Пуся - Алик Верный

 Фотограф вышел на перрон, подталкиваемый сзади могучим пузом финансового брокера в голубой рубашке в клеточку и розовом галстуке.

 ГЛАВА 15

 ДЕМОНОИДЫ

 (Демоны Нью-Йорка терпеливы и разнообразны)

 Вечный Оргазм туманился вдали, отодвигаясь все дальше в горячие сизые испарения огромной подземной каракатицы, съедающей и выплевывающей длинные составы старых ободранных вагонов. Между составами клубились округлые сгустки мяса. Золотой Конец Фотографа страдал. Он не мог обеспечить этой плоти хорошее будущее, его возможности все же были ограничены. А пуси все лезли, втаскивая в картину сюрреалистического сна длинные хвосты Бесконечного Облома.

 Фотограф сидел на диване, рассматривая одну строчку на экране телефона: "Всю ночь меня давили..." Ночь выпала нелегкая...

 Демоноиды

 Всю ночь меня давили видения многих растопыренных щелей, которые я имел удовольствие, так сказать. Не поддаваясь на провокации художественного вымысла, должен отметить, что это были не тысячи и даже не сотни, а, скорее, десятки теплых булочек, испеченных поваром-природой. Ну в лучшем случае сотня-другая. Они вдруг все разом навалились на меня, и я проснулся около шести утра, за час до обычной рабочей побудки. Видение не прекращалось. Черные, рыжие, светловолосые пипки наваливались на меня из темноты и беззвучно растопыривали свои укромные закоулки, как в немом кино. Бритые, стриженные и кудрявые, горячие промежности продолжали выпрыгивать из тревожного раннего полусвета. Это было очень странное утро. Письки лезли и лезли, образуя пульсирующий водоворот возбужденной плоти.

 Позавчерашний вечер был достаточно дивным. Я ехал на поезде с работы, и за окном, в липкой темноте, выстраивались образования красных, желтых и белых огней. Они проплывали мимо, подвешенные в мокрой вечерней мгле. Разноцветные искорки мерцали и пульсировали, двигаясь в противоположных направлениях вокруг общей оси. Этот муравейник огней уплывал назад, скрываясь за алюминиевой рамой окна. Тут же в мое поле зрения вливался другой такой же муравейник копошащихся светлячков, пурпурных, лимонных и снежных.

 Поезд подъехал к станции. В зеленовато-синем свете фонарей по перрону бродили бледные призраки. Их синюшные лица, с темными впадинами глаз, тревожно вглядывались в бесконечную темень ночного города. Два таких привидения проплыли под моим окном. Их искаженные страхом и тревогой тела отразились в капельках дождя на стекле окна. Все призраки на перроне смотрели в одну сторону. Оттуда дул ветер Вечного Зова - главная движущая сила полуприпадочного, истекающего слюной жадности населения Нью-Йорка.

 Поезд дрогнул, и прозрачные тени исчезли, оставив легкие обратные силуэты на сетчатке моих глаз. Состав вплыл в туннель. Запах разлагающегося города проник через вентиляционную систему и повис в трясущемся на стыках вагоне. Туннель прорезал самый центр нашего тирана, города, который никогда не спит. Его испещренные пятнами гнили и ржавыми натеками ответвления извивались под тротуарами Манхеттена, густо заплеванными пережеванными резинками. В желтом свете одиноких лампочек я искал глазами крыс - этих пищеварительных ферментов мегаполиса. Вместо них я увидел клочья черной гигантской плесени, свисающие махровыми прядями в проемах темно-серых бетонных перегородок между путями. Рельсы уходили в тесноту мокрыми параллельными нитями с обеих сторон вагона. Это создавало иллюзию бесконечно простирающегося под городом поля железнодорожных путей, поставлявших в Сити новую человечину.

 Были в моем поезде и копченные, вареные, жареные и протухшие жители бетонных ячеек, возвращавшиеся в свое стойло. Я ехал против основного движения, против "трафика", как сказал бы любой русский иммигрант. Я так и не увидел крыс, родственниц белок, которых я наблюдаю во время обеденного перерыва в городском парке Гринспука, штат Нью Йорк. Бывшего конгресмена от этого штата я как-то имел честь фотографировать для его предвыборных плакатов в Конгресс. Это был напыщенный хуй с красным еблищем, полный чувства своего величия.

 Чудной вечер продолжался. Я чувствовал серьезное присутствие Демонов. Они пытались втянуть меня в свои присоски, подбрасывая различные раздражители из своего пространства. Всем известно, что питает Демонов - злоба, раздражение, конфликты, испуг, гордыня - список бесконечен. Единственный способ не отдать им свою энергию - быть спокойным, отрешенным и безразличным, а это часто не удается.

 Поезд подкрался к перрону Гранд Централ. Как и прочие вокзалы Нью-Йорка, этот находится под землей. Зеленый флуоресцентный полумрак встречает вас за окнами прибывающего поезда. Нудная болтовня парочки-другой говорливых пассажиров трепыхается в поникшем вагоне. Что делают эти суперэнергичные пиздуны на работе, непонятно - основная масса людей в вагоне прилично задрочена и пытается спать. Их морщинистые лица обрамляют редкие кучки неугомонных болтунов. Парочки таких говнюков достаточно, чтобы утомлять целый вагон. Трепливая женщина - достаточно утомительный гуманоид, но болтливый мужчина - это уже Демон чистой воды, вернее, зомбированный Демонами организм. Двух-трех таких зомбометов достаточно, чтобы выдоить энергию у всех пассажиров. Уставшие после работы люди особенно беззащитны. Их тусклые глаза полны немых просьб оставить их в покое, но ничто не может остановить неумолимое тарахтение энерговампиров. Они не успокоятся, пока не насосутся, как клопы. Им нужно приблизительно полчаса, чтобы выпотрошить поля всех пассажиров. После этого они успокаиваются. Их лица расслаблены, глаза отконтурированы, руки находятся в защитной позиции "крест". Их дело сделано, с жертвами покончено.

