Мрак в конце тоннеля - Владимир Колычев

– Тогда уже размером с мамонта, – в мрачной усмешке скривил я губы. – У мамонта бивни есть, а слону землю рыть нечем…

– Может, вы сами раздули этого слона? – спросил «капитан». – Из мыши.

– Может, и раздули. А ты, я так думаю, этого слона сдул. «ДП-5» какое излучение измеряет?

– Радиоактивное.

– А точней? Альфа, бета, гамма?

– Ну, гамма… Хотя можно и бета-излучение обнаружить. А что такое?

– Нейтронное излучение оно не обнаруживает. И не замеряет. А у нас тут больше всего нейтронное излучение было. Какую дозу мы получили?

Я едва не разорался от волнения. Точно, нервы ни к черту. Что-то нужно делать, иначе я и недели не протяну.

– Ну, не очень большую…

– А фонит от нас как?

– Ну, вы же купались, одежду стирали… Успокойся, Платон Григорьевич, – встревоженно смотрел на меня Болгаров.

– Надо было и гамму замерить. – Мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы взять себя в руки.

– Нечем.

– Мог бы и сказать…

– Должен же я был вас как-то успокоить… Я вам даже больше скажу. Прибор не работает. То есть он работает, но там встроенный источник радиации…

На губах у Болгарова заиграла торжественно-загадочная улыбка, как будто он собирался сообщить нам сенсационную новость. Но в это время послышался женский визг.

Он исходил из коридора, соединяющего между собой первый и второй блоки.

– Что там такое?

Пока моя голова соображала, ноги уже понесли тело вдоль по большому коридору. И все остальные полуночники бросились за мной.

В перемычке между блоками находилась телеграфная, а напротив – большое жилое помещение, разделенное дощатыми перегородками на несколько комнат для семейных пар. В этих отсеках и сырости было поменьше, чем в нашем, например, кубрике, и теплей, и светлей, и кровати стояли нормальные, а не нары. В одной из комнат что-то происходило.

Какой-то женщине мог присниться кошмарный сон, но я почему-то далек был от этой мысли. Интуиция подсказывала мне, что произошло нечто экстраординарное.

Я сворачивал в переходной коридор, когда снова прозвучал женский крик – на этот раз протяжно, надрывно и пронзительно. И еще я услышал чье-то злобное рычание и глухие удары.

Железная дверь тамбура, общего для семейных комнат, была открыта. И следующая, тонкая деревянная дверь распахнута настежь; переступив порог, я увидел жуткую картину. Один здоровяк держал «гавайца» за сведенные за спину руки, а другой – бил жертву кулаками в живот. Его подруга Нина стояла на кровати в розовой пижаме и что есть мочи кричала, призывая на помощь. Но налетчики никак не реагировали на это. Похоже, они ничего не соображали и не понимали, что их могут остановить силой.

Это были люди из нашей группы – Слава и Сева, как они называли друг друга. Бритоголовый Слава в натовском камуфляже работал кулаками, а его дружок Сева держал жертву. И у обоих вид совершенно невменяемый, глаза мутные, невидящие.

Слава, казалось, даже не увидел меня, когда я, схватив его за плечо, развернул к себе лицом. И никак не отреагировал, когда я ударил его головой. Это был мой коронный удар, и Слава не смог устоять на ногах. Сознание он потерял еще в падении, а на бетонный пол тяжело бухнулось уже бесчувственное тело. Следом за ним упал и «гаваец», потому что его уже некому было держать, а сам стоять он не мог.

Сева отступил в угол между шкафом и стенкой. Он смотрел на меня так, как будто только что проснулся и сейчас не мог понять, что происходит.

– Ну ты и урод! – разъяренно заорал на него я.

– Я… Я не хотел…

На самом деле Сева все понимал и отдавал себе отчет в своих действиях. Только по физиономии получить не хотел, поэтому и напустил на себя жалкий вид.

– Это все Слава!

Он пальцем тыкал в своего дружка, который лежал на полу и конвульсивно дергал ногой, будто подтверждая свою вину.

Похоже, я переборщил с ударом – как бы до летального исхода дело не дошло. Я склонился над Славой, приложил средний и указательный пальцы к его кадыку, свел их чуть-чуть в сторону к углублению, где ритмично, без затуханий бился пульс. Я несколько раз несильно хлестнул его ладонью по щекам, и он открыл глаза. И нога дергаться перестала. И сам он даже не пытался брыкаться…

– Это все Слава, – повторил Сева. – Бабу захотел…

– Моя Нина – не баба!

«Гавайцу» помогли подняться на ноги. Пошатнувшись, он подошел к Севе и с такой силой врезал ему кулаком в челюсть, что тот гулко стукнулся затылком о стену и с обморочным видом сполз на пол. Но и сам мститель не смог при этом удержаться на ногах, хорошо, Валера вовремя подоспел; обхватив его руками, смог удержать на весу.

