Воспоминания - Великая Княгиня Мария Павловна

Я и Дмитрий сидели молча и безучастно смотрели на него.

В тот год впервые в жизни мы не праздновали рождественские праздники в нашем дворце на Неве. То был первый знак перемен. Дядя и тетя, которые жили в Москве в доме генерал–губернатора, проводили праздники в принадлежавшем царской семье Нескучном дворце, расположенном на городской окраине, на берегу Москвы–реки.

Мы вернулись в Петербург перед самым Новым годом. Наш дом уже начал принимать вид запустения и заброшенности. У всех был унылый вид, прислуга, которой нечем было заняться, бесцельно слонялась по большим пустым комнатам, ожидая, когда в ней вообще отпадет нужда. Некоторые из старых слуг уже покинули дом, постепенно пустели конюшни. При виде всех этих перемен у нас сжималось сердце, и каждый исчезавший из дома человек напоминал нам, что скоро нас здесь тоже не будет.

Семья делала все возможное, чтобы развлечь нас. Сестра моей матери, вышедшая замуж за кузена отца, часто приглашала нас к себе, а наш двоюродный дедушка, великий князь Михаил, младший сын императора Николая I, время от времени навещал нас. Это был старый господин высокого роста и очень элегантный, он восхищал нас изысканностью манер, приветливостью и всем видом знатного вельможи уже ушедшей эпохи. Он был последним из великих князей, который, согласно обычаям времен моего дедушки, обращался к мужчинам на «ты» и, несмотря на возраст, с удивительной фацией кланялся женщинам, когда целовал им руки.

Мы часто ездили в Зимний дворец играть с маленькими великими княжнами. Это доставляло радость, поскольку мы ощущали здесь прелесть семейной жизни, простой и спокойной. Император и его жена были всегда нежны в отношениях друг с другом и детьми, и было так приятно находиться в обстановке любви и семейного счастья.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна также приглашала нас в гости, и нам нравилось бывать в Гатчинском дворце, ее любимой резиденции километрах в пятидесяти от Петербурга. Гатчина была построена императором Павлом I. Он укрывался здесь от бремени власти, доставшейся ему в наследство от энергичной матери, императрицы Екатерины II. Замок хранил дух этого несчастного сумасшедшего, молчаливого, но рыцарственного монарха. В одной из башен сохранялась в неприкосновенности его комната, сюда была перевезена из Петербурга походная кровать с запачканными кровью простынями, на которой он остался лежать после своей трагической смерти. Слуги говорили, что в этой комнате обитает дух Павла I, они знали множество всяких историй, от которых у нас мурашки по телу бегали.

Дворец окружала большая территория. Реки и озера кишели рыбой. Близ дворца, в парке находились псарни императора и конюшни, это был особый замкнутый мир. Здесь были представлены все породы охотничьих собак, от грациозных борзых с шелковистой шерстью до гигантов с бульдожьими головами меделянской породы, которые использовались для травли медведей. В конюшнях были лошади, обученные охоте на зайцев с гончими, за которыми ухаживала целая армия конюхов, объездчиков и егерей. Но со времени смерти Александра III все это стало ненужным: император Николай II не любил охоту.

Императрица Мария Федоровна вела в Гатчине уединенную и спокойную жизнь. В то время с ней были ее младшие дети, великая княжна Ольга Александровна и великий князь Михаил Александрович. Императрица, моя бабушка, всегда была очень ласкова со мной и моим братом, и, несмотря на разницу в возрасте, кузены покорили наши сердца. Кузина Ольга, легкая и проворная, очень спортивная, была веселой, по детски простодушной и с щедрой душой. Ей нравилось общение с простым народом, крестьяне были от нее в восхищении, она знала, как разговаривать с этими людьми и завоевать их доверие.

Последняя зима, которую мы проводили в нашем доме, подошла к концу. Начали упаковывать вещи, выносили ящики, все на глазах менялось. Пустые комнаты стали вдруг огромными, утратили свой привычный вид и выглядели почти чужими.

Наконец наступил день отъезда. Утром мы пошли в дворцовую церковь, а после молебна дворцовые служители собрались в одном из залов попрощаться с нами и вручили нам икону. Старый дворецкий, который знал нас с рождения, произнес короткую речь, но голос его дрожал, он с трудом сдерживал слезы. Дмитрий и я плакали навзрыд.

Мы поехали в собор Петропавловской крепости, где находился наш фамильный склеп, и положили цветы на могилу матери. Потом после целого дня мучительных прощаний и слез мы отправились в Москву. Нас сопровождали мадемуазель Элен и генерал Лейминг. Начинался новый период нашей жизни. Мое детство осталось позади, в Петербурге, в том большом дворце на Неве, теперь опустевшем и тихом.

Москва

В начале 1902 года, когда мы с Дмитрием готовились покинуть Петербург и поселиться у дяди, император Николай II решил, что целесообразно вернуть обычай, который уже лет пятьдесят как не соблюдался — он собрался провести Страстную неделю в Москве.

Мы с Дмитрием приехали в Москву за несколько дней до его прибытия. Наши дядя и тетя и все остальные в доме генерал–губернатора были поглощены подготовкой к его приезду.

Царская чета прибыла накануне Пасхи. Каждый день утром и вечером мы присутствовали на богослужениях в разных соборах Кремля. Службы на Страстной неделе, обычно длинные и утомительные, привлекали меня теперь особым очарованием. Потемневшие от времени древние иконы, которые освещались многочисленными свечами, отражавшимися в золотых окладах, казались исполненными таинственной силы. Прекрасные песнопения, нежные и печальные, плыли в воздухе, пропитанном ладаном.

Старая часть Кремля состояла из небольших сводчатых помещений, часовен и молелен всех размеров. Одну из них я особенно любила. Она была очень маленькой, в ней едва помещалось десять человек. Святые образа на иконостасе были вышиты в семнадцатом веке дочерьми царя Алексея Михайловича. Вид этих искусно выполненных работ, потребовавших кропотливого труда, вызывал в моем воображении образы принцесс, заточенных на восточный манер в своем тереме и сидящих за пяльцами. Я видела их в высоких, украшенных драгоценными камнями головных уборах и отливающих золотом парчовых платьях, их пальцы, подбирающие по цвету шелка, были унизаны кольцами.

После недели, почти целиком проведенной в церкви, наступило пасхальное воскресенье со всеми его праздничными ритуалами, официальными поздравлениями и приемами. Население Москвы, которым редко доводилось видеть своих монархов, было охвачено энтузиазмом. Все улицы, по которым следовал император, заполнили массы народа, толпа весь день окружала Кремль, надеясь увидеть его.