Только когда я смеюсь - Лен Дейтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боб снова взревел мотором и тихо чертыхнулся, но машина не сдвинулась с места. Сайлас насмешливо улыбнулся.
Боб продолжал:
– Настанет день, и не так уж он далек, когда паровые корабли будут бегать через Атлантику чаще, чем ты кушаешь свою утреннюю кашу, Эндрю.
Издалека донесся раскат грома.
– Шибко задувает, парень, – сказал Сайлас. – Не умнее ли подцепить тебя на буксир? Уголь, может, и классное средство для подталкивания, но что бы там ни двигало твое корыто, уж ветер ему ни к чему, слышь меня?
Он опустил крышу нашей машины, и на меня упала капля дождя. Сайлас с опаской посмотрел на небо, затянутое тучами.
– Сдается мне, ты сам ветра боишься, Эндрю, – во всю глотку старался Боб. – Твоя посудина дырявая. Смотри, она протекает.
– Не вредничайте, юный мистер Макаллистер! – завопил Сайлас. – Не вредничайте! – Он нажал кнопку, и крыша захлопнулась.
Наш «роллс» мягко тронулся вперед, оставляя позади беспомощного Боба. Повернувшись, я видела, как он сделал еще одну осторожную попытку, и со второго раза ему удалось выбраться на трассу. Он промчался мимо нас на полной скорости, оглушительно сигналя. Дождь быстро закончился, и снова выглянуло солнце.
Мы мчались наперегонки, смеясь и помахивая друг другу рукой, опьяненные своим богатством, ошалев от успеха. Мы были похожи на гордых родителей, у которых только что родился ребенок в четверть миллиона долларов. Я поглаживала мягкую кожу кресла. Обожаю такие автомобили. Обожаю их по утрам – холодные, до блеска начищенные, обожаю их днем – с пятнышками придорожной грязи, теплые от движения. В сумерках огромные желтые огни встречных машин весело подмигивали, вырываясь из-за поворота большого шоссе, ведущего к деревенской гостинице.
День был насыщенный, и мы сразу поднялись наверх. Мы с Сайласом занимали раздельные номера. Как всегда. Сайлас объяснял, что так он может быть уверен, что я прихожу к нему по желанию, а не по необходимости. Приняв у себя ванну и переодевшись, по пути вниз я постучалась к Сайласу. Ему еще надо было сделать пару звонков, и он пообещал спуститься чуть позже.
Я заглянула к Бобу, который, как обычно, не слишком много времени потратил на свой туалет. Рубашка безалаберно болталась, галстук засален… Он всегда утверждал, что менять галстуки – лишняя трата времени, и вечно набрасывал их на шею, как удавки. Туфли замызганы. Боб считал замшевую обувь практичной, это означало, что она не нуждается в чистке. Он читал.
– Просто невероятно, – заявил он мне. – Монжо-даро, какой-то затерянный античный город, уничтожен неизвестными воинами где-то в тысяча пятисотом году до нашей эры – точнее установить не удалось…
– Ты что, снова читаешь свою археологию? – догадалась я.
– Современные ученые вспомнили, что арийский бог войны Индра еще назывался Пурамдара; считается, что они могли бы найти разгадку.
– Я спускаюсь в бар, – сказала я. – Сайлас звонит в Лондон.
– Пурамдара означает разрушитель крепостей, конечно.
– Конечно.
– Хочешь посмотреть картинки? Вот они. У них на шее все еще бусы и фаянсовые браслеты, терракота, сердолик, агат и золото.
Я содрогнулась.
– Я спущусь чего-нибудь выпить, – сказала я, но не двинулась с места. Он, не поднимая глаз от книги, обнял меня за плечи.
– Долина Идус – вот куда я направляюсь. Я мог бы добраться до решения этой загадки, самого заветного секрета древнего мира.
– Да, – подтвердила я.
Он повернулся и посмотрел на меня:
– Я бы хотел жить в какой-то далекой деревушке типа этой. А ты?
– Сайлас не согласился бы.
– Я не имел в виду Сайласа.
– Я знаю, что ты думаешь.
Боб отбросил прядь волос, упавших на глаза, и смутился. Он был красавчик, я поймала себя на том, что смотрю на него не совсем так, как надо. Какое-то мгновение промелькнула натянутость.
– Когда будешь готов, спускайся в бар, – сказала я. – Пойду подожду там Сайласа. – И, проведя ладонью по его руке, высвободилась из его объятий.
Гостиница была очень миленькой. Громадная территория с огромным озером, гладкой лужайкой и большим лесным массивом. За гостиницей протекала река, знаменитая рыбными местами, и до меня то и дело доносились голоса рыбаков.
