Собрание сочинений в 12 томах. Том 4. Приключения Тома Сойера. Жизнь на Миссисипи - Марк Твен

Пещеры бывали иногда битком набиты народом, в них было жарко и душно. Иногда в пещере собиралось человек двадцать — двадцать пять, нельзя было повернуться, и воздух бывал такой спертый, что свеча гасла. В одной из таких пещер как-то ночью родился ребенок. Вы только подумайте! Это все равно что родиться в сундуке.

У нас в пещере два раза скапливалось по шестнадцати человек, а много раз — но двенадцати. Было порядком душно. Восемь нас бывало там всегда: эти восемь человек были постоянными жителями пещеры. Голод, нужда, болезни, страх, горе и все что хотите так придавило их, что после осады никто из них уже не остался прежним. Все, кроме троих, умерли в течение двух-трех лет. Однажды ночью граната разорвалась перед пещерой, обвалила ее и засыпала. Ну и намучились мы, пока откопали выход. Некоторые чуть не задохлись. После этого мы сделали два выхода, — о чем следовало подумать раньше.

Мясо мулов? Нет, мы дошли до этого только в последние дни. Ну конечно оно было вкусно: все покажется вкусным, когда умираешь с голоду».

Этот человек вел дневник — вы думаете, в течение всех шести недель? Нет, только первые шесть дней. В первый день восемь страниц убористым почерком; во второй — пять; в третий — одна, написанная разгонисто; в четвертый — три-четыре строчки; в пятый и в шестой день одна-две строчки; на седьмой день дневник был заброшен: жуткое существование в Виксберге стало заурядным и вполне будничным.

История Виксберга во время войны гораздо интереснее для рядового читателя, чем рассказы о событиях в других приречных городах. Она разнообразна, красочна и полна приключений. Виксберг держался дольше всех других крупных приречных городов и пережил войну во всех ее проявлениях как на суше, так и на воде: осаду, подкопы, штурм, его отражение, бомбардировку, болезни, плен, голод.

В этом городе — самое красивое национальное кладбище. Над большими воротами надпись:

Кладбище расположено великолепно, очень высоко, с видом, открывающимся на долину и реку. Оно раскинулось широкими большими террасами с извилистыми аллеями и тропинками; террасы обильно украшены субтропическими кустарниками и цветами; в одной части кладбища был оставлен участок дикого леса в нетронутом виде и поэтому полный очарования. Все на этом кладбище показывает заботу правительства. То, что сделано правительством, всегда отличается превосходным исполнением, все сделано прочно, тщательно, аккуратно. Правительство не только устраивает все хорошо, но заботится о сохранности того, что сделано.

Извилистыми дорогами (которые часто оказывались так глубоко высеченными в отвесных стенах, что представляли собой попросту открытые туннели) мы проехали милю-другую и осмотрели памятник, поставленный на месте, где генерал Пембертон сдал Виксберг генералу Гранту. Памятник сделан из металла, и это предохранит его от трещин и отбитых углов, так обезобразивших прежний, мраморный памятник; но кирпичный цоколь осыпается, и памятник скоро упадет. Он возвышается над живописными окрестностями, над лесистыми холмами и оврагами и сам довольно живописен благодаря красиво обвивающим его цветущим растениям. То, что уцелело от мраморного памятника, перенесено на национальное кладбище.

Проехав с четверть мили но дороге к городу, мы встретили старого негра, который с гордостью показал нам неразорвавшуюся гранату, лежащую на его дворе с того дня, как она упала там во время осады:

— Я стоял вот тут, а собака — вон там. Она как подбежит к бомбе поиграть с ней, — ну а я-то понял, что тут не до шуток! «Эй, говорю, ты оставайся тут, ежели хочешь, — лежи на месте, либо бегай кругом, а мне надо в лес по делу, вот что!»

Виксберг — город больших торговых улиц и красивых особняков; он центр торговли по рекам Язу и Санфлауэр; от него строятся во все стороны железные дороги через богатые сельскохозяйственные районы, и ему предстоит будущность процветающего города большого значения.

По-видимому, почти все приречные города, большие и маленькие, решили, что отныне богатеть и разрастаться они могут главным образом благодаря железным дорогам. Соответственно этому они и действуют. По всем признакам, ближайшие двадцать лет принесут с собой заметные перемены в долине: увеличится население и его благосостояние, а вместе с этим, естественно, и его интеллектуальное развитие, а также и свободомыслие. Тем не менее, если судить ио прошлому, у городов на Миссисипи есть возможность найти и использовать способ задержать и подавить свое развитие. Во времена расцвета пароходства они сами себе создавали помехи в виде нелепой системы портовых пошлин, мешавшей тому, что можно назвать «розничным» движением грузов и пассажиров. Суда облагались такой высокой портовой пошлиной, что им было невыгодно приставать к берегу ради одного-двух пассажиров или небольшой партии груза. Вместо того чтобы поощрять вовлечение их в торговлю, города усердно и успешно мешали этому. Они могли бы пользоваться большим количеством судов и низким тарифом, но их политика привела к тому, что судов было мало и тарифы неизбежно повышались. Такая политика господствовала — и господствует — на всем протяжении реки от Нового Орлеана до Сент-Пола.

Нам очень хотелось проплыть вверх по Язу и Санфлауэру: побывать в этих местах всегда интересно, а а то время было интересно вдвойне, так как там мы могли бы еще увидеть большое наводнение во всей его гиде. Но по возвращении нам почти неизбежно пришлось бы день, а то и больше, дожидаться новоорлеанского парохода, — поэтому мы были вынуждены отказаться от своего намерения.

Вот какой рассказ мне удалось услышать на пароходе в тот вечер. Я привожу его здесь потому, что это интересная история, а не потому, что она здесь уместна, — напротив, она вовсе неуместна. Ее рассказал один из пассажиров — профессор колледжа, она всплыла у него в памяти во время общего разговора, который начался с лошадей, перешел на астрономию, потом коснулся линчевания шулеров в Виксберге полвека тому назад, потом перешел на сны и приметы и наконец, после полуночи, закончился спором о свободе торговли и протекционной системе.

Глава XXXVI

Рассказ профессора

«Произошло все это давно. Тогда я еще не был профессором. Я был скромным молодым землемером и готов был размежевать весь мир, если бы кому-нибудь это понадобилось. У меня был контракт на съемки для дороги к большому руднику в Калифорнии, и я направлялся туда морем — поездка на три-четыре недели. Пассажиров на пароходе было много, но я очень мало общался с ними, — я страстно любил читать и мечтать и ради удовлетворения этой страсти избегал разговоров с окружающими. Среди них было три профессиональных игрока — грубые и отталкивающие субъекты. Я никогда с ними не разговаривал, но мне приходилось видеть их довольно часто, так как они играли день и ночь в каюте, выходившей на верхнюю палубу, и во время моих прогулок я часто видел их в полуотворенную дверь: они не плотно закрывали ее, чтобы выпускать излишек табачного дыма и ругательств. Это была противная, дурная компания, но приходилось, разумеется, мириться с ее присутствием.