Лионесс: Зеленая жемчужина - Джек Вэнс

Глинет подняла бровь: «Надеюсь, ты помнишь предупреждения Кула? Ему не терпелось оттузить этого нахала-рыцаря, а теперь из-за тебя ему нечего делать. На твоем месте я не стала бы его злить».

«А-а, мерзкая тварь!» — проворчал Висбьюме и неохотно разжал пальцы, державшие волшебное зеркальце.

Шло время; ковровол бежал неторопливо и неутомимо. Глинет пыталась разобраться в расчетах Твиттена, но безуспешно. Висбьюме отказался ей в этом помогать, заявив, что ей надлежало предварительно изучить два мертвых языка и нетрадиционную систему геометрической алгебры. Глинет нашла в альманахе также нечто вроде схематической карты, и Висбьюме, за неимением ничего лучшего, согласился разъяснить девушке ее значение: «Вот хижина, здесь река Миз и Лак-кадийские холмы; а здесь великая степь Танг-Танг, по которой мы едем. Здесь никто не живет, кроме рыцарей-разбойников и стадных бродячих хищников».

«А этот город на берегу реки — это и есть Асфродиск?»

Висбьюме пригляделся: «Ммм… по-моему, это поселок Пьюд на реке Хароо. Асфродиск здесь, за лесом, в степи Прокаженных Попрошаек».

Глинет с сомнением покосилась на черную луну, проделавшую значительный путь над горизонтом: «Ехать еще далеко. Мы успеем?»

«Все зависит от того, как сложатся обстоятельства, — сказал Висбьюме. — Если нашу экспедицию возглавит опытный путешественник — такой, как я — нам скорее способствовала бы удача».

«Мы примем во внимание твои рекомендации, — отозвалась Глинет. — Продолжай, однако, следить за окрестностями — я не хотела бы попадаться на глаза ни бродячим хищникам, ни рыцарям-разбойникам».

Голубой степи Танг-Танг, казалось, не было конца — они ехали уже очень долго, не подвергаясь никаким нападениям, хотя время от времени вдалеке можно было заметить длинношеих зверей, рывшихся в круглых кронах деревьев в поисках фруктов, а стайки двуногих волков, то и дело рыскавшие вприпрыжку на почтительном расстоянии, то и дело застывали, привлеченные зрелищем огромного черного ков-ровола. Вытягивая ноги и шеи, они пытались получше разглядеть Глинет, полулежавшую на скамье под паланкином, Кула, сидевшего у ее ног, и Висбьюме, сгорбившегося позади.

Висбьюме устал сидеть, обхватив руками колени, растянулся на ковре и задремал в теплых желто-зеленых лучах недремлющих солнц. Услышав сзади какой-то хлюпающий звук, Глинет обернулась и увидела, что один из волков, украдкой следовавших за ковроволом, умудрился вскочить на ковер и теперь, нагнувшись над лицом Висбьюме, высасывал кровь у него из груди через отверстия-присоски в ладонях небольших передних лап.

Кул одним прыжком оказался на корме, схватил волка, свернул ему шею и сбросил на землю. Проснувшийся Висбьюме сначала бросил искрометный желтый взгляд на Кула, потом заметил труп волка— его уже разрывали на части собратья — и наконец сообразил, что произошло: «Если бы у меня не отняли мои вещи, никакая тварь не посмела бы сосать мою кровь!»

«Сам виноват! Тебя никто не просил меня сюда заманивать!» — язвительно заметила Глинет.

«Несправедливо во всем обвинять меня! Я всего лишь выполнял поручение могущественной и высокопоставленной персоны!»

«Кого? Казмира? Это не оправдание. Зачем ему знать, где и как провел детство Друн?»

«Какое-то предсказание вызывает у него беспокойство», — проворчал Висбьюме, нечаянно позволивший себе откровенность в испуге и замешательстве, вызванном нападением волка. Глинет пыталась разузнать побольше о намерениях Казмира, но ученик чародея уже пришел в себя и заявил, что больше не будет ничего рассказывать, если она сперва не ответит на уже неоднократно заданные им вопросы. Глинет отозвалась презрительным смехом, и Висбьюме мрачно буркнул: «Помяни мое слово, я не забуду эти оскорбления!»

Тем временем ковровол продолжал размеренно переступать восемью ногами. Волки не отставали, передвигаясь высокими прыжками на длинных пружинистых ногах, но в конце концов потеряли терпение, остановились, проводив ковровола укоризненным шипением, и направились куда-то на юг.

Копыта ковровола поглощали милю за милей, а черная луна потихоньку плыла над горизонтом. Путники сделали еще два привала. Каждый раз Глинет приказывала появиться волшебному коттеджу и накрывала на стол скатерть-самобранку, позволявшую наедаться досыта. Висбьюме, однако, не разрешали пить слишком много вина, чтобы он не раздражал Глинет и Кула бахвальством. Обиженный ученик чародея разразился слезливыми жалобами на судьбу, обходившуюся с ним так жестоко.

Глинет отказалась его слушать: «Позволь снова тебе напомнить, что ты сам виноват во всех своих бедах!»

Висбьюме начал было возражать, но Глинет оборвала его: «Ни у меня, ни у Кула нет ни малейшего желания тратить время на твои глупости». Она положила на стол котомку: «Лучше объясни мне — учитывая присутствие Кула и возможные последствия уклончивости — как ты выдуваешь огненных зудней из этой трубки?»

«Это у тебя не получится!» — весело улыбнулся Висбьюме, постукивая пальцами по столу в такт какой-то бодрой внутренней музыке.

«А у тебя это как получается?»

«Прежде всего, для этого нужны огненные зудни. Разве их нет в котомке?»

«Не знаю», — пожала плечами Глинет. Она вынула из котомки маленькую фляжку: «Что в этом флаконе?»

«Интеллектуальный сенсибилизатор Ипполито. Одна капля стимулирует ум и позволяет человеку заслужить завидную репутацию острослова и краснобая. Две капли развивают эстетические способности до совершенства: стимулируемый таким образом человек может создавать абстрактные вокальные циклы на основе закономерностей переплетений паутины и эпические саги, глядя на кучу навоза».

«А три капли?»

«Три капли еще никто не пробовал. Кул явно страдает от недостатка эстетического образования; может быть, небольшой эксперимент позволит ему восполнить эту брешь. Ему я рекомендовал бы выпить четыре капли сенсибилизатора».

«Кул не расположен к эстетической утонченности, — Глинет продолжала рыться в котомке. — Здесь, насколько я понимаю, твои целебные мази и бальзамы, средство от облысения… А в зеленой бутылочке что?»

«Это, дражайшая Глинет, смесь эротических возбудителей, — ласково сказал ученик чародея. — Любовный напиток, если хочешь. От него тают сердца целомудренных дев, не уступавших ни пылким мольбам, ни доводам разума, он вызывает чудесные ощущения. Будучи употреблен по назначению господином преклонных лет, он наполняет кровь вожделениями юности и вновь сосредоточивает внимание на целях, которые мы преследуем в лучшие годы, даже если неумолимый ход времени заставил нас охладеть и потерять к ним интерес».