Грезы Хорб-ин-Тнес - Сергей Шуба

Альтестейн посмотрел на остальных Львов. Пятеро сотников. Мужи, чьи отцы помнили ещё запах свободы, волю идти куда хочешь, сражаться за свою землю и честь. Кто из них более разумен и предан империи, а вернее, своему слову, которое они все давали, идя на службу к шахиншаху?

– Сиис, возьми птицу, позаботься о ней. Ты, – «варвар» сказал это хулагиду, всё так же подпоясанному красным кушаком, который сейчас казался пропитанным темной кровью. – Ты не любишь меня, я знаю. Я отпущу тебя назад, с оруженосцем, и тем, кого сам выберешь. А когда мы вернёмся в Асций, можешь сразиться со мной.

Сотник сплюнул на песок:

– Встретимся в Ахеле.

– Можешь сесть на коня, – разрешил Альтестейн Лехему, зная, что сахеби уже стал его кровником. – Грэм, смотрите за ними. Газан! Мы выдвинемся сейчас, пока светит луна. Кее’зал, проследи, чтобы наши захватили с собой воды и еды на два дня. И прихватите верёвки! Всё, тронулись!

Глава 6

Лошадей и вьючных верблюдов они оставили два часа назад на попечение Львам, которые стали догонять с ними свой основной отряд. Убывающая луна побледнела и катилась к краю неба, скалы потеряли фантастический облик и стали просто грязно-белыми, ожидая солнца, которое окончательно высветлит их. Наёмники шли, вполголоса проклиная свою судьбу. Стало ещё холоднее.

Альтестейн шёл, и сияющие льдами пики Диррахия вставали перед ним. Куда-то туда, за Тёмные Огни, переправившись через Фрийтос, ушли сиарры. Так говорят.

Он встряхнул головой. «Что-то приходит ко мне. Что-то разъедает меня изнутри. Это колдовство Мефестуфиса, будь он трижды проклят».

Известняк крошился под подошвами сандалий.

Их нагнал Хирт и негромко сказал Кее’залу:

– Люди спрашивают, сколь долго мы будем идти.

– А ещё? – не поворачиваясь, спросил Альтестейн.

– Ещё спрашивают, почему мы разделились. Они… они боятся проводника. Почему арагнашцы всё время сзади? Нас что, ведут на убой?

– Я надеюсь, это не твои слова, друг, – мрачно сказал «варвар». – Не ко времени ты завёл эти речи. Кее’зал, собери там всех недовольных и скажи этим безумцам то, что нужно.

Туэркинтинец шумно вздохнул и похлопал по ножнам клинка:

– Подождите нас тут.

Альтестейн привалился плечом к скале и задрал голову вверх.

«Что я делаю здесь? Во имя чего? Разве не шёл я в Нуанрет?..»

Проводник, оступаясь, обошёл его полукругом:

– У тебя глаза человека, думающего о доме, гирдман.

– У меня нет дома, колдун, – и помолчав, добавил. – Они чуют тебя. Нюхом чуют.

– Суеверные псы, – с расстояния двух шагов предложил проводник. – Скажи мне, кто тебя послал.

Альтестейн закрыл глаза и левой рукой дотронулся до амулета под тканью:

– Нет.

– Ты можешь попросить меня об услуге, правда. Кто знает, вдруг я смогу тебе помочь.

Талисман немного дрожал и холодил кожу на груди.

– Кто знает… – откликнулся «варвар».

Облака на востоке слоились: нижний слой уже расцвечивало солнце, а верхний ещё был тёмен.

– Был ли ты в наших краях?

Газан отвернулся, словно давно потерял интерес к «варвару».

– Ты знаешь, что наш мир похож на бегущую лису, если смотреть с севера на юг? Только у неё горб, как у верблюда, а хвоста так и нет. Если же смотреть с юга на север, то это шебека с раскрытым парусом, и не более. Где тут ваши края, когда они стали вашими и ваши ли они?

– Да. Это ты верно сказал.

Сотник возвращался, поправляя платок, которым повязывал голову последние три дня. Альтестейн смотрел на его покрытое рубцами лицо, и ему внезапно захотелось шептать молитву. «Что мы за племя? Идём на смерть, презирая жизнь, боготворя тех, кто нас нанял и прошёл все тяготы войн и походов бок о бок. Что мы за люди?»

