Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ревешь, дурень?
— Грустно, — голос был печальным.
— Отчего это тебе, шептуну, грустно? — подпоясываясь, спросил нелюдь.
— Не могу быть с любимой женщиной, — Дарим горестно вздохнул, пересыпая серебристую пыль из ладони в ладонь.
— С любимой же…? — Лис осекся, припомнив, что этот хиляк не может разговаривать.
— Слишком много страданий, — снова донеслось до Рыжего. Он вскочил и, подойдя к шептуну, схватил того за подбородок, резко и грубо повернул лицом к себе.
— Ну-ка, открой рот!
Шептун, от страха округлив голубые глаза, послушно раззявил рот, показывая обрубок языка. Лис нахмурился, с силой сжимая локоть Дарима.
— Повтори, что ты только что сказал.
Губы шептуна дрогнули, мягкие черты лица резко изменились, заострившись, глаза налились чернотой.
— Отцепись, кретин! — злой и надменный голос звучал прямо в голове Лиса. — Мне больно!
Нелюдь, пораженный увиденным, разжал пальцы, и Дарим выскользнул из цепкой хватки. Дарим? А Дарим ли это?
— Ты кто такой? — пристально вглядываясь в знакомый лик, проговорил Рыжий.
— Не твое собачье дело, ублюдок! — пробормотал черноглазый, растирая синяк на плече.
— Так это ты убил Сокола? — осененный неожиданной догадкой, спросил Лис. Шептун зло оскалился, до боли знакомо щуря темные буркала.
— Он занял чужое место!
Дарим сморгнул, вновь обретя прежний облик, и удивленно воззрился на йока, всем своим видом вопрошая: чего тебе надо?
— Ай да Альба! — уперев руки в боки с некоторым восхищением произнес Лис, качая головою. — Вот гаденыш, тьма ему в печень! Ни словом не обмолвился о том, что этот белобрысый сопляк — мой шептун! Предатель!
Нелюдь вдруг стал серьезен, задумчиво разглядывая парня.
— Ты, значит, хочешь быть со Змеею?
Тот кивнул.
— Что ж, пойдем обсудим эту … возможность.
* * *
В колодце, куда ее, скованную неимоверным количеством металла, бросили йоки, было холодно и сыро. Склизкая решетка, отделявшая пленницу от воды, каменные стены, мерзлые, будто сложены из кусков льда, острый запах плесени — такова была ее новая темница. Олга тихо плакала, свернувшись клубком на железных прутьях. Время, такое знакомое и предсказуемое, свернулось в тугую спираль и остановилось, достигнув своей конечной точки, а та прямая, что отделяла данный момент от назначенного конца, словно каучуковая лента, тянулась медленно, долго и однообразно.
Ей было очень больно. Тихо пульсировала незаживающая рана под сердцем, кровоточила и гноилась, обдавая жаром холодеющее тело. То, что произошло — внезапная и страшная смерть любимого человека… хм, человека… превращали остаток ее жизни в сущий ад, а казнь — в избавление от страшных мучений. Оковы давили, мешали дыханию, затворяющий металл на этот раз жег кожу на запястьях и лодыжках, и она знала, что там останутся струпья, когда браслеты снимут с ее обезглавленного тела.
Все кончено! Наконец-то…
Кажется, она уснула. Или просто измученное сознание оставило на время истерзанную душу.
— Эй, Змея.
Шепот доносился сверху — громкий, испуганный и настойчивый.
— Это Ящер. Ты что там, мрак тебе в душу, уснула что ли?
Она приподняла голову, звякнув цепями, и устало спросила:
— Чего тебе?
Сверху послышалась возня, и в круглую шахту колодца, с глухим стуком ударяясь о стены, ссыпалась веревочная лестница. Проворный йок с легкостью скатился вниз по деревянным плашкам и торопливо принялся снимать тяжелые цепи, с некоторой дрожью в пальцах орудуя ключом.
— Волнуешься? — безучастно глядя на своего палача, холодно спросила она. Ящер вздрогнул и выронил ключ, тихо и злобно ругнувшись вдогонку мягкому всплеску воды. Осталась одна цепь, та, что связывала ноги. Нелюдь опасливо глянул в проем над головою, прислушался, и, перекинув легкое тельце через плечо, пополз обратно. Олга даже и не думала сопротивляться. Боязливо озираясь, Ящер усадил пленницу на каменный обод колодца и попробовал вручную разъять звенья. Она с полным безразличием наблюдала за его бесплодными попытками, про себя отмечая, как вздуваются вены на тонкой шее парня, как скрипят от натуги суставы пальцев, а также тишину предрассветных сумерек и их полное одиночество на продуваемой промозглым утренним ветерком площади. Сколько она сидела в этом колодце? Сутки, а может двое? После очередной неудачи Лысый прекратил терзать цепь и, аккуратно подняв Змею на руки, двинулся к дому советов. Олга ожидала, что йок, соблюдая какой-то неизвестный ей ритуал, отнесет ее в главную залу и оставит там, привязанную к железному кольцу в центре, размышлять над своим проступком, но Ящер повел себя иначе. Обойдя дом, он двинулся к лесу, взобравшись на взгорок, остановился и, нервно косясь единственным глазом на поселок у себя за спиною, опустил Олгу на землю и отступил.
— Беги к морю. Спеши, у тебя мало времени, — отвернулся и зашагал обратно в деревню, ссутулившийся и напряженный, так ни разу и не взглянув на Великого Духа.
Олга молча развернулась и, не оглядываясь, побежала в чащу. Неожиданный ход ее злейшего в клане Княжьего острова врага дал Змее шанс избежать смерти и наполнил ее душу сильнейшим, почти животным страхом этот шанс упустить. Как дикий зверь, не ведая дороги, неслась она через лес, презрев пульсирующую боль в лодыжках, стертых до кости оковами, и невозможность делать полноценные шаги из-за короткой цепи, которая к тому же цеплялась за всякую мелкую преграду — куст или камень, и Олга спотыкалась, а иногда и падала, расшибая локти и колени в кровь, но все равно поднималась, подстегиваемая страхом, и бежала дальше, чувствуя погоню. В конце концов, пытаясь перескочить небольшой овражек, она зацепилась за корягу, неловко скатилась вниз, уткнувшись лицом в мшистый перегной, и замерла, оглушенная и обессиленная. Несколько секунд она слышала лишь ноющую боль вывиха в предплечье да бешеный стук крови в висках, но приспособленное к нагрузкам сердце быстро успокоилось, и Олга почувствовала чье-то присутствие. Она резко вскинула голову и зажала руками рот, чтобы не закричать. Там, по ту сторону оврага, опершись на искореженный ствол молоденькой березки, стоял Лис: черное от спекшейся крови лицо, твердый лоснящийся колтун на голове, грязная, все в той же чужой крови рубаха, жесткими складками топорщившаяся на рукавах и груди — все это заставило память Олги воскресить столь тщательно и глубоко похороненные воспоминания. Ужас накрыл отупляющей волною, когда это окровавленное чудовище из самых страшных сновидений легко и бесшумно соскочило на дно оврага и сделало шаг навстречу Олге. Прикусив палец одной руки, чтобы ненароком не заорать во всю глотку, второй рукою помогая себе, она отползала от надвигающегося кошмара,
