Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

Инстинктивно они побежали искать укрытия в храме Юпитера Наилучшего Величайшего. Их ноги стригли воздух, как крылья мельниц на сильном ветру. Через Марсово поле и вверх по задней лестнице Капитолия к первому прибежищу Ромула, и опять вверх, вверх по склону, по многочисленным ступеням к желанному храму. Там, внутри, задыхаясь от бега, с трясущимися коленями, двадцать два человека попадали на пол. Над ними уходили в недосягаемую вышину пятьдесят ног Великого бога, сияло золото, обрамляя слоновую кость, а ярко-красное терракотовое лицо улыбалось бездумной улыбкой от уха до уха, но с крепко сомкнутыми губами.

Как только первый заднескамеечник выскочил из курии Помпея с криком, что Цезарь убит, Марк Антоний вскрикнул и тоже побежал к городу! Требоний, пораженный этой совершенно нелепой реакцией, побежал за ним, крича, чтобы он остановился, вернулся и созвал сенат. Но было поздно. Бежали все. Бежал Долабелла, бежали его ликторы, бежали сенаторы, бежали рабы, прижимая стулья к груди. Улепетывали и освободители. Единственное, что мог сделать Требоний, — это догнать Антония, и он наддал.

А внутри курии царила абсолютная тишина. Не имея возможности наклониться, чтобы осмотреть то, что лежало у ног, Помпей смотрел в открытые двери. Его зрачки напоминали булавочные головки, как зрачки человека, вышедшего на яркий свет, потому что художник считал, что голубого в глазах изваяния должно быть больше. Цезарь лежал, чуть навалившись на правый бок, с лицом, закрытым тяжелой складкой тоги. Поток крови наконец иссяк, она тонкой струйкой лилась с возвышения. Иногда в курию залетала птичка и тщетно махала крылышками возле роз, вставленных в потолочные соты, пока свет опять не выманивал ее на свободу. Проходили часы, но никто, ни мужчины, ни женщины, не осмеливался войти внутрь. Цезарь и Помпей были недвижны.

Было уже далеко за полдень, когда управляющий Кальвина вошел в кабинет, где его почти оправившийся хозяин беседовал с Луцием Цезарем и Луцием Пизоном. Следом за управляющим вошел и египетский врач Хапд-эфане.

— Только не новый осмотр! — воскликнул Кальвин, чувствуя в себе силы, достаточные для капризов.

— Нет, господин. Это я попросил Хапд-эфане побыть здесь… просто на всякий случай.

— На какой случай, Гектор?

— Весь город гудит. Прошел ужасный слух. — Гектор запнулся и выпалил: — Все говорят, что Цезарь убит.

— Юпитер! — крикнул Пизон, а Кальвин спрыгнул с кушетки.

— Где? Как? Говори, человек, говори! — приказал Луций Цезарь.

— Ляг, господин Кальвин, пожалуйста, ляг, — взмолился Хапд-эфане.

Гектор повернулся к Луцию Цезарю.

— Кажется, никто ничего не знает, господин. Известно лишь, что Цезарь мертв.

— Ложись, Кальвин, и никаких возражений. Мы с Пизоном все выясним, — сказал Луций Цезарь с порога.

— Потом вернитесь ко мне! — крикнул Кальвин.

— Этого не может быть, этого не может быть, — бормотал Луций Цезарь, скатываясь по лестнице Весталок.

Скачок — пять ступеней, скачок — пять ступеней. Пизон не отставал.

Они ворвались в приемную великого понтифика. Квинктилия и Корнелия Мерула метались по комнате, Кальпурния, как неживая, сидела на скамье, ее поддерживала Юния. Когда мужчины вошли, женщины бросились к ним.

— Где он? — с порога спросил Луций Цезарь.

— Никто не знает, главный авгур, — ответила старшая весталка Квинктилия, толстая, рыхлая женщина. — Мы знаем только то, о чем говорят на Форуме.

— Он приходил домой после заседания? Из курии Помпея?

— Нет, не приходил.

— Кто-нибудь из магистратов был здесь?

— Нет, здесь никого не было.

— Пизон, останься на всякий случай, — приказал Луций Цезарь. — Я пойду в курию Помпея, посмотрю, есть ли там кто-нибудь.

— Возьми с собой ликторов! — крикнул Пизон.

— Нет, Трога и его сыновей будет достаточно.

Луций понесся к Велабру вместе с Гаем Юлием Трогом и тремя его сыновьями. Он то бежал, то переходил на трусцу, то сбивался на шаг и опять бежал. Всюду толклись группы людей, одни плакали, другие в отчаянии ломали руки, но никто ничего не знал, кроме того, что Цезарь мертв, что его убили. Фламиниев цирк, театр, колоннада. У Луция закололо в боку, он остановился передохнуть. Никого, но много свидетельств, что сад покидали в спешке, толпой.

