Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Во-первых, — произнесла она уже нормальным голосом, — во-первых, Ёси-тян, мы позаботимся о вашем теле: ванна, массаж, потом беседа.

— Хорошо. Тут нам есть о чем поговорить.

— Да. — Она с улыбкой поднялась и, снова перехватив его испытующий взгляд, заверила его: — Это правда, в Зубе Дракона все хорошо: ваши сыновья здоровы, ваша наложница и её сын счастливы, ваши военачальники и вассалы бдительны и хорошо вооружены — все, как бы вы пожелали. Я просто решила нанести вам короткий визит, поддавшись внезапному капризу, — сказала она для подслушивающих ушей, — мне только нужно было повидать вас и поговорить об управлении замком.

А также залучить тебя в постель, красавец мой, думала она в глубине сердца, подняв на него глаза. Её ноздри наполнял исходивший от него запах мужчины, она остро чувствовала его близость и, как всегда, до боли жаждала ощутить его силу.

Пока ты далеко, Ёси-тян, я могу оставаться спокойной большую часть времени, но рядом с тобой… Ах, тогда это бывает очень трудно, хотя я и притворяюсь, о, как я притворяюсь, и прячу свою ревность к другим, и веду себя так, как должна вести примерная жена. Но это не означает, что я, как и все жены, не испытываю дикой ревности, иногда доходящей до исступления, когда мне хочется убить или, ещё лучше, покалечить всех этих девок, когда я мечтаю о том, чтобы меня желали и овладевали мной с такой же страстью.

— Вы были вдали слишком долго, муж мой, — нежно произнесла она, желая, чтобы он взял её прямо сейчас, на полу, где они возились бы так, как, в её представлении, возятся разохотившиеся молодые крестьяне и крестьянки.

День близился к середине; легкий ветер расчистил небо от облаков. Они находились в самых внутренних покоях: три комнаты с татами на полу и ванная комната в том месте, где стена стояла углом. Она наливала ему чай, изящно, как всегда. С самого детства она изучала чайную церемонию, как и он, но она теперь была Сэнсэем и сама учила других чайной церемонии. Они вымылись, и им обоим сделали массаж. Двери были заперты, стража расставлена, прислужницы отпущены. Он сидел в накрахмаленном кимоно, она угощала его в легком, развевающемся ночном кимоно, распустив волосы.

— Думаю, после нашего разговора я отдохну. Тогда моя голова прояснится к сегодняшнему вечеру.

— Ты ехала весь день?

— Да, господин. — Путешествие и в самом деле было трудным, она мало спала и меняла лошадей через каждые три ри, что составляло около девяти миль.

— Сколько времени занял у тебя путь?

— Два с половиной дня; я привела с собой только двадцать самураев под началом капитана Исимото. — Она рассмеялась. — Массаж действительно был очень кстати, и ванна. Но прежде…

— Почти десять ри в день? Почему таким скорым маршем?

— Большей частью для моего удовольствия, — безмятежно ответила она, зная, что времени впереди довольно, чтобы рассказать ему дурные вести. — Но прежде, Ёси-тян, чай для вашего удовольствия.

— Спасибо. — Он выпил зеленый, с тонким ароматом чай из тыквообразной чашки эпохи династии Мин и поставил её на место, наблюдая и выжидая, зачарованный её искусством и спокойствием.

После того как она налила им снова, сделала глоток и поставила свою чашку на место, она сказала тихо:

— Я решила прибыть сюда безотлагательно, потому что до меня дошли тревожные слухи и мне нужно было убедить себя и ваших военачальников, что вы в добром здравии, — слухи о том, что вы в опасности, что Андзё настраивает Совет против вас, что покушение сиси на него и убийство Утани являются частью нового большого подъема движения сонно-дзёи, что грядет война, как внутренняя, так и внешняя, и что Андзё и далее продолжает предавать вас и весь сёгунат. Он не должен был отпускать сёгуна и его жену из императорской семьи на поклонение в Киото.

— Все это правда или отчасти правда, — ответил он с тем же спокойствием, и её лицо потемнело. — Дурные вести разлетаются, как на крыльях ястреба, Хосаки, neh? Все ещё больше осложняется из-за гайдзинов. — Он рассказал ей о своей встрече с чужеземцами и о Мисамото, своём шпионе, потом более подробно — об интригах внутри замка, но не о своём подозрении, что Койко связана с сиси: Хосаки никогда не поймет, как Койко возбуждает меня и насколько это осознание опасности усиливает мои чувства и ощущения, делает её гораздо более волнующей для меня, подумал он. Моя жена лишь посоветует немедленно удалить Койко, провести дознание и наказать её и не оставит меня в покое, пока это не будет исполнено. Он закончил тем, что рассказал ей о вражеском флоте, стоящем у порога, письме сэра Уильяма и его угрозе и о сегодняшнем заседании Совета.

— Зукумура? Старейшина? Этот дряхлый тупица? Разве один из его сыновей не женат на племяннице Андзё? Конечно же, старый Тояма не стал голосовать за него?

— Он просто пожал плечами и сказал: «Он или кто другой, не имеет значения, у нас скоро будет война. Назначайте кого хотите».

— Значит, в лучшем случае голоса разделятся три к двум против вас.

— Да. Теперь Андзё не обуздать. Он может делать все, что пожелает: расширить голосованием свою власть, стать тайро — любую глупость, какая придет ему в голову, вроде этого идиотского переезда Нобусады в Киото. Ёси почувствовал, как у него опять что-то сжалось в груди, мешая дышать, но он взял себя в руки, радуясь возможности поговорить откровенно — насколько откровенно он вообще мог говорить с кем-то — и доверяя ей больше, чем кому бы то ни было.

— Варвары оказались такими, какими вы их представляли себе, господин? — спросила она. Все в них поражало её: «знай своего врага, как знаешь себя самого…». Книга Сюнь-цзы была одним из первых учебников для Хосаки, её четырех сестер и трех братьев, наряду с занятиями воинскими искусствами, каллиграфией и чайной церемонией. Её и сестер их мать и тетушки сосредоточенно обучали также управлению землей и деньгами, передавая им практические навыки обращения с мужчинами всех сословий, что имело первоочередное значение для их будущего. Она так и не преуспела в воинских искусствах, хотя достаточно умело обращалась с ножом и боевым веером.

Ёси рассказал ей все, что смог вспомнить, не забыв и того, что Мисамото поведал ему о гайдзинах, живущих в той части Америк, которая звалась Калифорнией — иногда её ещё называли Страной Золотой Горы. Её глаза сузились, но он этого не заметил.

Когда он закончил свой рассказ, у неё ещё оставалась тысяча вопросов, но она оставила их на потом, не желая утомлять его.

— Вы помогаете мне так наглядно все представить, Ёси-тян, вы удивительно наблюдательны. Какое вы приняли решение?