 Я оторвался от окна и бушующих там отражений широко открывающихся ртов. Над перроном нависали крашенные эмалью железные прогоны цвета несвежей гнили. Их металлические пластины и профили были соединены заклепками еще в начале прошлого века. Молотки рабочих оставили на головках свои отметины, отстучав свою долю оптимизма и заколотив ее поглубже в тело холодной стали. Сейчас экземные пятна ржавчины расползлись по телу перекладин, вздувая гнилостную краску волдырями рыжих лишаев.

 Толпа пассажиров уныло брела в сторону выхода с перрона, вяло переставляя ноги и стряхивая с себя остатки полусонного оцепенения, которое набросили на их распухшие тела Демоны Пригородного Поезда. Некоторые мужчины несли в руках пустые пивные бутылки, чтобы выбросить их в мусорные баки, сваренные из железной сетки и покрытые той же гнилостной краской, что и остальные части несущей конструкции подземного зала.

 Внутри бесконечных переходов, холлов, магазинов, уровней и лестниц Гранд Централ их встретят другие Демоны, Демоны Толкучки. Люди будут бежать, наталкиваться друг на друга, злиться, метаться, гипнотизируя себя ложной установкой - быстрее попасть домой. Пару минут, которые они сэкономят, не оправдывают это истерическую крысиную гонку. На самом деле это работа Демонов Вокзала, сосущих энергию из этой нескончаемой толпы.

 Вот бежит лысый работник офиса с бритой головой, задавленный галстуком. Он налетает на мексиканку с коляской. Чертыхается - Демоны получили свой ужин. Женщина не замечает его, она пытается протолкаться с огромной коляской через кишащее месиво костюмов и пальто. Двое детей в коляске кричат - Демоны кушают. Мексиканка забрасывает пулеметные строчки испанского в свой мобильник, явно ругаясь с мужиком - Демоны имеют свою долю. Девушка в ковбойских сапогах пробивается сквозь толпу. Она увешана с двух сторон спортивными сумками, перед ней внушительный чемодан на колесиках. Сумки цепляют людей, они недовольно озираются на бегу - энергия ушла Демонам.

 Демоны Нью-Йорка терпеливы и разнообразны. Они делятся на кланы и семьи, в основном по территориально-профессиональным признакам. Если отъехать от ночного города на десяток километров, можно заметить мертвенное сияние, лежащее толстой эфирной коркой на шапках небоскребов и зубах мостов. Людям нужно простое объяснение, и профессионалы иллюзий, Демоны массовой информации, давно скормили его публике, получая с этого свой скромный процент энергии. Считается, что свет многих фонарей, окон и автомобилей создает такой ореол. На самом деле это и есть видимая человеческому глазу часть полчищ Демонов, окутывающих наш город, который никогда не спит - они не дают ему заснуть.

 Мои хозяева - это Демоны женских половых органов. Сегодня утром они мучили меня, подняв мою плоть раньше обычного на целый час. Я ворочался и пытался думать о другом, но как только закрывал глаза, раздутые половые губы в кучеряшках, обвисшие пилотки с бритой щетиной, красные складки слизистой кожи, раскрытые щели булочек с розовой начинкой, маленькие белесые губки, тесно сжатые вокруг микроскопической дырочки, обвисшие унылые куски кожи рожавших женщин, тесные ролики мучной плоти с вылезающими из них двумя кожаными крылышками, щелки и дыры, сухие и исторгающие потоки влаги, твердые, как валики старого дивана, и мягкие, как задница любительницы мороженого, ракушки с раскрытыми створками и каплями жемчуга, розы с завитыми лепестками, вонючие пропасти, жадные отверстия плоти, благоухающие ворота рая, фригидные полумертвые наросты, горячие ненасытные вагины, промежности размером с кулак, тесно сжатые толстые бедра, закрывающие слоями подкожного жира бесконечные подходы к туннелю, маленькие сухие бедра сучечек с торчащей со всех сторон сладострастной сливкой и растопыренным анальным отверстием, белые пизды, черные губы негритянок с розовыми сюрпризами, загорелые оливковые вульвы латин с ненасытными влагалищами, снежные холмы Венеры белых мамок со здоровенными грудями, плоские животы молодых самок со стыдливой трещиной между ног, огромные склизкие клиторы, твердые отростки, потайные складочки, обезьянки, готтендонские передники и княгини (по Л.Я.Якобсону - королю гинекологов), ласковые киски и грубые шмоньки, нежные белочки и дерзкие письки, лапочки, зайки, мурочки, козочки, лисички, крошки, малышки, широко раздвинутые бархатные баяны, твердые латунные саксофоны, ласточкины гнезда, теплые пещерки, шоколадки, зефирчики и апельсинчики, хотелки, соски, мандюшки, давалки, мохнатки, гениталии всех видов и рас вертелись в бесконечном калейдоскопе.