Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн. - Николай Скабаланович

Императрица Зоя построила монастырь Антифонита, названный так По имени иконы Христа Поручника, которой она предпочтительно молилась, изливая радости и горе;[2640] в нем Зоя была и похоронена.[2641] Роман Диоген основал монастырь на острове Проте; после пострижения и ослепления жил в нем короткое время, умер и погребен.[2642] Евдокия, супруга Константина Дуки, потом Романа Диогена, основала в предместье Стеносе, близ моря, монастырь Преев. Богородицы, именуемый Пиперуди; здесь она доживала свой век монахиней и лишь однажды на время отлучалась, с разрешения сына Михаила, на остров Прот для погребения несчастного Диогена.[2643]

Патриархи Константинопольские, подобно царям, сооружали для себя монастыри. У патриарха Алексия был монастырь в Стеносе, упоминаемый по поводу замысла Калафата низложить его с престола.[2644] У Михаила Керуллария был основан монастырь в честь Архангела Михаила в константинопольском предместье, за западной городской стеной.[2645] Константин Лихуд соорудил церковь и монастырь в честь Богоматери.[2646] У Иоанна Ксифилина был монастырь по ту сторону пролива, именуемый Аргурия (Άργούρια);[2647] у Косьмы — монастырь Каллия (τοΰ Καλλίου).[2648] Каждый патриарх похоронен в собственном своем монастыре.

Множество монастырей было построено частными лицами. На Афоне появились монастыри: Эсфигмен с 1034 г., Дохиарий с 1037 г., Филофей с 1046 г., Каракалл с 1071 г.;[2649] на Олимпе основан был, между прочим, монастырь протовестиарием Симеоном, который и постригся в нем после высылки из столицы, в 1034 г.[2650] Не только в этих центрах монашеской жизни, но вообще на всем пространстве Византийской империи возникло много новых монастырей. Появление их было делом заурядным, не возбуждавшим ничьего внимания, в глазах историков не заслуживавшим упоминания, исключая случаи, когда строителями были лица, особенно выдающиеся по положению или судьбе. Предел размножению монастырей мог быть положен только сокращением числа состоятельных людей, имевших возможность строить монастыри. Но и этот предел был пройден после открытия способа восполнять началом корпоративности недостаток личной экономической состоятельности. Монастыри стали воздвигаться соединенными силами многих бедняков, в складчину, при помощи благочестивых соседей и т. д. Еще Василий Болгаробойца в новелле 996 г. заметил: «Во многих деревнях бывают, как говорят, такие случаи, что построил крестьянин церковь на своей земле и приписал к ней свой участок, с согласия односельчан, сделался сам монахом и расположился жить при церкви до своей смерти; сделал то же другой крестьянин, за ним третий — и вот стало уже два и три монаха».[2651] Таким образом не только властели, но и убогие устраивали монастыри, применяя начало кооперации, воздвигая монастыри не в одиночку (как делали люди зажиточные), но на общий счет. Порядок вещей, подмеченный в X веке, без сомнения, продолжался и в XI. В письме к одному представителю областной администрации Пселл хлопотал за крестьянку-монахиню (ή πένης αΰτη καί μοναχή), которая соорудила монастырек в складчину (μοναστηριτίκιον τε έκ τών ένόντων έδείματο); один из складчиков отказался внести свою долю (εις τών έρανιστών άρνεΐται τόν έρανον), и автор письма просил подействовать на него убеждениями, если же убеждения не помогут, то посредством суда.[2652] Здесь, очевидно, имел место договор между участниками предприятия, опираясь на который можно было искать содействия в суде. Но и помимо договора всегда можно было рассчитывать на помощь. Когда Дорофей прибыл в сопровождении товарища своего Василия в лесную глушь, усыпанную развалинами бывшего там некогда монастыря, с намерением воздвигнуть храм и новый монастырь во имя Св. Троицы, у него не было ни денег, ни рабочих рук, исключая его самого да Василия; но в скором времени соседи (περίοικοι) узнали, что пришел благочестивый муж и приступает к святому и богоугодному делу, — они поспешили на помощь, снабдили деньгами, рабочей силой, и монастырь с церковью в короткое время был готов. Не одно желание участвовать в таком душеспасительном деле, как построение церкви и монастыря, побуждало соседей помочь Дорофею. Могли иметься в виду и более вещественные, земные соображения: надежда найти приют в монастыре на старости и в болезни, отыскать в нем подспорье бедной крестьянской обстановке. Тот же Дорофей, встретивший такую предупредительность у соседей, прекрасно знал их крестьянские нужды и то, чем может быть им полезен. Перед смертью он приказал собрать все, что было в монастыре, разную утварь, главным образом посуду, служившую для приема странников, и припасы, предназначавшиеся для их прокормления. Все это добро Дорофей разделил на две половины и одну половину раздал соседям (периекам).[2653] Легко понять, как должны были размножиться монастыри, коль скоро, с одной стороны, весь строй жизни, склад умов и направление общества содействовали тому, а с другой — так легко было человеку и с ограниченными средствами, даже без всяких средств, достигнуть цели. Вся территория византийского государства усеялась монастырями, и неудивительно, что западным путешественникам и крестоносцам Империя на первый взгляд казалась одним сплошным монастырем.

