Падение царского режима. Том 1 - Павел Щёголев

Приложение.

Письменные объяснения А.Т. Васильева

чрезвычайной следственной комиссии.

I.

На предложенные мне вопросы отвечаю.

С конца июня 1913 г. по 7 ноября 1915 г. я исполнял обязанности вице-директора департамента полиции, а со 2 октября 1916 г. состоял директором того же департамента.

Директорами при мне были сначала С.П. Белецкий, потом В.А. Брюн-де-Сент-Ипполит и, наконец, Моллов, а товарищем министра по конец августа 1915 г. состоял генерал Джунковский. Затем в сентябре 1915 г. полномочия товарища министра получил директор Моллов, а в конце октября того же года на должность товарища министра был назначен сенатор Белецкий. Последний, пригласив меня через несколько дней по вступлении в должность, сказал мне, что я очень устал и что он устроит меня членом совета главного управления по делам печати сверх штата, но что я буду использован для командировок, а именно, как мне потом при представлении ему сказал бывший тогда министром А.Н. Хвостов, «для контакта между центральным правительством и местною властью».

Хотя такие командировки и представляли материальную выгоду, однако я от них решил отказаться, о чем и заявил исполнявшему обязанности директора К.Д. Кафафову.

Департамент полиции состоит из следующих делопроизводств: 1 – личный состав, чины полиции, II – обязательные постановления, полицейская стража, III – счетное, IV –общественное движение, V – административная высылка, особый отдел – политическая часть, VII – законопроекты, VIII – сыскная (уголовная) часть, IX – все дела, связанные с войною. Кроме того, в департаменте имеются – регистрационный отдел, казначейская часть и архив.

В частности Особый отдел был подразделен на отделения, а именно I – общего характера переписки, II – социал-революционеры, III – социал-демократы, IV – инородческие организации, V – разборы шифров, VI – следственное было выделено и присоединено к V делопроизводству, VII – справки о благонадежности (бывшее VI делопроизводство). Кроме того, было специальное отделение, в котором сосредоточивались все поступавшие сведения о секретных сотрудниках местных жандармских управлений и охранных отделений.

Для меня лично совершенно неинтересно было в общем, кто именно состоит сотрудником, Петров ли, Сидоров ли и т.д., – мне важно было знать, насколько данный сотрудник соответствует или будет соответствовать своему назначению и насколько он будет правдив. Здесь я кстати замечу, что о каждом случае изгнания сотрудника за предосудительные его в отношении розыска сведения оповещались циркулярно все жандармские власти в целях недопущения такого лица к делу.

Поэтому, когда мне приходилось самому читать бумаги или выслушивать доклады о сотрудниках, то я естественно обращал внимание на характеристику лица, но не на его имя. Этим я хочу объяснить, что я не в состоянии упомнить и здесь изложить имена всех сотрудников, так же точно, как я не мог бы назвать по фамилиям многих чиновников департамента, хотя некоторых знаю уже много лет. Но если мне напомнят о ком-либо или же покажут переписку, то я скажу то, что мне известно.

Так, например, 15 марта господин председатель чрезвычайной следственной комиссии спросил меня, кто такой «Старый», коего я рекомендовал московскому охранному отделению, как рекомендуют хорошего знакомого. Поставленный в такой редакции вопрос совершенно меня ошеломил, и я долго ломал голову, к чему это может относиться? Если формулировка вопроса остается такою, как здесь изложено, то я категорически отрицаю правдивость полученных комиссиею сведений. Но, может быть, этот вопрос относился в следующему случаю.[*] Ровно три года тому назад бывший директор Брюн-де-Сент-Ипполит приказал мне (я был тогда вице-директором) передать полковнику Мартынову, чтобы он «связался» и впредь имел дело с сотрудником Малиновским.

Это поручение я и исполнил. Какую кличку дал Малиновскому полковник Мартынов, я не интересовался знать и не знаю теперь, с Малиновским я нигде и никогда не встречался и его не видел, а значит и рекомендовать его не мог.

Далее, на вопрос о «Пьере» могу сказать, что такой сотрудник был заграницею. Если я не ошибаюсь, то он во время войны приехал в Россию, где был призван в войска и отправился на Кавказ, при чем должен был присылать сведения, если таковые будут, прямо в департамент. Как настоящая фамилия «Пьера», я не помню, – мне кажется, что он – уроженец Кавказа.

Знал я сотрудника «Шарля», который проживал под фамилиею Полонского, настоящую же его фамилию (он – еврей) я также не помню. Была у меня – должно быть тоже в 1914 году – Шорникова, которая затем была передана в распоряжение судебного следователя.

Я забыл упомянуть, что в состав политической части входила и заграничная агентура, во главе которой находился А.А. Красильников. У него были офицеры Люстих и Лиховской и чиновник Литвин.

Отношение к провокации со стороны департамента всегда было отрицательное. Лучше всего это выразилось в следующем факте. Кажется, в декабре 1916 г. начальник харьковского губернского жандармского управления, отвечая на какую-то бумагу департамента, между прочим высказал, что неосновательные, по его мнению, придирки к делу розыска департамента могут довести дело это до провокационных действий. На этой бумаге начальника управления я собственноручно написал, не помню точно, в каких выражениях, что малейшие намеки на провокацию вызовут со стороны департамента беспощадное отношение ко всем, замешанным в провокации, лицам. Затем, по моим указаниям была составлена ответная бумага, которую я подписал.

