Гвардеец – Дороги Европы - Дмитрий Данилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перебив всех сопротивлявшихся поляков, гренадеры наперегонки полетели к шалашу, чтобы захватить главного обидчика – пана Потоцкого. Тот стоял в гордом одиночестве, обнажив сверкающий клинок. Его окружили со всех сторон, но не решались начать атаку. Слишком грозным противником казался этот гордый шляхтич, не смотря на усталый и изнурённый ранами вид.
– Стойте, – властно произнёс он и поднял левую руку. – Фон Браун остался должен мне схватку. Надеюсь, он держит слово чести.
Гренадеры прекратили смыкать кольцо вокруг шляхтича, вопросительно уставились на меня. Я понял, что кузен обязательно примет вызов, не тот у него характер, чтобы пренебречь обещанием.
– Что скажешь, брат?
– Не сомневайтесь, ясновельможный пан, – гордо выступил Карл. – Ещё никто не мог упрекнуть меня в отсутствии чести. Я к вашим услугам.
Кузен поклонился. Потоцкий с усмешкой человека, которому нечего терять, опустил подбородок на грудь.
– Я рад нашему знакомству, барон, – с достоинством произнёс шляхтич. – Вижу, мы оба ранены. Это уравнивает наши шансы на победу или проигрыш. Поединок рассудит, на чьей стороне правда. Он сбросил с себя жупан и остался в белой, пропитавшейся кровью рубахе. Противники стали в позицию.
– Готовьтесь к смерти, барон.
– Только после вас, ясновельможный пан.
– Начинайте, господа, – сказал я, отходя в сторону, чтобы не мешать поединщикам.
Дуэлянты сшиблись, раза два сухо лязгнули сабли, потом один из них упал, а второй устоял на ногах, при этом качаясь как дерево на ветру. Я увидел, что это Карл и удивился столь скоротечному сражению.
– Боже мой, как быстро!
– Боюсь, мой уважаемый противник был слишком истощён ранами, – тихо сказал кузен. – Не думаю, что мою победу можно назвать честной.
Лежавший на земле Потоцкий открыл глаза и с трудом шевеля губами произнёс:
– Не надо корить себя, молодой человек, вы заслужили победу в настоящем бою. Шляхтич закашлялся, каждое слово давалось ему ценой неимоверных усилий.
– В благодарность за ваш благородные поступок, открою вам маленький секрет: не стоит возвращаться к границе с Московией прежней дорогой.
– Почему? – спросил я.
– Вы обязательно наткнётесь на людей Сердецкого. С ними будет вся окрестная шляхта. Они задавят вас числом.
Потоцкий прекратил говорить и затих. Жилка на его шее перестала пульсировать. Лицо стало спокойным и безмятежным.
– Умер, – сказал Чижиков, снимая треуголку.
– И впрямь, как ему нагадали: от сабли, – хмыкнул я, вспоминая слова сказанные одним из шляхтичей после первой дуэли.
Окружавшие место схватки кусты раздвинулись. На поляну высыпало несколько десятков лохматых мужиков. Среди них был и тот, что столь любезно одолжил нам ножик. Староверы, сообразил я. Они направили на нас рогатины, кое-кто целился из мушкетов. Мы были в плотном кольце и слишком устали, чтобы оказать сопротивление. 'Патриарх' раскольников протиснулся сквозь ряды единоверцев и сквозь зубы процедил:
– Собаке собачья смерть.
Он внимательно посмотрел на меня, выражение на его лице вдруг из смиренного стало плотоядным. Старик хищно ощерился:
– Да и вам скоро небо коптить, чада заблудшие.
Глава 7
Раскольники отконвоировали нас к деревне. Мы шли на заклание будто овцы, понимая, что впереди ничего хорошего – пытки да 'огненное очищение', однако все были столь истощены, что не могли оказать маломальского сопротивления. Мужики скрутили нас в мгновение ока, я пробовал вяло отбиваться, но это закончилось тем, что меня крепко огрели дубиной и сбили с ног. Не помогли шпага Карла, пудовые кулаки Чижикова, хитроумие Михайлова и ярость Михая.
– Зачем вы нам помогли освободиться? – спросил я у старца. Тот по-заячьи пожевал губами и высокопарно изрёк:
– Господь прислал вас, чтобы вы проучили чрезмерно возгордившихся ляхов, поэтому мы решили помочь вам довести столь богоугодное дело до конца. Община терпела от панов много мук и унижений.
– Так это же замечательно. Мы проучили поляков, отпустите нас хотя бы из чувства благодарности, – предложил я. – На небесах вам зачтётся.
– Не слышу кротости и смирения в словах твоих. Чую дух непокорный, злой. Вознесите молитву, Господу, чтобы принял ваши заблудшие души, а о прочем и думать забудьте.
