Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему - Амеде Ашар

Вирта отпустила руку Адриен и, перебирая пальцами на тамбурине, нежно запела:

Я люблю! — говорит бледная луна,

Которая купает в волнах

Свой золотой диск.

Я люблю! — говорит увядший цветок,

Которого небрежно несет ручей.

Бубен звенел, звенели медные кольца, и Вирта продолжала, бросая украдкой взгляды на Патрицио Бемпо, в свою очередь неотрывно глядевшего на нее.

Я люблю! — Говорит луне волна,

Набегая на песчаные дюны.

Я люблю! Говорит птица, парящая в небе

Меж струящимися облаками.

— Ну, что ж? — проговорила мадам д`Игомер, бросая на ладонь цыганки золотую монету.

— Ну, что ж? — повторила Адриен, — нужно заплатить, чтобы узнать свою судьбу.

Мадам д`Игомер поцеловала её в лоб.

Вирта незаметно исчезла, но галереи не покинула. Патрицио неотступно следовал за ней. Девушка остановилась на краю рва и бросила туда золотую монету, которую дала ей баронесса. В то время, как золотой кружок исчезал в воде, Вирта всплеснула руками с чувством гнева и наслаждения.

Патрицио тем временем заговорил с ней:

— Эти слова, который я только что слышал в вашей песне, скажете ли вы их мне когда-нибудь?

Вирта внимательно оглядела его.

— А почему я должна говорить их тому, кто их не заслуживает?

— Что заставляет вас так говорить? Я весь перед вами! Командуйте, приказывайте! — воскликнул Патрицио, шагая рядом с девушкой, очарованный её красотой.

— Это все слова! — возразила Вирта. — Другие предлагают мне золото, драгоценности, богатство, вызывающее зависть, все, что может завоевать шпага солдата. Но ещё никто мне не сказал: «Вот мое сердце, вот моя жизнь, чтобы ни было, я ваш!»

— Разве вы не знаете, что я принадлежу вам? Разве вы этого не видите?

Вирта закрыла своей рукой рот Патрицио и, приблизив к нему свои горящие ярким пламенем глаза, прошептала:

— Хватит обещаний! Если я попрошу вас о двух вещах, поклянитесь, что вы исполните их.

— Я? Говорите, — произнес лейтенант Матеуса, прижимаясь губами к руке цыганки.

— Всего две вещи, ничего более: ключ от этой двери, находящейся у входа в замок…

— От этой двери, которую я обязан стеречь?

— А также пароль, позволяющий свободно войти в замок и миновать с десяток часовых, охраняющих стены.

— Пароль тоже? Но, Вирта, поймите, вы требуете мою жизнь, а вместе с ней и честь солдата. Вирта прикрыла глаза, затем резко открыла их:

— Обещайте мне их доверить!

— Вирта, все, кроме этого.

— Что вы сказали? Не будем об этом больше, вы такой же как и все! Печально, когда любовь не может ничего дать.

Вирта повернула к лесу, не глядя на Патрицио. Он последовал за ней.

— Но этот ключ и пароль, для чего вам это? — снова начал он.

— Для чего? — переспросила Вирта, медленно ступая по дорожке. — Я мечтала с помощью этого ключа, незаметно, на закате дня, вместе с вами проникнуть в Драшенфельд. С помощью пароля мы легко и быстро минуем часовых. Утром мы вернемся, как птицы возвращаются в гнездо, и мои родные из табора не узнают, что я не ночевала дома.

— Вирта! Это правда? Вы обещаете?

— Я ничего не обещаю. Я прилетаю и улетаю, как ласточка. Случай привел меня к подножию этих стен, случай заставил искать дверь. Но зачем её открывать, когда за ней прячется трусливый, как заяц и скользкий, как угорь, лейтенант? Ах, Патрицио, вы, как пожар, бушующий вдалеке. К нему бегут, но когда приближаются — это всего лишь пепел.

— Вирта, вот ключ! — вскричал побежденный Патрицио.

— Ключ — это хорошо, но это ещё не все. Еще есть пароль.

Патрицио вздохнул, как человек, над которым довлеют непреодолимые обстоятельства:

— Герцог и император! — произнес он.

И, упав на колени перед Виртой, он спрятал голову в её коленях.

24. Потайной ход Драшенфельда

На следующий день, ближе к вечеру, Арман-Луи, не теряющий ни на минуту из поля зрения Драшенфельд, заметил на вершине башни, в которой жила м-ль де Сувини, свет, похожий на мерцающую звезду.

— Глядите, — обратился Арман-Луи к Магнусу.

— Да, цыганка не теряла времени, — ответил Магнус. Предупредили Рено и посовещавшись, решили, что операцию можно будет провести ближе к ночи.

— Тем лучше, — произнес Коллонж, — а то я уже начал побаиваться, что убью слишком много хорватов.

Час спустя после этого разговора, группа драгун, во главе с Магнусом, Каркефу и Рудигером, остановились у кромки леса. Сзади, на небольшом расстоянии, несколько солдат держали за уздцы оседланный лошадей. Ими командовал Агрофой. Наконец тронулись в путь. Остатки отряда замаскировались в зарослях вереска; немного впереди, скрытые от постороннего взгляда складками местности, залегли Арман-Луи и Рено со своими слугами. Ночь была ясной и звездной.

Арман-Луи и Рено пробыли на своем посту около четверти часа, когда вдруг до них донесся шум легких шагов. Женщина, завернутая в плащ, прошла мимо них и направилась к замку.

— Вирта! — прошептал Магнус на ухо г-ну де ла Гершу.

Цыганка появилась на фоне черных теней, отбрасываемых стенами замка. За ней по краю рва, как ужи в вересковых зарослях, ползли Магнус и Каркефу. Недалеко от них стоял на страже Рудигер.

Лежа совсем рядом с ними, затаив дыхание, Арман-Луи и Рено неотрывно смотрели на потайную дверь, казавшуюся черной дырой на фоне земляного рва.

Вирта остановилась на секунду перед дверью, вставила ключ в замочную скважину и быстро открыла её.

Не успела она это сделать, как перед ней возникла фигура часового.

— Герцог! — произнесла девушка приглушенным голосом.

— И император! — ответил часовой.

Железная дверь скрипнула, и девушка проскользнула под своды замка.

Стоящий на страже Патрицио Бемпо слышал все: и осторожные шаги девушки, и легкий шум отворяющейся двери, и шепот двух голосов.

— Она! Это она! — прошептал он.

Вирта была уже на вершине лестницы, ведущей в комнату Патрицио. Перешагнув порог, она быстро пересекла её и открыла балкон.

Патрицио следовал за ней легкими шагами. Цыганка была сильно бледна. Ее сверкающие глаза скользили по темному лесу, по откосам, по рву, с растущими по краям деревьями, по низкой башне, где мерцал огонь лампы.

— Что там? — спросил Патрицио.

— Золотой обруч, который я держала в руках и который спасет меня, — отвечала девушка.

Патрицио обнял цыганку и хотел увести её с балкона.

— Нет, — удержала она его, — нужно остаться здесь.

И, положив голову на плечо Патрицио, она запела дрожащим голосом.

Я люблю! — говорит черная бабочка

Ветерку, колышащему камыш.

Я люблю! — говорит бегущий ручей