Настоящая фантастика – 2013 (сборник) - Андрей Бочаров

Мальчик рос непослушным, огорчал святого отца, матушку и гранд-ма… Под потоком жалоб супруги Этьен отложил ложку, молчаливый, как кладбищенская статуя, направился в кабинет и потребовал к себе сына.

Через месяц с небольшим Рене начал работать в аптеке у отца. По совести сказать, Этьен Миро не слишком хорошо представлял, что делать неуёмному подростку в стенах аптеки, и потому Рене чаще скучал от отсутствия дела и доверия родителя, по сотому разу перемывая склянки, протирая пол или окна. От скуки он начал читать.

За чтением статьи «Применение пикриновой кислоты при определении растительных алкалоидов в токсикологии» в одном из новых, только что привезённых отцу парижских журналов, и застал мальчика звонок колокольчика.

Этьена Миро вызвали к мадам Лаватен – бедняжка лежала без чувств, муж опасался за её жизнь и рассудок, но никак не мог отыскать доктора. Причиной бедственного положения мадам послужила гибель Матье – его нашли поутру возле дерева, где мальчишки устроили себе дом на ветвях. Матье упал и разбился. Испуганный и встревоженный, Рене напросился с отцом.

Покуда месье Этьен хлопотал вокруг мадам Лаватен, Рене прокрался в комнаты, где, окружённый свечами, лежал мёртвый товарищ. Но, увидев его бледное, восковое лицо, заострившийся нос, сизые губы, Рене не почувствовал ни страха, ни отвращения, ни печали – маленький, похожий на лисёнка, он шмыгнул к гробу и внимательно вгляделся в лицо Матье.

– Мсье, – тихо сказал он отцу в экипаже по дороге домой, – мне кажется, Матье не умер…

– Я понимаю тебя, мой мальчик, – снисходительно отозвался аптекарь. – Он на небесах и смотрит на тебя.

– Нет, отец, – возразил Рене, и голос его окреп. – Я думаю, его убили. Я заметил на его шее пятна, думаю – его задушили, а потом сбросили с дерева.

Через шесть месяцев убийца Матье Лаватена был казнён. Рене Миро продолжал тайком вскрывать крыс, не ведая, что его судьба уже предрешена.

Ночь была так темна, что Адам не опасался случайных прохожих. Чёртовы лягушатники оказались ещё трусливее своих – взять новую дозу было неоткуда. Адам снял комнату в грязной гостинице, накрепко прикрутил Эйба к кровати, вколол брату морфий.

Пожалуй, за пару монет он уговорился бы с местными о помощи, да только дельце было не шуточное. И полагаться можно было только на себя. Поэтому он впервые за долгие месяцы решился оставить брата одного.

Адам размахнулся и воткнул лопату в землю. Искать свежую могилу в такой темноте было трудно – он пошёл на запах живых цветов, щупал пальцами ещё не осевшую землю. Наконец, выбрав наугад могилу, Адам принялся быстро, не щадя сил копать, покуда лопата не чиркнула о крышку гроба.

– Прости, друг, – тихо шепнул он, поддевая лопатой доску, – может быть, Господь наш простит тебе твои грехи за то, что я сейчас вынужден сделать.

Адам расстелил на земле простыню, взятую с кровати в гостинице, стараясь не дышать, вытряхнул на неё тело, развернул кожаный футляр с инструментами. Брюшина трупа поддалась легко, скальпель вошёл почти беззвучно. Адам ощупью нашёл то, что требовалось, тщательно отделил материал и положил во флягу со спиртом. Наскоро забросал гроб землёй, молясь, чтоб Эйб дождался его возвращения.

Парню было плохо – комната кишела тварями. Адам набрал ванную, переловил химер и утопил, чтоб не мешали работать. Пристрелить проще, да только постороннее внимание ни к чему. Реактивов почти не осталось: эфир и едкий кали отсутствовали вовсе. Адам выругался – в который раз за вечер.

Абрахам выгнулся, хрипя. Лопнула верёвка. В углу комнаты сгустилась тьма, и из неё тотчас соткались, устремились к нему полтора десятка толстых осьминожьих щупалец. Адам пару раз со злости ударил по ним кочергой и вышел. Кажется, на соседней улице есть небольшая аптека, возможно, если быть тихим и осторожным, лягушатник не заметит, что кто-то пользовался его гостеприимством.

В 1902 году, когда дело Роз Харсент стало известно далеко за пределами тихого Писенхола. Когда эсер Балмашев был повешен за убийство министра внутренних дел Сипягина. Когда пришедший на улицу Фобур Сент-Оноре в дом № 157 Альфонс Бертильон обнаружил на месте убийства его слуги Жозефа Рейбеля осколок стекла с жирным отпечатком пальца – и захватил с собой в лабораторию… так вот, в тот год молодой Рене Миро был всего лишь одним из многих молодых медиков, которых судьба привела под крылышко Сюртэ. Усердный анатом, Рене любил своё дело и был достаточно честолюбив, чтобы добиться многого. Но даже он не предполагал, что первым шагом к мировой славе станет дело Амелин Ортанс.

Амелин Ортанс (урождённая Сидэ) была женой доктора Жана Мориса Ортанса. Супруги благополучно прожили в браке более двадцати лет, подавая друзьям и знакомым пример супружеских отношений. Но безоблачному счастью не суждено было длиться вечно – Амелин заболела. Убитый горем муж диагностировал туберкулёз. От этой болезни Амелин скончалась на руках супруга и была похоронена на кладбище Монпарнас – безутешный Жан Морис не жалел денег и не скупился на обещания и мольбы. Ведь речь шла о его Амелин.

Мадам Ортанс так и упокоилась бы с миром, если бы не анонимное письмо, заставившее полицию заподозрить неладное. Неизвестный утверждал, что супруг облегчил мадам Амелин переход в мир иной при помощи таинственного яда, который тот приобрел незадолго до смерти супруги в Новом Свете через цепочку знакомых.

Следователь, не менее честолюбивый молодой человек, немногим старше Миро, вцепился в дело, надеясь, что таинственный яд обеспечит ему внимание газет. А на стол к Рене лег трупный материал, полученный при эксгумации тела Амелин.

Дело окончилось, едва начавшись. Жан Морис признался, что отравил жену мышьяком, не в силах видеть её страдания. Суд признал его виновным, и уже через пару недель Париж забыл о месье Ортансе, увлечённый новыми сенсациями.

Единственным неготовым расстаться с делом Ортанс был Рене Миро. Он всё ещё не определил, что за яд использовал сентиментальный доктор для убийства супруги. Миро был уверен: Ортанс использовал не мышьяк или какой-либо другой металлический яд. Сам Орфила, будь ещё жив, согласился бы с ним.

Рене понял, что нужно искать алкалоид.

Адам снял пальто и с сожалением заметил, что полы прострелены в трёх местах. Одна пуля задела плечо. Царапина. Он видел раны значительно тяжелее этой. Только плечо болело нестерпимо, и сама мысль о том, чтобы взвалить на себя бредившего Эйба, вызывала озноб.

Чёртов аптекарь оказался бдительным – слишком резво вызвал жандармов. Адам бросил в аптеке все: инструменты, остатки трупного материала, грязные колбы. Взял только дозу. Уж теперь у тех, кому придётся за ним убирать, не останется сомнений, что готовили в лаборатории этой аптеки.