Укрощение свекрови - Наталья Александрова

Прервать разговор я не могла по причине своего отвратительного пассивного характера и полного отсутствия силы воли.

Но если я хотела что-то узнать о смерти Вадима – Васильцова была незаменима. Она знала все и обо всех и каким-то непостижимым образом умудрялась узнать это самой первой. Я подозревала, что иногда она узнавала о событии раньше, чем оно происходило.

Поскольку сама я звонила ей очень редко, пришлось перерыть все ящики стола, прежде чем нашелся листок, на котором когда-то давно я записала ее телефон.

Я набрала номер без особенной надежды на успех, почти ни секунды не сомневаясь, что он будет занят. Васильцова разговаривает по телефону все свободное от шопинга время. Как она успевает заниматься своими художественными проектами, остается для меня загадкой. Да и не только для меня. Однако на этот раз мне повезло: она взяла трубку сразу.

– Дарья! – тут же заорала она. – Ты не представляешь, что случилось! Вадима убили! Шлепнули по голове – и насмерть!

– Хм… – Я внутренне передернулась, но быстро пришла в себя. – Я вообще-то уже в курсе…

– Да? – удивилась Васильцова. – А, ну точно, ты же ведь на «б», я тебе еще утром первой позвонила…

Я себе отчетливо представила, что было бы, если бы услышала сейчас страшную новость впервые. Можно и коньки на время отбросить от неожиданности. Как видно, Васильцова уже стольким людям сообщала про смерть Вадима, что успела привыкнуть к этой мысли и не выбирала выражения.

– А нельзя ли поподробнее, что там произошло? – робко спросила я. – Или вы, может, сами не знаете…

– Как это – я не знаю! – тут же завелась Васильцова, на что, собственно, я и рассчитывала. – Кто же тогда и знает, если не я? Да я все знаю из первых рук, считай, что сама там была!

Тут она сообразила, что ляпнула лишнее, и сконфуженно хрюкнула.

– Сандра вчера вернулась домой около пяти часов, – довольно толково начала излагать Васильцова, – а он лежит на полу в кухне, и лужа крови вокруг головы!

Я представила, как моя бывшая свекровь входит в квартиру и видит труп собственного сына, и мысленно простила ей все то «хорошее», что она успела сделать мне за время, которое я была ее невесткой и после. Такого никому не пожелаешь!

– Ну, она, конечно, вызвала сразу же полицию, те приехали очень оперативно, надо сказать, все осмотрели…

– Но Карину арестовали… – вставила я.

– Арестовали? – оживилась Васильцова. – А я не знала! Спасибо тебе за информацию, надо всем позвонить!

– Но за что? – заорала я, испугавшись, что она сейчас повесит трубку.

– Как это – за что? – изумилась Васильцова. – За зверское убийство собственного мужа, конечно! А кто, по-твоему, его стукнул этим самым кувшином по голове?

– Каким кувшином? – по инерции спросила я и тут же вспомнила, что у свекрови на шкафу пылился старинный чеканный медный кувшин с острым носиком – не то армянский, не то еще какой-то восточный. – Тем самым?

– Именно, кувшин тут же рядом валялся, – терпеливо объяснила Васильцова. – Сандра рассказала полиции, что Карина ворвалась к ней в дом, стала упрекать мужа в неверности, они ссорились, но потом вроде примирились, она и ушла, чтобы дать им время выяснить отношения. А Карина осталась. Потом, видно, они разругались окончательно, Карина стукнула его по голове и убежала от страха перед содеянным. Она же при всех угрожала, что его убьет, даже я слышала! А ты разве нет?

Я молчала, пораженная. Зачем Сандра наврала полиции, что оставила Карину наедине с Вадимом в своей квартире? Ведь я же своими собственными глазами видела, как они вышли из дома вместе. Сандра усадила Карину в маршрутку, а сама помахала рукой Вадиму в окно, стало быть, он был жив и здоров. Теоретически Карина могла, конечно, вернуться и пристукнуть своего муженька, но я этому поверить не могла. Карина – женщина сильных страстей. Я допускаю, что под действием момента она могла обрушить злосчастный кувшин на голову Вадима, но только в запале. В состоянии аффекта, как говорят юристы. А вчера запал у нее прошел, я точно знала. И мысль у нее была только одна – скорее добраться до дома и чтобы никто не видел ее с синяком под глазом.

Зачем Сандра ее «топит»? Ведь теперь даже синяк говорит не в пользу Карины, то есть он доказывает, что они с Вадимом дрались.

Тут я осознала себя сидящей возле телефона с пищащей трубкой в руках – как видно, Лиде Васильцовой надоело слушать мое молчание и хотелось поскорее донести до знакомых свежие новости.

