Пламя Луны - Ольга Горовая

Даниил едва не опоздал. Один из оставшихся в живых врагов уже держал ребенка, собираясь перерезать ей горло. Возможно, напади на него Даниил силой сили" на — и не смог бы спасти наследницу. Да и какие шансы были у ребенка против опытного воина? Противник готов был отразить удар. Но Иллия отвлекла внимание гарруна, который был вынужден бороться с проявлением ее просыпающейся силы. И именно в тот момент, впервые, мальчик почувствовал в себе силу Отца, атакуя врага его же оружием. Тот не ждал удара своей стихии. И это спасло жизнь Иллие и самому Даниилу. Подхватив лишь слегка обожженного ребенка, и на ходу облегчая жжение в ее ранах, Даниил вернулся туда, где оставил Килима. Его учитель лежал без сознания, окруженный трупами врагов. Нападающих оказалось всего семь… Но чересчур стремителен был их удар.

Это повергло Конклав в шок. Как враги смогли подобраться так близко и напасть так опустошительно? Даже сомнений в предательстве не возникало. Сильно тонко был подобран момент. Очень верно выбрано время. Но кто был предателем?

Иллию окружили такой защитой, что даже луч солнца без разрешения Конклава не проникал в ее комнату. Даниил был выбран ее Оберегающим. И мальчик принял назначение с гордостью. Это было то, для чего его готовили всю сознательную жизнь.

Они очень легко нашли общий язык с малышкой. Она во всем доверяла своему спасителю, никогда не ставя его советы под сомнения. Проблемы возникли в другом. Ужасная психическая травма и раннее пробуждение такой огромной силы истощили наследницу, приведя к тяжелым физическим недугам. И следующие два года Иллия практически не покидала комнаты. Рядом с ней всегда был Даниил. Другие приходили и уходили, сменялись целители и охрана, но мальчик не оставлял свою подзащитную. У него не было права так поступить, и даже не возникало мысли сделать подобное. Именно для этого его и готовили, не так ли? И он делал все, чтобы подбодрить малышку. Никогда еще мальчик ни о ком не заботился. И Даниил был полностью поглощен этим. Парень был безумно счастлив, когда смог впервые вывести ее на улицу, после долгих месяцев изнурительной болезни.

Конклав закрыл замок для всех. Казалось, что они живут отдельно от всего остального мира. В какой-то своей, странной, но хрупко прекрасной сказке. Здесь не было врагов, только детство. Настолько счастливое, насколько сломленные и покоренные Матери сили" ны, вообще, имели представление о счастье. Из-за столь длительного недомогания наследницы, Конклав отложил начало ее становления на неопределенный срок. Посвящение самого Даниила почти закончилось. И в их жизнях наступил период тихой радости от самого существования в этом мире.

Но один вечер разрушил все, и подорвал веру Даниила в своих учителей. Заставил впервые осознать, к чему его готовят…

Ощутив как притихшая Иллия зашевелилась в его объятиях, Даниил оторвался от воспоминаний. Он отбросил ее волосы, скрывающие лицо, и обхватил его ладонью, вытирая пальцем оставшиеся слезы. Иллия не хотела смотреть ему в глаза, и он не заставлял ее.

— Легче? — Тихо спросил он.

Девушка неуверенно кивнула, так и не встречаясь с ним взглядом.

— Я так давно не плакала. Мне казалось, что я уже не умею этого делать. Десять лет… — Ее голос был хриплым, а выражение лица задумчивым. — Последний раз, я тоже плакала из-за тебя.

Их глаза встретились. Даниил молчал, сейчас еще было не время что-то объяснять. Но его пальцы сжались чуть сильнее, приближая ее лицо. А в ее глазах стояла обида. Но больше всего там было растерянности и неуверенности. И вызов.

