Последнее прощение - Сюзанна Келлс

— Наверно, ты ему все-таки нравилась.

Лодка ударилась о борт «Скитальца». Мужчины подняли Кэмпион по шкафуту, сверху протянулись сильные руки и поставили ее на палубу. Она была в безопасности. От корабля пахло дегтем и солью. Ветер трепал канаты на снастях.

Бородатый улыбчивый капитан провел их в просторную каюту на корме. Ее освещали фонари под колпаками, а мягкие сиденья создавали уют. Чтобы согреться, моряк дал ей корабельную одежду, пообещал накормить супом и попросил извинения за то, что отлучится поднять паруса.

Кэмпион посмотрела на Тоби. Предстоящее морское путешествие страшило и возбуждало ее. Они были одни. Они могли оглянуться назад, на прошедшую ночь, вспомнить свои страхи, поцелуи под дулом пистолета и тот удивительный миг, когда Деворэкс признался, что все еще остается человеком Лопеса. Кэмпион прошептала:

— Я тебя люблю.

По палубе у них над головой прошлепали босые ноги.

— Я люблю тебя, — отозвался Тоби.

Сверток для Лопеса он положил на стол и замер. На обертке было написано: «Леди Кэмпион Лэзендер».

— Это тебе.

Она затаила дыхание, потом похолодевшими пальцами дернула за веревки и разорвала бумагу. Внутри была лакированная деревянная — пяти дюймов высотой, шести — длиной — шкатулка с искусным металлическим замочком.

Она не почувствовала, как дернулся корабль, когда якорь высвободился из глинистого дна.

Открывая крышку, она уже догадалась, что обнаружит.

Внутри шкатулка была обита металлом и отделана красным бархатом. Для четырех печатей были сделаны четыре углубления, три из которых пустовали.

В четвертом — с цепочкой, замотанной вокруг выступающего стального кончика с гравюрой, — красовалась золотая печать святого Иоанна.

Она распахнула окно и закричала в ночь. Она кричала, как чайки на этом безлюдном берегу. Кричала болотам, солончакам, темной, неясной линии берега:

— Отец!

Кристофер Эретайн ее не слышал. Он стоял на берегу и смотрел, как корабль уносит к безопасным землям его дочь, окруженную любовью, которой он так страстно ей желал. Он смотрел, пока темный силуэт лодки не растаял во тьме.

Она была похожа на свою мать. Смотреть на Кэмпион — значило вспоминать ту давно ушедшую девушку, значило воскресить в душе боль любви и радости, воскресить воспоминания. Тысячу раз он уже собирался сказать Кэмпион правду и тысячу раз сдерживался. Но теперь она знала и могла, если пожелает, отыскать его. Она знала все.

Хрустя по ракушкам, он взобрался на горбатую насыпь. Он завидовал ее любви.

Эретайн вернулся в сарай, глаза казались студеными, как море. Он поднял бутылку, выпил и посмотрел на сэра Гренвилла.

— Теперь пришла твоя очередь, Кони.

Сэр Гренвилл вздрогнул от предательской рези в животе. Но надежда еще теплилась.

— Разве мы не можем поговорить, Деворэкс? Здоровенный солдат расхохотался.

— Деворэкс! Забыл меня, да? Ты помнил обо мне только, пока я был молод, пока тебе хотелось уложить меня в свою постель. Помнишь, как велел нарисовать мой портрет поверх Нарцисса? — Деворэкс рассмеялся над бессильно обмякшим телом адвоката. — Картина все еще у тебя, Кони? Ты глядишь на нее и мучаешься желанием?

Кони трясло от страха.

Кит Эретайн сказал:

— Я вернулся из Мериленда, когда началась война, Кони. Я молился Богу, чтобы ты, Кони, оказался моим врагом.

— Нет! — Это слово будто вырвали у адвоката крюком.

— Да-да. — Эретайн переключился на Эбенизера, и голос его был холоднее ветра, подгонявшего теперь корабль Кэмпион. — Меня зовут Кристофер Эретайн. Твоя сестра просила за тебя. Должен ли я сохранить тебе жизнь?

Эбенизер был не в состоянии отвечать. Внутри у него все оборвалось. Он помнил только, как этот человек рубил труп в Тайберне, с ужасающей сноровкой кромсая мертвую плоть.

Эретайн отвернулся от них. Его дочь просила за Эбенизера, но он не собирался прощать его. Он посмотрел на своих людей и обвел рукой пленников.

— Убейте их.

Он вышел из старого каменного сооружения, бывшего некогда церковью, и услышал мольбы сэра Гренвилла Кони о пощаде. Раздался древний, как мир, звук стали, разящей людей. Эретайн не обращал внимания на смерть. Он подошел к земляной насыпи, уставился на пустынное море, задумался о своей дочери, которая выросла такой несгибаемой, и ему стало жаль себя. Он выпил.

Кэмпион всхлипывала.

— Он же мой отец!

Тоби разглядывал четыре печати, лежавшие на столе.

— Он хотел, чтобы ты все узнала, когда будет уже слишком поздно.

На крышке лакированной шкатулки было написано: «Моей Кэмпион. Насколько я понимаю, с Любовью. Твой отец Деворэкс, Эретайн Кит». Кэмпион погладила шкатулку.

— Не понимаю.

Она подняла последнюю печать — печать святого Иоанна. Ее глазам предстала чаша с ядом, при помощи которой император Домициан пытался отравить святого. Вокруг ножки обвилась змея, выпившая яд вместо обреченной жертвы.

Внутри печати святого Матфея помещалось распятие, предназначенное Мэтью Слайзу; внутри святого Марка — обнаженная женщина для сэра Гренвилла Кони; внутри святого Луки — серебряная свинка для Мордехая Лопеса. Пальцы Кэмпион развинтили последнюю печать.

Внутри ее в маленьких серебряных лапках было то, чего боялся ее отец.

Маленькое посеребренное зеркальце, в котором он видел свое отражение.

Корабль сделал поворот в ночи. Сокровищем, которое он увозил с собой, была любовь.

Примечания

1

Средневековые городские дома не знали нумерации, ее заменяли отличительные знаки — барельефы на религиозные сюжеты, скульптурные портреты владельцев и другие украшения. (Здесь и далее прим. перев.)

2

23 октября 1642 г. произошло первое крупное сражение между парламентскими и королевскими войсками при Эджхилле.

3

Дворец с парком на берегу Темзы близ Лондона, королевская резиденция до 1760 г.

4

Перевод Б.Томашевского.

5

Первый понедельник после Крещения.

6

Отмечается в первое воскресенье мая.

7

Завезенные в Англию кролики еще в XTV веке были чрезвычайно дороги. Позднее их стали разводить специально для охоты.

8

Широко распространенный обычай целоваться под вечнозеленой омелой, ветвями которой украшали дома на Рождество

9

«Британский Меркурий».

10

«Придворный Меркурий».

11