Альманах «Мир приключений». 1969 г. - К. Домбровский

От выводов и собственных теорий, гипотез и комментариев в отчете мы, согласно Вашему указанию, воздержались.

Весьма преданный

Ваш Гарри Стоун.

«У РУБЕЖА XX-XXI»

Специальное приложение

к номеру от 13 июля

ИНТЕРВЬЮ У МИССИС ДЖЕФФРИС

Нас приняли две дамы: изящная блондинка с бледным лицом и испуганными голубыми глазами и спокойная, довольно высокая шатенка с легкой проседью и прямым пытливым взглядом.

В кабинете покойного, куда нас поспешно провели, мы, с разрешения хозяек, тотчас же включили магнитофон и диктограф. Блондинка сказала (даю отрывки лент), указав на вторую даму:

— Знакомьтесь, это миссис Вероника Белл, младшая сестра Майкла. После трагедии она все время со мной — я не в состоянии оставаться одна в пустом доме. Вероника и нашла тот страшный документ с разгадкой. Но какой ценой нам далась эта разгадка! Ужасающей. Мы узнали безумные вещи. И на место одной загадки встала другая. Рассказывать вам все по порядку? Или вы пожелаете сначала задавать вопросы?

— Нет, мы будем слушать то, о чем вы пожелаете нам рассказать.

— Благодарю вас. Вероника, я попрошу вас приготовить кофе. Джентльменам придется, вероятно, задержаться у нас. Ознакомиться с обстоятельствами дела не так просто. Сначала придется посвятить вас в одну нашу семейную традицию. Извините, я говорю очень бестолково, но я очень взволнована.

— Мы понимаем вас. Считайте, что перед вами не газетчики, а доверенные лица. Говорите свободно о чем угодно. Без вашего согласия ничто не будет оглашено.

— Благодарю вас. Я хотела только сказать, что мы с мужем не мешали друг другу заниматься своим искусством. Он писал у себя в кабинете, а я рисовала в своей мастерской.

И никогда не глядела на то, что он делал за столом. Никогда не касалась его рукописей и записок. Вам еще не наскучило выслушивать подобные подробности?

— Мы понимаем, что это имеет отношение к событию.

— Благодарю вас. Совершенно верно. Если бы я совала нос в его рукописи и тетради, события, быть может, обернулись бы иным образом. А после такой его смерти я уж и вовсе не в силах касаться его бумаг и вещей. Вам понятно это?

— Понятно. Пожалуйста, продолжайте.

— Благодарю вас. Это делает за меня Вероника. Поэтому она... но сначала должна сказать вам... простите, я все время сбиваюсь... что Майкл после второй операции, а она была за пять недель до его смерти, резко изменился. Он стал как бы чужим человеком. Это был как бы не он, а кто-то другой. Словно его подменили. Но не его самого, а... как бы это вам объяснить... а его душу. Внешне он оставался таким же, и голос его почти не изменился, но вот манера речи и мышления стали другими. Понятно?

— Признаться, это уже менее понятно.

— Да-да, это естественно, ни я, ни кто другой также ничего не понимали. Но и мало кто знал об этом. Мы оба, не сговариваясь, скрывали это. По разным причинам, вероятно. А Майкл стал к тому же еще упорно избегать друзей и знакомых. При неизбежных же встречах он молчал, вопреки элементарной вежливости. Даже со мной он, против обыкновения, стал скрытным. Видимо, он что-то переживал. А через неделю после возвращения из лечебницы он вдруг за одну ночь поседел. После этой ночи он стал целыми днями писать.

— А затем, вероятно, уничтожал написанное?

— О нет! И весь последний день с утра писал. Вечером я отвезла его к профессору Брауну. Обратно привез его сам Браун. После полуночи. О чем они говорили, осталось неизвестным, но вернулся Майкл в страшно мрачном настроении. Ничего не ел, не пил и быстро прошел в кабинет. А рано утром разыгралась трагедия.

— А какие операции перенес ваш покойный супруг?

— Первая — обычная: пересадка сердца. И, как обычно, она прошла удачно и с отличным результатом. Правда, уже после нее Майкл впал в сплин...

— Простите, а вторая операция какая?

— Операция головы. Браун констатировал острый склероз мозга.

— А в клинике были известны происшедшие у пациента после второй операции психические изменения?

— Конечно! Профессор даже предупредил меня об этих изменениях. Но только при выписке из лечебницы. А до этого меня вообще не допускали к Майклу. Я ни разу не видела его до самой выписки. Неслыханный случай.