Монастыри разделялись: на царские, ставропигиальные, епархиальные, принадлежавшие частным лицам или общинам и независимые. Монастыри частных лиц или общин, равно и монастыри ни от кого не зависевшие (αύτεξούσια καί αύτοδέσποτα), не обязаны были платить епархиальной власти никаких взносов; по отношению к ним митрополиты, архиепископы и епископы имели только право возношения (τήν άνοφοράν, упоминание в молитвах), поставления (τήν σφραγίδα) и власть дисциплинарную (τήν διόρθωσιν των σφαλμάτον);[2654] принадлежавшие митрополитам, архиепископам и епископам, сверх обязанностей, общих монастырям частным, должны были еще платить епархиальной власти определенные взносы; монастыри, в которых водружен был крест патриархом (ставропигиальные), платили эти взносы патриарху, которому и были подчинены, помимо местной епархиальной власти; наконец, царские монастыри свободны были от взносов в пользу епархиальной власти, независимы были от нее в административном отношении, в отношении же юрисдикции, хотя по церковным правилам и были подчинены, de facto нередко освобождались. Весьма выгодным считалось причисление к царским монастырям и об этом всего более заботились. Когда монах Никодим соорудил близ города Лакедемона мост через реку Ири и на левом берегу реки, близ моста, воздвиг на собственное иждивение церковь, при церкви же монастырь, он обратился к императору Константину VIII с просьбой принять монастырь в число царских. Константин VIII дал (не позже мая 1027 г.) привилегию следующего содержания: власть над монастырем, церковью и мостом принадлежит Никодиму, а попечение (куратория) стратигу фемы, как представителю императора; епископу Лакедемона и его клиру совершенно воспрещается вмешиваться в дела;[2655] после смерти Никодима царь и стратиг (правильнее — царь через стратига)[2656] избирают игумена непременно из среды монахов монастыря, а не из внешних; новый игумен должен с любовью заботиться о церкви, мосте и братиях монастыря, если же он будет небрежен, то на его место из среды братии будет избран другой таким же порядком, т. е. царем и его стратигом. Стратиги не всегда были представителями прав императора по отношению к царским монастырям; права свои император мог передавать по усмотрению, кому угодно. Так, например, Константин Мономах хрисовулом от июня 1052 г. возложил кураторию над афонской Лаврой на препозита и заведующего каниклием.[2657] Что царские монастыри de facto освобождались от юрисдикции епископов, указание находим в синодальном постановлении 1028 г. Синод, воспрещая духовным лицам и монахам судиться у светских судей, под опасением низвержения, замечает, что в особенности монахи так называемых царских монастырей и клирики царских клиров (μάλιστα οί τών βασιλικών λεγομένων μονών καί κλήρων κληρικοί καί μονάζοντες), вместо епископов, предпочитают обращаться к светским судьям, которых сами должны были бы исправлять; о монахах, дерзающих поступать таким образом, синод постановляет, что ни епархиальные их епископы, ни иноепархиальные, не должны удостаивать их рукоположения или вообще благословения и общения, дабы они, не воздавая епархиальным епископам возношения (τήν αναφοράν) или иной чести, не получали в свою очередь от епископов иерейского сана.[2658]

Общежительные монастыри чаще всего руководствовались уставами — студийским и афонским. Особенности жизни на Афоне, внутренние распри побудили монахов составить себе в сентябре 1046 г., при помощи преподобного Косьмы Цинцулука, новый устав (Типик), который главным образом регулировал экономические отношения и был утвержден Константином Мономахом, давшим Афону официальное название "Αγιον Όρος (Святая гора); в то время, когда написан был этот документ, на Афоне находилось 180 игуменов.[2659] Кроме уставов двух названных монастырей (студийского и афонского), применялись и другие, тождественные в принципах и сходные в подробностях: основатели и устроители новых монастырей обращались к практике монастырей наиболее известных и уважаемых в данной местности и заимствовали у них писанный устав, дополняя иногда от себя теми или другими частностями. Так, Дорофей, основавший монастырь Св. Троицы, ввел в нем устав преподобного Арсения, заимствованный из близлежащего монастыря «Золотая Скала», к которому он прибавил кое-что и от себя.[2660] Не только игумены монастырей брали на себя труд пересмотра и дополнения уставов, но принимались иногда за это дело и епархиальные архиереи, ревновавшие о монастырском благоустроении. Таков, например, был Иоанн Евхаитский, написавший правила для монахов.[2661] Наконец, благочестивые миряне-ктиторы иногда сами начертывали для построенных ими монастырей уставы. Например, судья вила на ипподроме, патриций-антипат Михаил Атталиот, основав в 1077 г. монастырь Всемилостивого Спаса (τοΰ Πανοικτίρμονος), сптохотрофием, в городе Редесто, написал собственноручно Типик,[2662] в котором изложил правила не только относительно монастырских недвижимых имуществ, доходов и расходов, но также относительно внутреннего строя монастырской жизни, избрания игумена, эконома, числа монахов, их содержания, времяпровождения и пр. Этот Типик заслуживает внимания, потому что знакомит с положением монастырей, принадлежавших частным лицам, и монастырей самостоятельных.