток на ревизию; при нем его сын, по имени тоже Александр Александрович. Нехорош этот русский обычай светских — в алтарь без всякой причины. Здесь этого еще нет, и я не знал, что делать с генералом, а чтобы не завести балагурства, отступал к Престолу и стоял перед ним все время проповеди, хотя для усталости хотелось бы посидеть. Давая крест целовать, я пригласил генерала к себе и потом очень приятно провел время с ним почти до трех часов; он с сыном у меня завтракал, потом все вместе смотрели солнечное затмение, бывшее сегодня с тридцати девяти минут первого часа, когда луна коснулась солнечного диска, до тридцати семи минут третьего часа, когда солнечный диск совсем очистился. Сын генерала накоптил стекло свечою, и мы с полукруглого балкона очень удобно наблюдали затмение. До завтрака я показывал генералу с сыном Токио с колокольни, Женскую школу и в ней образ Спасителя, которым Высокопреосвященный Филарет, Митрополит Московский, благословил Адмирала Путятина, когда он в 1853 году отправлялся заключать трактат с Япониею. Генерал Колокольцев был тогда в эскадре Путятина мичманом. Ему поручена была постройка шхуны Хеда, причем у него работали семьдесят японских плотников. Все это ныне генерал Колокольцев с увлечением вспоминает и смотрит на Японию совсем в розовые очки, как будто ему сорок три года с плеч долой. Какое удовольствие встретиться и поговорить с таким человеком! Ключом закипают воспоминания о давних годах и уже отошедших лицах, как ныне о графе Путятине, Ольге Евфимовне, Гошкевиче, капитанах Шкоте, Болдине и прочих. Около трех часов генерал и сын в сопровождении Андрея Имада отправились осматривать Уено и Асакуса.

29 июля/10 августа 1896. Понедельник.

Целый день занимался надписываньем книг, отправляемых в Россию.

После обеда был епископальный миссионер Armine King с юным другим миссионером. Просил выписать три экземпляра Священных картин — таких же, что я когда–то подарил бишопу Corty в Корее; картины для Reverend Trollope в Чемульпо. Я обещал сделать это. Спрашивал Кинг еще, какая у нас формула слов при крещении. Я подарил ему наш требник, указав сию формулу; подарил и его другу, миссионеру в Оосака. Говорили, что будут ждать отпечатания нашего перевода Нового Завета, чтобы пользоваться им; нынешний перевод (Hepburn’a) находят несовершенным. Главное, чем недовольны: перевод по–японски разными словами одних и тех же терминов подлинника. Предостережение нам.

30 июля/11 августа 1896. Вторник.

Утром прибыл из Такасаки о. Игнатий Мукояма с известием, что там охотно принимают Фому Маки, по рекомендации моей и о. Игнатия. Впрочем, тамошние христиане и сами знают Маки, бывшего некогда катихизатором в Аннака; но думали, что теперь назначается к ним не он, а его однофамилец, неизвестный им, ибо о прежнем Фоме Маки они уже известились, что он избран во священника.

С сегодняшней почтой получен, между прочим, Указ Святейшего Синода, о том, что о. Сергию Глебову, по моему представлению, дана камилавка. Ну и ладно!

31 июля/12 августа 1896. Среда.

Есть катихизаторы, от которых не знаешь, как отделаться. Таков Сергий Кувабара; не без способностей, но бывший бонза; кажется, не имеет никакой веры; однако ж и не настолько заявивший себя противными церковной службе качествами, чтобы прямо прогнать его. О. Матфей Кагета, у которого он служил, находит его совсем ни к чему не годным, — но по лености только; а, быть может, в Эдзири и Какегава и прилежный бы ничего не сделал! Говорил еще о. Матфей, что он любит занимать деньги, но явно дурных поступков о нем не свидетельствует. Назначен он был ныне в Оцу; там его не пожелали, а удержали прежнего — Судзуки. Отправляю его в Сендай к о. Петру Сасагава, но с предписанием, чтобы он был именно в Сендае, под прямым надзором самого о. Петра.