Беспокойное сердце - Владимир Семичастный

Вручая мне книгу, Моргун просил меня:

— Ефимыч, ты только прочитай все — от корки до корки!

И я заставил себя прочитать эти пятьсот страниц лжи, замешанной на украинском национализме, измышлениях Резуна (В.Суворова) и мистике. И все это написал Герой Социалистического Труда, бывший секретарь обкома партии, бывший заведующий отделом ЦК КПСС, бывший первый заместитель председателя Совмина Киргизии, бывший целинник!!!

Правильно пишет в предисловии к этой книге некий И.Бокий, что у автора «была и другая, тщательно скрываемая от людей, прикрываемая наградами и почестями жизнь» — жизнь «перевертыша», скажу я!

Позднее я встретил Моргуна в Москве. И как же мы сцепились!

Моргун стал оправдываться, мол, я что-то не так понял.

— Если ты считаешь, что я не понял, какую гадость ты написал, — ответил я, — я разъясню свою позицию публично, в печати.

Я встретился с Масленниковым, бывшим секретарем Красноярского крайкома комсомола, ныне доктором экономических наук, профессором, академиком Международной академии наук высшей школы, и мы с ним написали статью для «Советской России». Она была опубликована под заголовком «Как Федор Моргун жизнь страны проморгал. Человек с перепаханной совестью» 20 апреля 1999 года.

Позже в журнале «Диалог» мы поместили более развернутую статью — «Перепаханная совесть автора», где привели и его дарственную надпись мне.

В этих статьях мы доказали на фактах всю тенденциозность, лживость, необъективность автора, который считает книгу своей «исповедью».

После этого Моргун стал названивать мне на квартиру — просил вернуть книгу: видимо, хотел вырвать дарственную надпись. Но я решил оставить на память этот «поцелуй Иуды»…

Эпилог

Период, наступивший непосредственно после смерти Леонида Брежнева, лишь ускорил трагический конец самой большой в мире страны, носившей название Союз Советских Социалистических Республик.

Брежнев умер в ноябре 1982 года. По этому поводу я уже не испытывал никаких чувств: ни удовлетворения, ни сожаления. За несколько лет до своей смерти он уже был в состоянии полнейшей прострации. В стране правило его окружение.

Если бы он вовремя ушел (или «его ушли»), хотя бы через десять, а не семнадцать лет, он оставил бы о себе неплохую память, потому что у Брежнева было достаточно и его личных данных, и того, что при нем сделано. Кстати, он пожинал плоды, во многом наработанные еще при Хрущеве: ведь показатели первой брежневской семилетки были самыми высокими из всех, что были за последний период. И Брежневу следовало остановиться. А он не смог этого сделать. Дошел до маразма и не заметил, что, окружив себя несметным количеством «однохуторян», холуев и подхалимов, вырастил людей, которые стали править за его спиной, не заботясь об авторитете и нуждах страны. Это не были его единомышленники или преданные друзья, а люди, стоящие у «кормушки». Они готовы были ему ноги передвигать, лишь бы он держался у власти. Ничего этого он не видел (или не хотел видеть!) и слышать правды не хотел. А как только Брежнев рухнул, так рухнули все эти Циневы, Цвигуны, Цукановы и всплыл Горбачев. Именно в той обстановке мог появиться такой человек, как Горбачев — предатель из предателей! И именно Брежнев подтащил страну к провалу, к тому кошмару, который мы переживаем более десяти лет.

Наследник Брежнева Андропов недолго пробыл во главе страны. Он умер в январе 1984 года. Находясь еще на посту председателя КГБ, он был уже настолько болен, что не мог ездить в служебные командировки. Как я думаю, это был человек, осознававший всю серьезность положения в государстве, однако в высшей степени беспринципный и бесхарактерный. Ему не хватало смелости подготовить хотя бы один критический документ о состоянии страны, в котором был бы осужден брежневский курс.

Следующий в этом ряду «вождь» — К.У.Черненко — лишний раз показал беспомощность руководства КПСС. По своему интеллекту да и по другим качествам Черненко был самым слабым из всех руководителей СССР за всю его историю. К тому же он был очень болен. Шутили: «Кремль стал Четвертым управлением Минздрава».

Михаила Горбачева я поначалу принимал с надеждой. Мы с Шелепиным даже обрадовались на первых порах: молодой, энергичный человек, с отвагой вступивший на трудный путь.

Однако наши симпатии сохранялись не долго: уж слишком быстро Горбачев показал, что перенял многое от брежневской поры.

И все же мы с Шелепиным решили попытаться договориться с ним о встрече. Никаких задних мыслей при этом у нас не было. Наше время в политике миновало, но мы хотели высказать Горбачеву свое мнение по ряду вопросов. Было также желание повидаться с ним, поприветствовать, пожелать успехов.

А.Н.Шелепин — бывший член Политбюро, а для Горбачева это, как мы полагали, что-то значило. К тому же Шелепин и Горбачев когда-то встречались во время отдыха в Железноводске. Горбачев тогда занимал пост секретаря Ставропольского краевого комитета партии. Я же помнил его с комсомольских времен — когда-то вместе были на одном из съездов комсомола.

Горбачев нас не принял, не дал себе труда даже ответить нам. Сначала он «водил нас за нос», потом отказал.

Мы решили, что нового секретаря не интересуют советы старых кадровых партийцев, и наш начальный энтузиазм несколько поостыл. Может быть, он опасался, что мы идем к нему с какими-то просьбами?.. Если так, то он не дал нам и возможности разуверить его в обратном.

На этом и кончилась моя последняя попытка как-то ангажироваться в политике, пусть и имелся при этом в виду лишь добрый совет.

Когда же в одной из своих речей в Ленинграде Горбачев пообещал людям совершенно нереальные вещи, такие, как резкое увеличение — в два раза — производства в ближайшем будущем, значительный рост производительности труда и квартиру для каждого до двухтысячного года, надежда на его политическую трезвость и реализм оставила меня совсем.

Ныне Советский Союз ушел в прошлое. Образ старой идеи, ради которой я жил и работал, рассеялся и исчез. Россия стала рядовой развивающейся страной.

Пока я работал над этой книгой, умер мой лучший друг, друг всей моей жизни — Александр Николаевич Шелепин.

Последние годы меня все чаще тревожит память, заставляя снова и снова размышлять о пережитом, о том, какие вещи имели непреходящие ценности, а что было лишь мимолетным явлением. Многие прежние идеалы исчезают, а новые пока не рождаются.

Я попытался описать, с какими людьми мне пришлось повстречаться за более чем семьдесят лет моей жизни, какие события разворачивались вокруг и под каким углом зрения я смотрел на жизнь и на самого себя.