Далее – чины особого отдела могут подтвердить, как я возмущался и категорически отклонил просьбу начальника полтавского губернского жандармского управления об оставлении у него сотрудником «брюнета» (какой-то галичанин, вывезенный им из Львова), который был замечен в доставлении неверных сведений по Киеву. Наконец, в самые последние дни было получено донесение начальника тульского губернского жандармского управления о забастовке на заводе и о том, что в числе главарей был субъект (фамилию не помню), известный жандармскому управлению по тому, что несколько лет тому назад дал какие-то сведения. Я тотчас же – это было во время доклада особого отдела – приказал изготовить ордер генералу Попову, дабы он немедленно выехал в Тулу и там детально разобрал это дело.

На вопрос «об отношении Протопопова и Курлова к департаменту» – что я могу ответить? Ген. Курлов действовал очень недолго – я думаю, не более трех недель, – ему делали очередные доклады по текущим делам вице-директоры, в большинстве случаев не в моем присутствии, при чем вице-директоры сообщали обыкновенно мне в общих чертах суть своих докладов ген. Курлову и распоряжений последнего. Ничего принципиального или выдающегося припомнить я не могу, так как все касалось обыденных переписок. Лично я в присутствии ген. Курлова сделал один неполный доклад Протопопову (это было в середине октября) также по неважным делам. Затем более определенных докладов у меня у министра не было, и являлся я к Протопопову в подавляющем большинстве случаев по его вызову. Здесь позволю себе заметить, что газетные сведения о том, что ген. Курлов после освобождения его от исполнения обязанностей товарища министра все-таки присутствовал при моих докладах, совершенно не соответствуют действительности, так как, во-первых, никаких фиксированных часов моих у министра не было, а, во-вторых, ген. Курлов, насколько мне известно, долгое время, отчасти по болезни, вовсе не приезжал к Протопопову. Лично я видел ген. Курлова у Протопопова с ноября по февраль не более двух раз, при чем у меня особенно врезалось в память, что в разговоре Протопопов упомянул что-то о правых организациях. Курлов его перебил и при мне сказал Протопопову, что никогда нельзя путать правые организации к департаменту полиции, а что ему, как министру, можно иметь дело, с кем он хочет.

Таким образом постоянных, так сказать, бюрократически установленных часов для моих докладов Протопопову установлено не было. Пытался я просить через секретарей Б.И. Григорьева и Б.В. Андро уделять мне полчаса времени в день, если будет нужно, а именно после 5 часов дня, говорил об этом Протопопову лично, но ничего из этого не вышло, так как Протопопов решительно не умел распоряжаться своим временем. Потому приходилось представлять ему письменные доклады.

Отношение Протопопова к правым организациям было несомненно благожелательное, и по его приказанию мне приходилось посылать деньги Маркову, о чем Протопопов и заявил при мне 12 сего марта господину министру юстиции. Деньги эти, по словам Протопопова, предназначались для оборудования отделов Союза и поддержку правой печати. Лично я был против этого, с одной стороны, по принципиальным соображениям – правительство должно избегать партийности, а с другой стороны, в виду того, что в этом случае отсутствует контроль расходования сумм. Я это высказывал Протопопову, но… получал приказание, которое обязан был исполнить. Равным образом был я против выдачи денег Василию Орлову. Последний был у меня в октябре, вскоре после моего назначения. Пришел он «представиться», денег не просил, а спросил только, выдам ли я ему железнодорожные (бесплатные) билеты. Я ответил отрицательно. – Значит, ездить не будем, – сказал он и ушел. В феврале уже Орлов был у Протопопова и просил у него денег, при чем подал какое-то заявление, которое потом мне было прислано. Я возвратил это заявление Протопопову при своей записке, на которой написал (приблизительно): «Если прикажете, то я выдам эти деньги, но прежде выдачи следует выждать результатов порученного мною начальнику московского охранного отделения расследования о шантажных действиях Орлова в отношении евреев». Результатом была резолюция – выдать 2.000 р., каковые деньги я передал вместе с перепискою вице-директору Броецкому. Не знаю, выдал ли он деньги Орлову, или нет. В общем же таких чрезмерных расходов, какие отмечены в записке департамента, находящейся ныне у господина министра юстиции, конечно не было, и прошлый год я закончил с остатком свыше 80.000 р. Экономил я деньги и старался отучить всех, которые раньше, на мой взгляд, неправильно получали из департамента. Я затрудняюсь на память привести все примеры этому, но на некоторые случаи позволю себе указать. Отклонил я уплату за телефон в Лесное (кажется 250 р.) состоявшему у министра В.А. Чумикову. Отклонил продолжить содержание бывшему вице-губернатору Фришу, коему было назначено таковое до 1 января 1917 г. Отклонил выдачу к рождеству наградных денег В.А. Гольмстрему, который, числясь чиновником департамента полиции, занимался в главном управлении по делам печати. Категорически отклонил просьбу секретаря министра В.В. Граве о выдаче по примеру прошлых лет наградных денег чинам железнодорожного жандармского управления Московско-Виндаво-Рыбинской жел. дороги. Два раза я поручал вице-директору Лерхе лично войти в переговоры о непременном возвращении Г.И. Кушнырь-Кушнарем ссуды, выданной ему еще до моего назначения на продовольственное дело.