– Это вместо 'спасибо', – хмыкнул я. – Перебили нашими руками обидчиков, а как отвечать перед другими панами станете? Приедут искать Потоцкого, обязательно приедут, не последний человек, чай в Речи Посполитой, спросят: 'куда подевался?'
– Как спросят, так и ответим. Объясним, что сеча была промеж ляхами и людьми залётными, непонятными. Что осталось от тех и других покажем, – пряча в бороде усмешку, пояснил старец.
– Много ль от нас оставить хотите?
– То не твоя забота, грешник.
– Бороду бы тебе выдрать, козлу старому, – раздувая ноздри, зло прошипел Чижиков. – Нашёл грешников. На себя посмотри, сивый!
– Ты что глаголешь, ирод? – вроде даже обиделся главный раскольник.
– Правду глаголю. В воду на отражение своё глядеть не страшно, старче? Или она сразу красной от пролитой крови становится?
– Вот оно как, – с видом заправского доктора покачал головой старец. – И вправду неладно с вами. Гордыня окаянная полезла! Спасать надо ваши души тёмные, пока не поздно. Я печально вздохнул, представляя эти методы спасения.
– Может, покормите нас? Со вчерашнего дня крошки во рту не держали… – наивно спросил Михайлов.
– Токмо о чреве своём да о плоти греховной помышляете?! – сплюнул старец и ушёл.
– Стоило спрашивать? – усмехнулся я. Михайлов пожал плечами:
– Так я ж из того разумения, что люди мы христианские, не католики чай. Зачем нас голодом морить?
– Святая простота! Будут они ради нас в расходы входить.
– Разве что берёзовой кашей попотчуют, – внёс свою лепту Чижиков.
Нас заперли в большом амбаре без окон, заложили ворота дубовыми брусьями, поставили в охрану здоровенного сторожа комплекцией похожего на армрестлера. Руки вязать не стали, что ж и на том спасибо.
В кармане обнаружились маточники. Похоже, поляки при обыске не догадались, что это такое, а раскольникам и вовсе не было до них никакого дела.
– Как думаете, господин сержант, здесь палить будут али как? – как-то отстраненно спросил Чижиков. Мне показалось, что он уже смирился с неизбежностью смерти.
– Сомневаюсь. Уж больно постройки добротные, чтобы на нас переводить. Раскольники – народ хозяйственный, зря имущество портить не станут. Скорее всего, есть у них особые избы для провинившихся, там и жгут, а потом на пепелище заново отстраивают. Сейчас приготовят всё и в гости позовут. Михайлов, заберись повыше, посмотри – может, чего увидишь.
– Слушаюсь, господин сержант, – юркий гренадер полез почти к самой крыше и, усевшись на поперечной балке, как курица на насесте, сообщил:
– Я тута щёлочку проковырял, через неё маненько рассмотреть можно.
– Докладывай, – приказал я.
– Поодаль от всех домов изба стоит какая-то, низенькая, рубленная. Чёй-то возле неё народ суетится: солому носят да смолу вроде. Бабы, старухи, детишки… Всех припрягли.
– Понятно чего народ суетится, – поморщился Чижиков. – Гарь устраивают. И охота же людям…
– Так то не люди, то вера такая! – в каком-то философском угаре бросил Михайлов.
– Вера… Что же за вера такая – человеков в геенну огненную живыми бросать?! По виду и не скажешь, что людоеды энтакие.
– Брат, нас и вправду хотят сжечь? – недоумённо спросил Карл.
Бедолага, где ж ему знать, что в России всегда всё очень серьёзно. Если война, так до последней капли крови, если драка, так до смерти. Не любит наш народ полумер и полудействий.
– Угу, в полном соответствии с фольклорными традициями. На Руси ведь как заведено: одних – напоят-накормят, в баньке напарят, а других пустят на золу, ценное удобрение в народном хозяйстве. Как карта выпадет.
– Неужели нельзя переговорить с ними, объяснить, что они поступают бесчеловечно?
– Увы, дорогой кузен. Нас просто не станут слушать. Этот сивый дедок давно уже всё решил, а остальные ему в рот смотрят. Боюсь, не поможет даже высокое ораторское искусство.
– Я – солдат и не собираюсь дёшево продавать свою жизнь. Неужели мы позволим этому мужичью без боязни творить столь чёрное дело?
– Какие будут предложения? На помощь Бэтмана или Железного человека я бы не рассчитывал.
– О чём ты, Дитрих? – удивлёно заморгал кузен. Я досадливо прикусил язык, вот уж воистину не вовремя развязался.
– Да так… вспомнились кое-какие герои из былин. Карл, я сам ломаю голову над ситуацией, но ничего пока придумать не могу. Ясно одно: делать отсюда ноги и как можно скорее. Когда нас загонят в ту уютную избушку и запалят потолок и стены, будет поздно. На люк, ведущий к подземному ходу, я бы не надеялся.