Скачу за радугой - Юзеф Принцев

— К Орешкину надо было применить самые крутые меры. Для его же пользы. А ты за него поручился! Хочешь у ребят в героях ходить? Дешевый авторитет зарабатываешь?

— Цен, понимаешь, не знаю! — отшутился Вениамин.

— Брось! — раздраженно отмахнулась Людмила. — Тебе игрушки, а мне с ними всю жизнь работать!

— Каторга! — улыбнулся Вениамин.

— А ты попробуй! — не приняла шутки Людмила и вздохнула: — Идешь утром по городу — морозец, воздух антоновкой пахнет, настроение — хоть в снежки на бульваре играй! А войдешь в школу — гам, крик, по коридорам носятся, по лестницам грохочут... Через час голова чугунная, голос хриплый, злющая, как ведьма, и так себе противна, ну не живи на свете!

— Да... — покачал головой Вениамин. — Слушай, Люсь... А зачем ты в педагогический пошла?

— А ты о своей электронике с детства мечтал?

— Ну, с детства! — рассмеялся Вениамин. — Класса с восьмого.

— А я в певицы хотела... — усмехнулась Людмила. — Сколько у нас педагогов по призванию? Раз, два — и обчелся! Ну и я не хуже других.

— Хуже, — очень серьезно сказал Вениамин.

— Почему? — опешила Людмила.

— Злая.

— Попробуй сунь им палец в рот, они всю руку отхватят!

— А ты пробовала? — поинтересовался Вениамин.

— Не собираюсь, — отрезала Людмила.

Они замолчали и так, не разговаривая больше, дошли до изолятора. Людмила оглядела темные окна и прислушалась.

— Спят... — Она опустилась на ступеньку крыльца. Вениамин присел рядом.

— Тебе скучно с ними, им с тобой, — сказал он так, будто они не прерывали разговора.

— Я не клоун, — сухо отозвалась Людмила.

— А они не дрессированные собачки, — возразил Вениамин.

— Хватит, Веня! — повысила голос Людмила и, словно извиняясь, добавила: — Устала я очень...

— Он ведь занятный парень! — помолчав, начал опять Вениамин.

— Кто? — повернулась к нему Людмила.

— Орешкин! — улыбнулся ей Вениамин. — Да и все они! Слова только для них нужны особые.

— Какие же? — опять раздражаясь, спросила Людмила.

— Не знаю... — пожал плечами Вениамин. — Простые, наверно... Тихие, умные и простые.

— Для меня ты таких слов не находишь, — чуть слышно сказала Людмила.

— Что? — растерялся Вениамин.

— Ничего! — Людмила встала. — Пойдем. Впереди замелькал луч фонарика, и послышался голос Аркадия Семеновича:

— Людмила Петровна, это вы?

— Я... — отозвалась Людмила. — Что случилось?

Аркадий Семенович подошел к ним, снял шляпу, вытер платком круглую, как шар, голову и сказал:

— Сбежал мальчик.

— Какой мальчик? — растерялась Людмила. — Куда сбежал?

— Наш мальчик! — все еще тяжело дыша, ответил Аркадий Семенович. — Иду с электрички, а он навстречу... Сначала я его не узнал: одет совсем как в городе. Иду себе и думаю: где я видел этого мальчика? И вдруг спотыкаюсь! Это же Орешкин!

— Орешкин?! — Людмила схватила Вениамина за руку. — Не может быть! Веня, сбегай в спальню, проверь!

— Я уже бегал, — обмахиваясь платком, сообщил Аркадий Семенович. — Его нет. И вещей тоже!

— Этого еще недоставало! — охнула Людмила. — Аркадий Семенович, берите машину — и на станцию. Позвоните в милицию!

— Зачем в милицию? — встревожился Вениамин.

— Пусть сообщат по линии и снимут с поезда!

— На поезд он опоздал, — сказал Аркадий Семенович. — Последний при мне отошел.

— Что же делать? — прижала ладони к щекам Людмила. — Что делать?!

Она опустилась на ступеньку крыльца изолятора, потом вскочила, подбежала к окну и застучала кулаком по раме.

— Травина!

— Не смей, Людмила! — схватил ее за руку Вениамин, но Людмила вырвала руку и зло сказала: — Оставь, пожалуйста!

Окно распахнулось, показалась чья-то голова.

— Это ты, Травина?

— Нет... — послышался голос Ползиковой. — Она в другой комнате. Позвать?

— Зови! — приказала Людмила. — И побыстрей!

— Не нужно этого делать, Люся, — мягко попросил Вениамин.

— Не мешай! — прикрикнула на него Людмила и нетерпеливо постучала по оконному стеклу. — Травина, где ты там?

— Я здесь. — В окне показалась забинтованная голова Оли.

— Где Орешкин? — спросила Людмила.

— Не знаю, — помолчав, ответила Оля.

— Говори правду! — повысила голос Людмила. — Он приходил к тебе?

— Нет! — с явным вызовом сказала Оля.

— Неправда! — настаивала Людмила. — Он должен был прийти!

— Почему? — голос у Оли чуть заметно дрогнул.

— Потому! — насмешливо передразнила ее Людмила. — Не прикидывайся, Травина!