– Эта сволочь сказала, что я с ним теперь должна жить, – пояснила Нина, показав на поднимающегося с пола Славу.

– А что, одним все, а другим ничего? – возмущенно спросил тот, с ненавистью глянув на меня.

– Животное!

А что я еще мог сказать? Оскотинился мужик, потерял человеческое лицо, потому и напал на более слабого «самца», чтобы завладеть его «самкой». И ни к чему тратить сейчас на него слова, пытаясь убедить его в том, что так поступать непозволительно. Судить его надо. Собрать людей и судить. А может, и смертный приговор ему вынести. Чтобы другим неповадно было.

Слава поднялся на ноги, пугливо отошел к дальней стене и по-шакальи, исподлобья обвел взглядом собравшихся в комнате людей.

– Ты, козел, я тебе сейчас морду набью! – заорал на него Валера.

Он думал, что Слава дрогнет перед ним, но тот, напротив, взбеленился.

– А давай раз на раз! – в бешенстве заорал он. – Я тебя сейчас самого козлом сделаю!

– Обломаешься!

Валера струхнул, но попытался скрыть внутренний страх за внешней бравадой.

– А ты, Слава, точно животное!

Зато «моряк» ничуть не боялся сойтись с подлецом на кулаках. И рукав на куртке стал закатывать.

– Я тебя сейчас бить буду.

Совсем недавно я всерьез думал, что во мне перегорело желание радеть за справедливость. Но даже сейчас, под гнетом сильнейшей депрессии, я готов был бороться за нее не только на словах, но и на деле. Можно было бы отдать Славу и его придурковатого дружка на растерзание толпе, но все-таки я решил изолировать их, чтобы затем устроить показательный суд.

Я сам шагнул к Славе, чтобы взять его за шкирку, но тот, похоже, окончательно пришел в себя. Парень он мощный, тяжеловесный, и «гавайца», как я видел, бил со знанием дела. Но в том-то и дело, что я видел, как он избивал слабого. И алкогольный градус во мне снизился до критического порога, за которым я слабо владею собой. Одним словом, у меня чесались кулаки, поэтому я с удовольствием навалился на противника.

Тот действительно оказался неплохим бойцом и даже смог провести точный удар. Правда, я чуть увел голову в сторону, и кулак хоть и больно, но всего лишь чиркнул по челюсти. Я резко сблизился с противником, и мой кулак тараном врезался Славе под самый подбородок. И еще удар, и еще…

Когда я иду на удар, меня лучше не злить. А Слава смог это сделать, поэтому я потерял контроль над собой. И хорошо, что «моряк» оттащил меня от жертвы.

Я разъяренно глянул на Сергея Павловича, но наказывать его не стал.

– Если ты такой умный, вяжи эту тварь!

«Моряк» согласно кивнул и, приподняв полы охотничьей куртки, начал вынимать из брюк ремень.

Я глянул на Валеру и глазами показал ему на Севу. Тот все понял и тоже стал доставать поясной ремень, чтобы связать парня.

– Не надо! Хватит! – вмешался вдруг Болгаров. – Я вам сейчас все объясню! Дело в том, что…

Но ничего объяснить он не успел. Вдруг со стороны запасного входа что-то взорвалось. Звук был резким и таким громким, что, несмотря на расстояние, зазвенело в ушах. И стены содрогнулись, и пыль с потолка посыпалась.

Люди, собравшиеся у дверей комнаты – а их было много, побежали на звук. Любопытство разобрало и меня, но я должен был закончить с преступниками. Одного вязал «моряк», другого – Валера, а я наблюдал за ними, ну в точности, как прокурор – за действиями милиции.

И только пронзительный женский визг смог оторвать меня от столь занимательного процесса. Стремительным шагом я вышел в общий тамбур для трех комнат с дощатыми стенами и тонкими филенчатыми дверями, затем – в коридорный перешеек и по инерции, не успев свернуть, стукнулся плечом о закрытую дверь пустующей телеграфной, куда собирался поместить Славу и Севу.

Но мысли об арестантах вмиг выветрились у меня из головы под напором новых, как оказалось, куда более страшных событий.

Я еще не вышел из соединительного коридора, когда мой нос уловил кисловато-едкий запах сгоревшего тротила. В клубах дыма, смешанного с бетонной пылью, бежали люди, но уже в обратную от взрыва сторону. Я увидел Нину; девушка с истошным криком неслась ко мне. На лице гримаса ужаса, в глазах безумный страх. В шаге от нее бежал Валера, так же, как и большинство, разбуженный девичьими криками, а точней, первым ночным происшествием, которое должно было показаться мне сущим пустяком по сравнению с тем ужасом, который происходил сейчас.