— Да, действительно очень странно. Почему же они не допускали вас, миссис Джеффрис?

— На все мои просьбы и мольбы они твердили одно: больной перенес серьезную, тяжелую операцию, ему необходим абсолютный душевный и психический покой — ни малейших эмоций и переживаний!

— А что они сказали вам, когда вы забирали вашего супруга домой?

— А тогда Браун поговорил со мной, еще до свидания с Майклом, наедине. Я сразу почувствовала, что этот крупнейший ученый, великий хирург и холодный человек подготавливает меня к чему-то очень нехорошему.

— И что же он сказал вам?

— Вкратце это сводится вот к чему: первое и главное — пока ни о чем не говорить с Майклом, молча забрать его домой. Дико, не правда ли? Потому что в результате операции у него многое выпало из памяти. Он совершенно не помнит, например, свое прошлое, не знает, кто он. Представляете мое состояние?

— Безусловно. Все это крайне странно.

— Браун призвал меня к мужеству. В утешение он сказал, что в медицине таких случаев известно немало. Более того, у Майкла появилась навязчивая идея: он считает себя кем-то другим. Но во избежание шока его не следует разубеждать в этом. И вообще его нельзя абсолютно ничем волновать. Разговаривать с ним надо будет очень осторожно, стараться говорить поменьше, ничем его не утомлять. Представляете?

— Да, тяжелое это было для вас испытание.

— Теперь уже можно вам сказать, что Вероника занялась столом Майкла. И обнаружила эту толстую лиловую тетрадь. Если бы я добралась до этой тетради несколько дней назад, быть может, удалось бы уберечь хотя бы Дейвиса. От самоубийства.

— Дейвиса?.. От самоубийства?..

— Да-да. Вы думаете, вероятно, что в моем потрясенном мозгу уже окончательно все перемешалось. Возможно. Попробуйте сами разобраться в том, что с кем произошло. Ради этого я и побеспокоила вас.

— Простите, но ведь Дейвис погиб более месяца назад при дорожной катастрофе! И какое отношение он имеет к вашему покойному супругу?..

— Абсолютно никакого. Не имел. В том-то и дело... А вот и Вероника с кофе. Очень кстати, мне незачем больше рассказывать — сами увидите. Будьте любезны, джентльмены, пересядьте в кресла к тому столику.

После кофе обе дамы, предоставив нам лиловую тетрадь, удалились. Бегло просмотрев ее, мы установили следующее:

1. Записи в тетради представляют отдельные, датированные отрывки. Поэтому в дальнейшем будем называть эту тетрадь условно «дневником».

2. Дневник состоит из двух частей: А) записей, сделанных до второй операции; Б) после нее. Эти части мы обозначили, в качестве разделов дневника, литерами «А» и «Б».

3. Разделы, по смыслу их содержания и различию стиля, написаны как бы двумя разными лицами. Однако почерки в обоих разделах, хотя и не вполне идентичны, все же по характеру родственны между собой.

4. Раздел «А» написан аккуратно и чисто. Раздел «Б» испещрен помарками; много вставок и вычеркнутого. Видимо, автор этих заметок писал их второпях и в сильном волнении.

Я поручил Бобу зачитать дневник вслух. Затем, ничего не обсуждая, мы условились с нашими дамами о следующем: после обеда Герберт вернется и сделает фотоснимки страниц тетради, что и было выполнено. Прилагается 1 комплект фотокопии.

ГАРРИ СТОУН.

РАЗДЕЛ «А»

Этот раздел представляет интимный разговор автора с самим собой о своих переживаниях и сомнениях. Майкл Джеффрис жалуется на плохое самочувствие и упадок творческого настроения. Немногие литературные заметки в этих записках перемежаются с различными размышлениями и рассуждениями общего порядка.

Таким образом, раздел «А» в целом не имеет отношения к делу. Однако он образует некоторый фон дальнейших событий. Для характеристики этого фона предлагаем вниманию читателя несколько отрывков из раздела «А».

...Сегодня, 5 мая, вот уже неделя, как я снова дома...

...Не «протестная» ли это реакция, как говорят медики, на чужеродную субстанцию? Многие барьеры тканевой несовместимости триумфально преодолены, но по-прежнему деспотически властвует несовместимость психическая, душевная: подавляет отвратительное сознание своего нечеловеческого сердца.