Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата

Молитвы на родном языке

1

Китани читал книгу по лингвистике. Американский ученый доктор Раш сообщал следующие факты.

Был такой итальянец – профессор Скандила. Он вел занятия на итальянском, французском и английском. Умер от тропической лихорадки. В тот день, когда он заболел, он разговаривал только по-английски. В разгар болезни – только по-французски. С приближением смерти стал говорить только на родном итальянском. Температура и все такое – он делал это совершенно бессознательно.

У одной женщины наступило временное помутнение рассудка. В самом начале помешательства она говорила на ломаном итальянском. Когда ей стало совсем худо, заговорила на французском. Когда стало чуть полегче, перешла на немецкий. И только когда стала совсем выздоравливать, вернулась к родному итальянскому.

А еще в книге говорилось про пожилого лесничего. Ему пришлось жить в Польше только в детстве. После этого он переселился в Германию. В течение 34 лет он не только не разговаривал по-польски, но даже ни одного слова на родном языке не слышал. Можно сказать, что язык своего детства он полностью позабыл. Но в один прекрасный день, находясь под наркозом, он целых два часа бредил, молился и распевал песни по-польски.

Следующую историю поведал доктору Рашу его знакомец, по национальности немец, который был пастором в лютеранской церкви города Филадельфия. В южной части города проживала колония престарелых шведов. Они переселились в Америку уже пять или шесть десятков лет назад, и с тех пор им редко предоставлялась возможность поговорить на родном языке. Никто из посторонних и не думал, что они способны разговаривать по-шведски. Но когда старики стали умирать, то перед кончиной все они как один читали свои детские молитвы – будто бы память детства оживала в них.

Вот такие лингвистические данные. И о чем интересном способны они сообщить нам?

Психолог вам ответит: «Это частный случай изменений, произошедших в механизме памяти».

Однако человек, читавший эту книгу, обладал более чувствительным складом души, и ему хотелось более человеческого ответа на вопрос, почему старик перед своей кончиной обречен прочесть молитву на родном языке.

Что такое слова? Это всего лишь знаковая система. А что такое родной язык?

«Появление разных языков обусловлено тем, что одно примитивное племя желало скрыть от другого племени свои секреты».

Есть книжки, в которых утверждается именно это. И что тогда получается? Человек повязан по рукам и ногам своим древним изобретением. И он вовсе не собирается выпутываться из этих сетей. Наоборот – только благодаря этим путам и жив человек. Но своими древними предрассудками человек оказался привязанным к стволу истории настолько крепко, что от него одни косточки остались. И если распустить узел – этот, с позволения сказать, скелет рухнет на землю. И стариковская молитва служит тому подтверждением.

Когда Китани читал книгу, нет, вернее будет сказать – и даже тогда, когда он читал эту книгу, – он думал о Каёко. «Каёко для меня – это нечто вроде родного языка для других людей».

2

«Грудь у него не такая выпуклая, как у голубя, а вот размах крыльев – точно такой же». Это он о кузнечике. Открыв глаза, Китани прошептал именно так. Ему привиделся огромный кузнечик.

А что там в этом сне было раньше, вспомнить не удавалось. В общем, хлопая огромными крыльями, кузнечик подлетел к его уху. Даже не к уху – щеки коснулся. Китани было совершенно ясно, что он прилетел научить его, как следует расстаться с Каёко. И уже через секунду он шел по дороге к родной деревне. Китани знал, что это был именно он. Вдоль дороги были посажены редкие деревья. Похожий на голубя кузнечик коснулся крылом щеки Китани. При этом он не издавал никаких звуков. И, как ни странно, Китани ощутил это прикосновение как приобщение к великой мудрости. Будто бы ему удалось прикоснуться к какой-то религиозной Истине. То есть он воспринял кузнечика как посланца Истины. И с точки зрения этой Истины ему следовало попрощаться с Каёко. Именно об этом возвещал похожий на голубя кузнечик.

Поняв это, Китани устремился по молочно-белой дороге, будто кто-то преследовал его. Как только кузнечик исчез, он открыл глаза.

«Грудь у него не такая выпуклая, как у голубя, а вот размах крыльев – точно такой же».

Пахли белым стоявшие у изголовья туберозы. Июльский цветок – кузнечику стрекотать еще рано. Так отчего же ему приснился именно кузнечик? Или в прошлом произошло нечто, что связало Каёко и кузнечика?

Когда они с Каёко жили в пригороде, им, безусловно, доводилось слышать стрекотание кузнечиков. Во время прогулок они наверняка видели, как те выпрыгивают из травы. Но только все равно непонятно, почему это кузнечик должен ассоциироваться с Истиной?

Вот такой сон. Но только докопаться в своем подсознании до какого-то там кузнечика Китани не мог.

Просторная комната деревенского дома. Над оконцем – ласточкино гнездо. Китани забрался в гнездо и дрожит там. Но непонятный страх гонит его прочь из убежища. Вдруг откуда ни возьмись – длинный бамбуковый шест. Китани спускается по нему в сад. За ним гонится мужчина. Китани выбегает через заднюю калитку. Это дом его деда.

За калиткой оказался крошечный мальчонка в монашеских одеждах. Размахивая таким же крошечным веником, он преграждает ему путь в амбар.

– Сюда нельзя, нельзя, здесь не спрячешься!

– А где спрячешься?

– В баню беги, в баню!

– Почему?

– Скорее, скорее, больше нигде не спрячешься!

Мальчишка стаскивает с него одежду. Китани же боится того, что мужчина найдет одежду, но пролезает через окошко в баню. Сжимается в бочке, окутывается паром – жжет кожу. Это Каёко коснулась его. Она спряталась там еще раньше. Кожа у нее лоснится, будто маслом намазана. Но в бочке вдвоем им не поместиться.

– Нельзя, здесь нам нельзя. Если дядька найдет нас, что мы скажем? Что он скажет?

Китани проснулся, ощущая кожей прикосновение Каёко и ужас.

Вышитая золотыми нитками подушка жены искрилась. Утреннее солнце добралось до нее. Он коснулся жены. Она была в длинной спальной рубашке. Она не имела отношения к его сну.

А кто этот мужчина, который гнался за ним, чтобы убить? Это, конечно, муж Каёко или ее любовник. Но у нее до Китани не было мужчины. В таком случае это мог быть только мужчина, с которым Каёко познакомилась после него. Когда они расставались, у нее не было любовника. Поэтому Китани не мог знать его, не мог видеть. И все-таки почему этот мужчина гнался за ним?

Насколько же он любит себя – ревновать ее… И только сейчас этот несчастный кузнечик дал знать