А я снова принялась за старое – сижу и мысленно задаю себе вопросы, на которые не могу ответить. Какое мне, в конце концов, дело, кто убил моего бывшего мужа? Я твердо знаю, что я этого не делала, а остальное меня не касается. Пускай они сами разбираются – Сандра с Кариной. Теперь меня с ними ничто не связывает, и я могу наконец заняться собственными делами.

С этими благими намерениями я положила трубку на место.

И сразу вспомнила о такой простой, но немаловажной стороне жизни, как еда. О том, что моему относительно здоровому и довольно молодому организму время от времени требуется хоть какая-то пища. Точнее, не я вспомнила, а сам мой несчастный организм напомнил мне об этом самым недвусмысленным образом. Проще говоря, у меня подвело живот. Я кинулась к холодильнику, но за время моего отсутствия в нем не выросло ничего съедобного. Как поется в одной старой песне, «я безнадежно лезу в холодильник, а там зима, пустынная зима».

В полной мере осознав этот неутешительный факт, я поняла, что придется выйти в магазин, если я не хочу умереть от голода.

И только было я собралась осуществить это намерение, как в дверь позвонили.

Вообще-то я человек доверчивый и зачастую действую раньше, чем успеваю подумать. Но на этот раз я затормозила перед самой дверью и, прежде чем открыть ее, задумалась.

Остановили меня два соображения: во-первых, в нашем доме установлен домофон, и, прежде чем добраться до моей двери, любой гость должен был позвонить в этот самый домофон и представиться. Во-вторых, я вспомнила про подозрительного капитана Меленкова, который наверняка и не капитан, и не Меленков, и в моей душе шевельнулось нехорошее предчувствие.

– Кто там? – осведомилась я через дверь дрогнувшим голосом.

– Откройте, полиция! – послышался с лестничной площадки неприятный хрипловатый голос.

Меленков тоже представился полицейским, вспомнила я.

Прильнув к дверному глазку, я оглядела гостя.

Это был высокий одутловатый мужчина с обширной багровой лысиной и длинными обвислыми усами. Оптика глазка искажала его внешность, но в любом случае это был не Меленков. Сам по себе этот факт можно было считать утешительным, однако, несмотря на это, незваный гость произвел на меня очень неприятное впечатление.

– Открывайте, Березкина! – повторил усатый тип. – У меня к вам есть несколько вопросов!

– Одну минутку, – прощебетала я, медленно отступая от двери. – Я только сбегаю за ключом… У меня дверь без ключа не открывается…

Отойдя от двери на безопасное расстояние, я заметалась по квартире.

Что делать? Второго выхода у меня в квартире нет, позвать на помощь некого… Позвонить в полицию? А вдруг этот усатый тип и вправду полицейский… Кроме того, что-то мне подсказывало, что никто ко мне на помощь не примчится.

В своих растерянных метаниях я выскочила на балкон.

Перегнувшись через перила, я увидела возле нашего подъезда припаркованную иномарку.

Это была черная «Ауди» с тонированными стеклами. Точно такая же, как та, в которую меня пытался усадить липовый капитан Меленков.

Значит, как я и подозревала, этот усатый с ним в сговоре.

– Привет! – раздался вдруг совсем рядом со мной мужской голос. – Ты чего такая встрепанная?

Я вздрогнула и оглянулась на голос.

На соседнем балконе, до которого было буквально рукой подать, курил мой сосед по лестничной площадке Иннокентий.

Именно так он представился, впервые столкнувшись со мной возле двери. Не Кеша, а именно Иннокентий. Впрочем, ему имя очень подходит – он такой спокойный, неторопливый, старомодный, хотя на самом деле ему чуть больше тридцати. И еще у него есть Анюта, в которой он души не чает. Но это – отдельный разговор.

– Ты чего такая встрепанная? – повторил Иннокентий. – У тебя что, трубу прорвало?

– Хуже, – выпалила я, при виде соседа испытав некоторое облегчение. – Ко мне в дверь какой-то тип ломится! Не знаю, как он в подъезд вошел… Наверное, с кем-то из жильцов…

– Да что ты говоришь? – Иннокентий затушил сигарету в цветочном горшке. – Ну, мы с Анютой сейчас выйдем… Она очень обрадуется внеочередной прогулке!

Он скрылся с балкона, и из-за балконной двери донесся приглушенный и ласковый голос.

Я тоже вернулась внутрь квартиры.

После разговора с Иннокентием у меня на душе стало чуть полегче.

Я верила в своего соседа, точнее – в Анюту.

Больше того – мне захотелось собственными глазами увидеть происходящее, поэтому я выскользнула в прихожую.