— Оставайся здесь, — коротко бросил он Трогу и пошел по ступеням к курии.

Прежде всего он узнал запах, знакомый любому солдату. Запах свернувшейся крови. Кресло из слоновой кости расколото, куски разлетелись по всему мраморному красно-белому полу. Складной стол валяется у возвышения, справа. Значит, они напали на Цезаря слева. Всюду свитки, а тело лежит почти под стеной, абсолютно недвижное. Наклонившись над ним, Луций понял, что Цезарь мертв и что прошло уже несколько часов после смерти. Он осторожно потянул с головы складку тоги и ахнул, у него сдавило горло. Левая сторона лица представляла собой кровавую массу, блестела белая кость, вместо глаза зияла дыра. О Цезарь!

— Трог! — крикнул Луций.

Трог вбежал и зарыдал как ребенок.

— Нет времени плакать! Пошли двоих сыновей на Овощной форум, чтобы они привезли ручную тележку. Иди! Плакать будешь потом.

Послышался топот двух пар крепких ног. Вошел Трог с третьим сыном, но Луций прогнал их.

— Подождите снаружи, — сказал он и без сил опустился на край возвышения, откуда он мог видеть своего кузена, такого недвижного, в луже крови.

Если так много крови, значит, убившая его рана была одной из последних.

«О Гай, кто мог думать, что все кончится так? Что же мы теперь будем делать? Как же без тебя сможет существовать этот мир? Легче было бы потерять наших богов».

Хлынули слезы. Он плакал по прошедшим годам, по воспоминаниям о радостных днях, по чувству гордости за этого яркого, бесподобного человека. Теперь его нет. Рядом с Цезарем все другие были ничем. Конечно, поэтому они его и убили.

Но когда пришел Трог и сказал, что привезли тележку, Луций Цезарь поднялся с сухими глазами.

— Везите ее сюда, — велел он.

Появилась некрашеная старая деревянная тележка на двух колесах. Дно плоское, узкое, но достаточно длинное, чтобы вместить тело. Ручки тоже длинные — так удобнее толкать тележку перед собой. Луций машинально выгреб из нее остатки земли и ботвы, проследил, чтобы обезображенное лицо оставалось закрытым.

— Осторожно берите его, ребята.

Тело еще не остыло. Теперь Цезарь лежал на спине, и рука его упорно сваливалась с борта тележки, не желая укладываться вдоль. Луций снял с себя тогу с пурпурной каймой и накрыл ею Цезаря, подбив края. Пусть рука свешивается. Она скажет всем, какой груз везет старая ручная тележка.

— Повезем его домой.

Требоний сломя голову бежал за Антонием, криками уговаривая того успокоиться и помочь справиться с ситуацией, созвать палату. Но Антоний несся как ветер, несмотря на свою массу. С группой ликторов он пересек людный Форум и помчался дальше.

Сердитый и обескураженный, Требоний оставил попытки догнать его. Стараясь собраться с мыслями, он велел рабу, несшему за ним стул, возвратиться в курию Помпея и выяснить, что там к чему, а потом явиться в дом Цицерона. После этого он поднялся на Палатин.

Цицерона дома не оказалось, но ему сказали, что хозяин скоро будет. Требоний сел в атрии, взял у управляющего предложенное ему вино, долил туда воды и стал ждать. Пришел его раб и сказал, что курия Помпея пуста и что освободители укрылись в храме Юпитера Наилучшего Величайшего.

Ничего не понимающий Требоний сидел, обхватив голову руками, и старался понять, в чем же крылась ошибка. Почему члены клуба побежали искать убежища, вместо того чтобы пойти на ростру и громогласно объявить о содеянном?

— Дорогой Требоний, что случилось? — раздался вдруг голос Цицерона.

Его встревожил вид Гая Требония. Цицерон навещал жену Квинта, Помпонию, играл роль консультанта по внутрисемейным вопросам и ничего пока не знал.

— Пройдем к тебе, — сказал Требоний, вставая. — Веди меня в кабинет.

— Ну? — спросил Цицерон, закрывая за собой дверь.

— Четыре часа назад группа сенаторов убила Цезаря в курии Помпея, — спокойно сказал Требоний. — Меня с ними не было, но я был их вожаком.

Стареющее морщинистое лицо засияло, как александрийский Фарос. Цицерон радостно вскрикнул и разразился бешеными аплодисментами, потом исступленно схватил Требония за руку.

— Требоний! Ах, какая замечательная, замечательная новость! Где они? На ростре? Или все еще в курии Помпея?

Требоний раздраженно вырвал руку.

— Ха! Я надеялся на это! — зло огрызнулся он. — Нет, они не в курии Помпея! Нет, они не на ростре! Сначала этот олух Антоний запаниковал и удрал. На Карины, я думаю, потому что на Форуме не остановился! Хотя именно он должен был возглавить кампанию по восхвалению тех, кто избавил Рим от тирана, а не бежать домой со всех ног.