Четвёртая высота - Елена Яковлевна Ильина

хотелось пожаловаться кому-нибудь, но мамы в городе не было — уехала на три-четыре дня в командировку. А жаловаться чужим она не любила.

— Что с тобой, Гуля? — спросила ее соседка. — Ты больна?

— Нет-нет. Это я роль учу. Мне придётся играть в картине больную девочку, — выдумала Гуля.

— Очень уж ты хорошо играешь эту роль! — сказала соседка. — Дай-ка я твой лоб пощупаю. Ишь ты, и температура даже поднялась!

Она укрыла Гулю одеялом и тихонько вышла из дому.

Через несколько часов Гулина мать получила телеграмму: «Приезжайте немедленно Гуля больна».

«Только бы не закричать!»

В комнате было тихо и темно. Настольную лампу мама завесила своим шёлковым платком, шторы на окнах были опущены.

— Где же больная? — спросил старичок доктор, протирая очки.

Мама приподняла платок, накинутый на абажур.

— Вот она, доктор, полюбуйтесь.

Доктор сел на стул возле Гулиной постели.

— Я так и знала, что этим кончится, — жаловалась мама, снимая повязку с Гулиной головы. — Вы подумайте, такая холодная осень, а она снималась в одном платье под проливным дождём!

— Мы этого дождя только и ждали, — сказала Гуля. — Сначала нам нужно было солнце, а потом настоящий проливной дождь.

Доктор покачал головой:

— Да, нелёгкая у тебя, девочка, профессия. Очень нелёгкая.

Он наклонился над Гулей.

— Отрежьте мне это проклятое ухо, доктор, — сказала она вдруг решительно.

— Это ещё зачем? — удивился доктор.

— Чтобы нечему было болеть!

Доктор засмеялся:

— А если голова болит, так и голову отрезать прикажешь? Нет уж, милая, ухо я тебе оставлю, а проколоть его проколю. Легонько-легонько. Ты не бойся.

— А я и не боюсь, — ответила Гуля.

— Правда? — спросил доктор. — Посмотрим!

Утром он пришёл с целым чемоданом инструментов.

— Ты и в самом деле не боишься? — спросил он, поглядывая на Гулю из-под очков. — Может, вчера сгоряча прихвастнула? Температура-то у тебя была порядочная.

— И сегодня не боюсь, — возразила Гуля. — Только колите поскорее!

— Ишь ты, какая торопливая! — удивился доктор и стал раскладывать на чистой салфетке какие-то блестящие ножички и длинные иголки.

Гуля искоса поглядывала на все эти серебряные штучки и думала: «Только бы не закричать! А то сказала, что не боюсь, а вдруг как заору во всё горло! Вот будет стыдно…»

— Ну, моя душенька, — начал доктор, подходя к постели с чем-то острым и блестящим в руке, — мама тебя немножечко подержит.

— Не надо, — попросила Гуля. — Когда держат, гораздо страшнее. Я лучше сама буду держать маму за руку.

И она крепко стиснула мамину руку своими горячими от жара пальцами.

— Ну, вот и всё, — объявил доктор.

Гуля перевела дыхание и открыла глаза.

На руке у мамы отпечатались все Гулины пальцы — пять красных пятен.

— Тебе было больно? — спросила мама.

— А тебе?

Мама засмеялась.

А доктор посмотрел на Гулю как-то особенно серьёзно и ласково.

— Уважаю, искренне уважаю! — сказал он и принялся укладывать в свой чемоданчик блестящие иголки и ножички.

Когда доктор наконец ушёл, Гуля призналась маме:

— Я почему-то ужасно рада. И сама не понимаю почему. Нет, понимаю. Во-первых, потому, что мне легче. Во-вторых, потому, что операция уже прошла, а в-третьих, потому, что я не кричала. Ты знаешь, ведь мне было очень больно и страшно.

— Знаю, Гуленька, — улыбнулась мама. — И знаю, что ты у меня молодец. А теперь постарайся уснуть: тебе после операции надо как следует отдохнуть.

— И стараться нечего, — ответила Гуля. — Мне ещё никогда в жизни не хотелось спать так сильно, как сейчас. Да и ты от меня отдохнёшь.

И она уснула глубоко, крепко.

Так началось выздоровление.

Гуля лежала в чистой, свежей постели, умытая, весёлая, с книжкой в руках. Ей радостно было глядеть в окошко и следить, как час за часом облетают деревья во дворе. Радостно было читать новое и перечитывать старое: ей казалось, что ещё никогда она не понимала всё так хорошо и ясно, а стихи никогда не запоминала так быстро, как сейчас.

Знакомые ребята часто навещали её и приносили то последние цветы, то первые яблоки и груши.

Как-то раз, когда Гуля, не читая, лежала с раскрытой книгой Лермонтова в руках и без конца повторяла всё те же строчки:

Да, я не изменюсь и буду твёрд душой,

Как ты, как ты, мой друг железный… —

в передней раздался робкий звонок.

Дверь отворили, но долго никто не входил в комнату. Гуля слышала только чьё-то покашливание и прерывистый, приглушённый шёпот.

— Да что там такое? Мама, кто пришёл?

— Мы с Килькой! Мы с Клюквой! — ответили из передней два голоса.

— Ну так что ж вы топчетесь? — закричала Гуля. — Входите скорей!

Они вошли и сели рядом на один стул.

— Ну, рассказывайте же! Да что вы молчите? Какие новости в зоопарке?

— Никаких, — ответил Килька. — Вот только новых змей привезли. Тропических.

— Субтропических, — поправил Клюква. — Из Абхазии.

— Сколько штук? — спросила Гуля.

— Пятьдесят четыре, — сказал Клюква.

— Пятьдесят шесть, — поправил Килька.

— Да ведь это же очень много!

— Порядочно, — согласился Клюква.

Гуля удивилась:

— А вы говорите, нет новостей! Ну, ещё что?

— Старый волк умер.

— Да что вы! Как жалко!

— Зато трёх новых волчат привезли. Мы взяли над ними шефство. Два тихонькие, а третий сразу удрал и загрыз двух павлинов.

Гуля даже подскочила:

— Как же так?

— Сторож недосмотрел. Но его поймали и заперли.

— Кого? Сторожа?

— Волчонка!

— А вы-то что же смотрели?

— Мы смотрели в это время змей.

— Эх вы! Не шефы, а воро́ны!

Килька и Клюква смущённо переглянулись.

Потом Килька со вздохом развернул газетный свёрточек и вынул из него два павлиньих пера.

— Это тебе на память.

Гуля укоризненно посмотрела на ребят:

— Оставьте себе на память. Будете вороны в павлиньих перьях.

Мальчики засмеялись:

— Мы и так запомним! А ты бери. Красивые пёрышки!

И действительно, перья были великолепные. На одном глазок был синий с золотом, на другом — зелёный.

Посидев ещё немного молча, Килька и Клюква собрались уходить. В дверях они остановились.

— Да, чуть не забыл! — спохватился Килька. — У нас собрание было. Делили всех на три группы — на ударников, кандидатов в ударники и на срывщиков.

— А куда я попала? Небось в срывщики?

— Нет, в ударники.

— Да я же больна!

— Это не считается. Вот мы здоровые, а попали только в кандидаты.

— Из-за павлинов, — сказал Клюква.

— Из-за волчонка, — поправил Килька.

И они ушли.

История с географией

Гуля выздоровела.

Её несколько раз сняли ещё для картины «Солнечный маскарад» (теперь уже не на открытом воздухе, а