Смеркалось. Прошедшая гроза оставила после себя распухшие и отечные, как заплаканные глаза, тучи. На их фоне едва выделялись силуэты деревьев, а под деревьями стояли наши «роллс-ройсы».
Холл был заставлен той очень удобной и потертой старой мебелью, которую можно найти только в английских домах. За полированной решеткой уютно дымился просторный камин. Перед нами сидели несколько допотопных англичан, растягивая послеобеденный чай вплоть до ужина, бесконечно заказывая кипяток. Бармен драил и без того сверкающие бокалы.
Я уселась за стойкой бара так, чтобы дотянуться до вазы с орешками, заказала Кровавую Мэри, но только открыла сумочку, чтобы заплатить, как чья-то худая бледная рука протянула бармену фунтовую бумажку.
– Повторите, пожалуйста, то же самое, – раздался мужской голос.
Это оказался Гутри Грей, молодой человек с вьющимися волосами и лишними зубами, которого я знала еще в Челси.
Помню ту безумную вечеринку, где я впервые увидела Жижи – так его там называли. Он вытащил тюльпан из вазы, откусил яркий цветок прямо у основания, прожевал и проглотил, а стебель запустил через всю комнату. Прислуга вытаращила глаза от удивления, а затем решительно заслонила собой вазу от Жижи.
– Эти тюльпаны стоят по два шиллинга шесть пенсов, – объявила служанка.
– Объедение, – прокомментировал Жижи. – Вот тебе пять, и я беру еще один. – Он потянулся через нее и, вытащив цветок, сжевал его прежде, чем девушка успела рот открыть.
– Объедение, – повторил он и предложил купить тюльпанчик для меня.
Я отказалась, а служанка, зажав в крошечных кулачках полученные монетки, удалилась со слезами на глазах. Жижи привязался ко мне со своими дурацкими разговорами. Он был адвокатом и при жесткой конкуренции в среде лондонских юристов завоевал репутацию самого бездарного адвоката во всей истории юриспруденции. Дважды только благодаря хитросплетениям закона и дружеской поддержке собратьев по цеху ему удалось избежать привлечения к суду за халатность. К счастью, Грею это нисколько не портило настроения. Он все равно сохранял способность относиться к своей работе с той же беспечностью и беззаботностью, с какой посещал бесконечные шумные вечеринки. Жижи, которому было всего двадцать восемь лет, выглядел на все сто.
– Что ты здесь делаешь, старушка? – спросил он и, подтянув штанины своего коричневого костюма, взгромоздился на табурет у стойки в недвусмысленной близости от меня.
– У меня новая машина, – сообщила я. – И я просто поехала подышать свежим воздухом. А ты что здесь делаешь?
– Работаю. По правде говоря, я бросил юриспруденцию и теперь в основном ушел в сферу общественных отношений. Это гораздо приятнее.
Нам подали напитки.
– За тебя, Жижи. – Я подняла бокал. – За веселую жизнь.
– Развлечениям, – ответил Жижи, – я отдаю полжизни.
– О, – рассмеялась я. – А вторая половина?
– Ритуал, – елейно пропел Жижи. – Греховный ритуал тяжелого ремесла. – Он обнажил зубы в беззвучной ритуальной улыбке.
– Так вот чем ты здесь занимаешься.
– Да. Мы работаем с Магазарией.
– Это едят или втирают куда-то?
– Это то, что сейчас называют африканской страной, недавно получившей независимость, дорогуша. Я должен свести их военного министра с моими приятелями из высоких чинов. Хотя все равно толку мало, поэтому я его немного накачиваю по ходу дела. Ну, чтобы постепенно подготовить его, ясно?
И он снова улыбнулся.
– От чего толку мало?
– Он хочет покупать оружие, бомбы, танки для своей армии, но наш министр обороны никак не соглашается.
– Ужас какой.
– Именно, старушка. Моя фирма может потерять все, что у нас на счету, если подонки-военные напакостят моему клиенту, а они говорят – между собой, конечно, – что он готовит coup d'etat,[1] и не хотят быть в этом замешанными. Ты ведь знаешь наше министерство обороны. – Он засмеялся.
– Кстати, я действительно знаю. Мой дядя Дадли занимает там высокий чин. Понятия не имею, что именно он делает, но он заведует отделом боеприпасов и техники, хотя, кто знает, может, это лишняя или устаревшая техника?
– Милочка, это именно то, что надо! Что для одних лишнее, для других может оказаться бесценной находкой. – Жижи допил один бокал и принялся за следующий. – Ты можешь шепнуть словечко своему дядюшке?
– Ну, если ты сегодня везешь своего клиента на решающую встречу, не знаю, как я могу что-то изменить.