Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год - Владимир Броневский

При поступлении моем на фрегат «Венус» один из офицеров вызвался разделить со мной свою каюту и при первой встрече обласкал меня более других. Служба, нужда поверить свои мысли кому-либо, мало-помалу внушая взаимную доверенность, сделали нас друзьями, не такими, кои по сходству склонностей, снисхождению к слабостям друг друга делают связь их более взаимным условием, нежели дружбой. Напротив, при несходстве нравов мы любили быть вместе, делили радости и печали с удовольствием и во всю службу не разлучались.

Мы не имели между собой ничего тайного, откровенно говорили правду и, даже иногда ссорясь, всегда видели необходимость друг в друге. Наконец, в нынешнем просвещенном веке, в котором никого не любят, кроме самого себя, в котором друзья редки, я нашел друга в М. Л. Н. Он был счастливее меня, имев случай опытом доказать свое ко мне расположение. Едва турки отправлены были на Анатольский берег, он перевел меня на фрегат, сам помогал лекарю при перевязке, сам давал мне лекарства, словом, покоил меня, ходил за мной как брат, как отец. Малая опытность корабельного лекаря, в продолжение плавания от Тенедоса до Корфы едва не отверзла мне двери гроба, должно было отнять руку по состав плеча, но Н. на сие не согласился. В Корфе, наняв для меня квартиру, он сыскал славного Корузу, врача особенно искусного в лечении ран, и сей, сделав 18 операций, вынул из плеча 23 кости, и не только жизнь, но и руку мне сохранил.

До какой степени Дмитрий Николаевич простирал свои попечения особенно о раненых, с какой лаской и снисхождением обращался он с подчиненными, я представляю в пример себя и замечу, что все раненые по мере нужд и заслуг не остались без равного внимания. Когда эскадра возвратилась из Архипелага к Корфу, озабоченный сдачею Корфы французам, отправлением войск в Венецию, приуготовлением флота к возвращению в Россию, и день и ночь в трудах, Дмитрий Николаевич вспомнил обо мне, послал адъютанта наведаться о моем здоровье и спросить, когда может меня видеть. Адъютант нашел меня на корабле «Рафаиле». Обрадованный столь лестным снисхождением главнокомандующего, я отправился с адъютантом на корабль «Твердый». Адмирал был на шканцах, когда доложили ему о моем приезде, он с таким добродушным участием спросил о состоянии ран моих, с такой лаской похвалил службу мою и, взяв за руку, ввел в свою каюту, что я, будучи изумлен таким приемом, не знал, как благодарить. Но с чем сравнить можно удивление мое, когда Дмитрий Николаевич, посадив меня в своем кабинете, сказал: «Я узнал, что вы имеете нужду, и для того хотел видеть вас, чтобы спросить, чем могу помочь вам». Я просил заплатить доктору за труды. Дмитрий Николаевич, позвав флаг-капитана Малеева, приказал выдать мне 100 червонных, сверх того за лекарство и квартиру было особенно заплачено, а доктор Корузо, ничего не ожидавший, получил бриллиантовый перстень в 2000 рублей, и как он подал просьбу о принятии его в службу и верноподданство, то на другой же день был назначен главным доктором при 15-й дивизии с жалованьем по месту. Сей достойный и весьма искусный доктор был принят, по представлению Дмитрия Николаевича, коллежским асессором и служил после в Севастополе в звании главного доктора при Морской гошпитале, и в сей должности заслужил беспрекословную славу, так что, в знании не имея соперников, уважаем был и самыми завистниками.

Такими средствами Дмитрий Николаевич приобрел любовь от своих подчиненных, и сия любовь, нелегко приобретаемая, вопреки превратности случаев, сохранит ему то уважение, которое заслужил он делами добрыми и заслугами знаменитыми. Внимание к подчиненным, всегда готовая от него помощь, свойство души чувствительной, никогда не истребятся из памяти всех, имевших честь и счастье служить под его начальством.

Прекрасный климат, богатство произведений, выгодное положение для торговли и знаменитые происшествия древней Греции всегда будут привлекать на острова Архипелага любопытных путешественников и обращать внимание политиков. Две гряды сих островов, кроме рассеянных, составляют почти непрерывную цепь, соединяющую Европу с Азией. Острова сии, конечно, суть вершины бывших на твердой земле высоких гор, которые после всемирного потопа и многих землетрясений, ниспровергнувших и потопивших низкие места, учинились островами. Твердый камень, из коего обыкновенно состоят вершины высоких гор, составляя ныне почву всех архипелагских островов, неоспоримо то доказывает.

Почва архипелагских островов есть пласт плодотворной земли на твердом граните, более или менее глубоко лежащий; нередко весь остров, как то: Парос, Тино и другие, есть толща прекраснейшего мрамора и частью драгоценной яшмы. Каменное сие основание сохраняет в земле полезную для прозябений влажность. Все растения, хотя и не с такой скоростью растут, как в нашем климате, но зато они, два раза в году переменяя зелень, приносят плоды и всегда имеют жизнь. Там, где истреблены леса или их не было, земля, не защищаемая тенью дерев, лишается нужной влажности; ибо уже доказано, что где нет лесов, там иссыхают источники и земля в продолжение веков обнажается и делается бесплодной. Однако ж кроме немногих Цикладских, кои суть голые скалы, прочие острова поражают взор своим величием и разнообразием прекрасных видов. Природа большей частью в необработанном, диком своем состоянии, при благорастворенном, всегда ясном небе, дает человеку все нужное и в изобилии. Персиковые, абрикосовые, миндальные и фиговые деревья, оставленные самим себе, производят вкуснейшие плоды. Трудолюбивые греки наиболее обрабатывают виноград, маслины, собирают шелк и хлопчатую бумагу.

Оливковое дерево из всех других есть, конечно, полезнейшее произведение; оно возрождается от своего корня и потому называется вечным. Оно не требует почти никакого за собой присмотра. Каждое дерево кругом дает по червонцу в год доходу, так что в Греции приданое невест и вообще богатство считается числом сих дерев. Оливки, продающиеся у нас в банках, суть несозревший плод; масло, выжимаемое из созревших маслин, по неумению или небрежному его приуготовлению, называется у нас деревянным, в отличие от прованского, которое из того же плода с большим старанием и искусством выжимается. Употреблении деревянного масла во всей Южной Европе столь велико, что на поварнях почти не употребляется коровье. Посему-то во всей Италии редко можно найти сие последнее.

Нет страны, которая бы более претерпела перемен, как Греция. Знаменитое сие отечество изящного вкуса и колыбель многих наук представляет теперь одну тень того, что было некогда. Законы, науки и войны равно ее прославили. Греция существовала, так сказать, весьма краткий период времени; но период сей, исполненный геройских подвигов, ознаменованный деяниями мужей великих, навсегда останется бесценным перлом древней истории. Малолюдные слабые республики, на которые разделена была Греция, увлекаясь судьбой сильнейших, каковы были Спартанская и Афинская, и те, и другие, быв иногда свободными, долго сопротивлялись могуществу Персии; наконец, покорив сию империю под знаменами Александра, при преемниках его обладали большей частью Азии. Но слава греков была подобна минутному блеску молнии, раздоры и несогласия, происходящие от раздробления на столь многие и малые республики, делали их легкой добычей всякого завоевателя. Римляне покорили их одну за другой и оставили им только призрак свободы, которая скоро сама по себе исчезла.