Мужчина не собирался торопить ее. Он прекрасно знал, что ей могли сказать, и вполне представлял, каким легендам Конклава его отсутствие служило подтверждением. Сейчас это не волновало его. Даниил наслаждался тем, что она была рядом. Он касался ее кожи, волос. Вдыхал их аромат. Даже не мечтая пока о большем… Хотя, кого он обманывал? Во всем, что касалось Илли, мужчина не просто мечтал, он всегда хотел и требовал большего. Но сейчас — было не время.

Иллия не делала попыток оттолкнуть его. И это, так же, доставляло удовольствие мужчине. Он понимал, что еще ничего не решилось. Нет, она только начинала присматриваться к нему. Задумываться, что же было правдой в ее мире последние десять лет.

— После того, я поклялась никогда не плакать. — Сказала она после недолгого молчания. — И сдержала слово. Я кричала, молила, проклинала. Но ни разу за все это время — не плакала.

Удерживая любимое лицо одной рукой, он обводил ее черты пальцами, нежно касаясь, и почти не имел сил оторваться. Иллия пристально смотрела ему в глаза, и покусывала губу, словно не решаясь что-то спросить. Он улыбнулся, прекрасно представляя себе ее мысли.

— Что такое, малыш? — Девушка вздрогнула от этого обращения. Но не воспротивилась. Только он называл ее так, еще с детства, когда она, и в правду, была малышкой. Малыш, или Иллия, на людях — почтенная. Никогда — Дочь или Хранительница, ни за что — Селена. Ее сила и звание не играли для него никакой роли, как объяснял Даниил. Только сама Иллия имела значения. Но можно ли продолжать ему верить после этих лет?

— Как это — жить свободно, Даниил? — Ее голос дрогнул.

Улыбка Даниила стала горькой и немного насмешливой. Мужчина покачал головой.

— Я не знаю, малыш. Я не был свободен ни минуты. — Он поймал прядь платиновых волос и прижал к губам. Иллия долго смотрела на него. Но, не выдержав ответного пламени зеленых глаз, опустила взор.

Услышав ее пораженный прерывистый вздох, Даниил напрягся, не видя причины для такой реакции. Но быстро понял, что случилось, едва ощутил прикосновение тонких пальцев на своей коже. Он перехватил ее руку. Даниил не хотел, чтобы она видела это. Не сейчас, по крайней мере. Но Иллия настойчиво высвобождала пальцы, и он сдался. Девушка пробежала по краю пореза на его водолазке, расширяя его, распуская ткань.

— Что это, Даниил? — Иллия шептала, едва касаясь тонкой сетки шрамов на его груди, которые в точности повторяли узор на ее спине.

— Глупый вопрос, малыш. Неужели, после всего, ты не можешь узнать шрамы. — Он понимал, что трусливо пытается уйти от ответа, но не мог не попытаться.

— Не надо делать из меня дуру, Даниил. Что это? Неужели ты думаешь, что я не узнаю узор? Этих шрамов не должно быть тут… у тебя. — Она удерживала его взгляд, а ее пальцы, будто сами собой, скользили по его коже, повторяя столь знакомый им узор. — Кто сделал это? — Он видел непонимание и ужас в ее серебряных глазах. — Как? Зачем?

Даниил покачал головой. Он перехватил ее руку и сжал в своей ладони.

— Никто, Иллия. Я сам. — Он прижал свободный палец к ее губам, не давая прервать его. — Сам. — Он смотрел на нее. — Я никогда не был свободен, и мне нужна свобода без тебя, малыш. Ты спрашивала, что я знаю о твоей боли — я знаю о ней все. Я был с тобой каждую секунду становления. — Его палец заскользил, обводя контуры губ, соскальзывая на скулу. — Не мог позволить проходить тебе одной через это. — Его пальцы переместились к ушку девушки, где на внутренней поверхности козелка, он ощутил шероховатость. Его клеймо. Единственная физическая боль, причиненная им Иллие. То, что связало их. Что помогало ему найти ее сознание в том океане боли, и не дать любимой раствориться в нем. — Ты — единственная свобода, о которой я когда-либо мечтал.