— Людмила Петровна, прекратите! — вмешался Вениамин.

— Помолчи! — обернулась к нему Людмила. — Я жду, Травина!

Она вся подалась вперед, лицо ее почти вплотную приблизилось к лицу Оли. Та отстранилась и негромко сказала:

— Я не хочу с вами разговаривать.

— Что?! — отшатнулась Людмила. — Ты что, Травина?!

— Мне за вас стыдно, — прошептала Оля и закрыла окно.

— Вот так! — с горькой усмешкой проговорил Вениамин.

Людмила на секунду опешила, но тут же взяла себя в руки и, ударом ладони распахнув окно, крикнула:

— Ползикова!

— Я здесь, Людмила Петровна, — тут же послышался дрожащий голос Ползиковой.

— Нина, ты умная девочка! — стараясь скрыть раздражение, заговорила Людмила. — Если мы не найдем Орешкина, будут неприятности! Позор на весь лагерь! Ты должна нам помочь. Только говори правду. Был он здесь?

— Был... — всхлипнула Ползикова.

— Когда?

— Недавно.

— Куда он отсюда пошел?

— Я не знаю... — опять всхлипнула Ползикова.

— Нина!

— Честное пионерское, не знаю! — Ползикова плакала уже громко, не в силах сдержаться, и даже в темноте было видно, как трясутся ее худенькие, в белой ночной рубашке плечи. — Людмила Петровна, миленькая! Не знаю!..

— Успокойся, Ползикова! — досадливо отвернулась от нее Людмила. — Иди выпей водички.

Людмила прикрыла окно и пробормотала:

— Нервные все какие-то!

Ей никто не ответил. Потом, прерывая неловкое молчание, Аркадий Семенович спросил:

— Так звонить в милицию?

— Не нужно никуда звонить! — мрачно сказал Вениамин. — Я знаю, где он. — И, резко повернувшись, ушел в темноту.

На последнюю электричку Генка опоздал. Сначала он хотел дождаться утреннего поезда на станции, но потом сообразил, что искать его будут в первую очередь здесь, на вокзале, и решил переночевать в землянке. Он прошел по шоссейке и, когда редкие станционные огни остались далеко позади, нашел поворот на знакомую просеку и углубился в лес.

Генка никогда раньше не бывал в лесу ночью. Шумели невидимые в темноте деревья, раздавались какие-то таинственные шорохи и потрескивания. Слабый луч фонарика выхватывал из мрака то причудливо изогнутый сук, то упирался в толстое корневище под ногами. Генка шел и протягивал вперед руки, ему казалось, что сейчас он на что-нибудь обязательно наткнется, лес наступал на него, а просека уходила куда-то в сторону. Он водил фонариком по сторонам, стараясь разглядеть такие знакомые при дневном свете три сросшиеся ели и большой валун под ними. Отсюда тропинка вела прямо к землянке. Но знакомых елей все не было, а ему казалось, что идет он очень давно и, наверно, заблудился в этом огромном чужом лесу...

Ему вдруг припомнились все страшные рассказы о рыси, которая прыгает на человека сверху, о волках, преследующих людей. Он знал, что никаких волков в здешних лесах нет, рысей тоже никто не видел, но все равно ему было страшно, он вспотел, ноги стали какими-то ватными, а присесть Генка боялся и все шел и шел вперед, спотыкаясь и задевая то плечом, то головой за стволы и ветки. Потом он вдруг услышал за своей спиной какие-то странные звуки, будто кто-то очень большой и тяжелый неторопливо шагал по хлюпающему болоту.

Генка вскрикнул и побежал по неровной просеке, и страшные шаги за спиной тоже убыстрились: «шлеп-шлеп-шлеп!..» Генка задохнулся и остановился, не в силах бежать дальше. Шаги за спиной замолкли. «Сейчас прыгнет!» — с ужасом подумал Генка и, сбросив с плеч лямки рюкзака, швырнул его в темноту. Рюкзак упал на землю. «Шлеп!» — раздалось одновременно с его падением. Генка отпрыгнул в сторону и замер. Тихо! Он осторожно выбрался на просеку и сделал несколько шагов. Никто не шлепал. «Это же рюкзак! — сообразил вдруг Генка. — О мою спину!» Он вытер рукавом мокрый лоб, нашел рюкзак, вскинул его за плечи и, посветив вокруг фонариком, увидел знакомый валун, три сросшиеся ели и тропинку, ведущую к землянке.

В землянке было тепло и сухо. У одной стены сохранились полусгнившие нары. Генка примостился на них, подложил под голову рюкзак и выключил фонарик. В темноте ночные звуки и шорохи стали явственней. Попискивали мыши-полевки, скрипела висящая на одной петле дверь, ветер врывался в пролом на крыше и гнал по полу шуршащие прошлогодние листья. Генка вытащил рюкзак из-под головы и закрыл им ухо. Но в другое ухо, прижатое к настилу нар, назойливо лезла мышиная возня, скрип двери, глухие удары ветра. Генка зажег фонарик, и сразу стало тише. Опять погасил и услышал чьи-то шаги. Генка приподнялся на локте, напряженно вглядываясь в чернеющий прямоугольник двери.