Солнце светило так, что, казалось, камни должны вопить о пощаде. Наёмники прятались в душной тени скал, натягивая полотна ткани, чтобы защитить себя, и дождаться, когда огненный круг сдвинется к закату. Большинство впало даже не в сон, а в безразличное забытьё – усталость сделала их движения вялыми, полуоткрытые рты источали не брань, а хриплое дыхание. Молеон и Туджиби сидели у общих бурдюков с водой, следя, чтобы никто на них не покусился, этот запас они должны были раздавать только вечером.

Вернулся Эдрон, с двумя магерландцами из своего десятка, взбиравшийся по тропинке вверх, чтобы осмотреться. Подошёл к Альтестейну, неся шлем на сгибе локтя.

– Надеюсь, ты прикрыл его? – кивнул на блестящую поверхность шлема «варвар». – А то с таким маяком на голове никаких труб не надо, чтобы предупредить, что мы идём.

Ниппилар засмеялся, потом закашлялся.

– Да, я нацепил эту тряпку сверху, – он показал на платок, повязанный вокруг шеи. – Там на тропе кто-то высекал фигурки и раскрашивал их охрой и киноварью. Может, где-то неподалёку есть храм? Мы посмотрели с перевала – дальше всё те же голые камни и ничего похожего на следы человека или признаки, что рядом вода. Непонятно, сколько нам идти: то ли ночь, то ли всю жизнь.

– Надписи, говоришь, – пробормотал Альтестейн и потыкал ножнами в норку тарантула, засыпая ему выход. – Надо спросить проводника.

Газана он нашёл в неглубокой промоине стоящим на коленях. «Варвар» помедлил, рассчитывая услышать или увидеть, что будет дальше, но дух повернул к нему голову:

– Ты становишься назойливым.

– Десятник прошёл по тропе вперёд и увидел какие-то рисунки. Я думаю, там есть храм.

– Наверняка там есть храм. Это очень старая земля.

Альтестейн посмотрел на нечто шевелящееся в пальцах проводника, и его передёрнуло помимо воли. Перехватив его взгляд, Газан сказал:

– Я привык питаться только живой пищей.

Мир снова становился жёлто-черным. От мертвеца отрывались какие-то извивающиеся лоскуты и плыли вперёд, стремясь окутать «варвара».

– Кем ты был раньше? Как тебя звали и где ты жил? Как ты умер?

– Я читал о тебе в древних свитках. О людях с такими, как у тебя, глазами. Кто же твой хозяин, человек?

Сталь с тихим шелестом покинула ножны.

– Я. Задал. Тебе. Вопрос.

– Ты не сможешь убить меня. Кто тогда отведёт вас к оазису? Здесь целый день пути, а если вы заблудитесь, то рискуете раскрыть себя или умрёте от жажды.

Альтестейну казалось, что глаза его источают яд:

– Тебе были принесены жертвы, тварь. Ты поклялся на амулете отвечать на вопросы. Я развею тебя по ветру, как мне говорит эта игрушка, а если ты изловчишься и всё же убьёшь меня, то мой хозяин будет знать о тебе. Иля ама истра…

Газан поднял вверх раскрытые ладони:

– Хорошо! Слышишь, смертный, остановись! Я скажу тебе… Меня звали Тоакетс из Уатталы, я был изгнан из джунглей, прошёл всю Джамархию, побывал в Чангху-Даро и учился у лучших магов Мерана. Но тёмное начало преобладало во мне, и, вновь совершив проступок, я был вынужден бежать. Несколько человеческих жизней я провёл на юге Хибет-Курана: в Маннее, Порт-Хикуре и Онирам-Хасе. Там тоже есть мастера. Под конец я перебрался в свободный Эль-Лехейф, оттуда ушёл к мерегам и прекратил скрываться. Я изучал пустыню, и то, что даёт силу керкетам, и не обращал внимания на знамения. В Аль-Райше меня выследил Чимтай из Пашдара. Мы бились с ним на равных, но он призвал силы севера, ураган закрутил нас и отнёс к той гряде, где Чимтай и поверг меня, запечатав заклятием на вечные времена. Вы своей жертвой сняли путы…

– Как давно это было?

– Два века назад.

– Ты был умелый колдун?

– Я и сейчас умелый колдун. Но того, что ты держишь в руке, мне не перебороть, – признал Газан.

– Хорошо, – остриём клинка Альтестейн провёл несколько полос в известняке. – Пойдём, посмотрим на рисунки. Если поблизости есть какое-то святилище, я хочу это знать. Тоакетс из Уатталы.

Проводник неторопливо поднялся с колен, и лицо его вновь спряталось в складках ткани:

– Как давно я не слышал этого имени… Тоакетс из Уатталы. Но оно не даст тебе власти надо мной.

В молчании они прошли по тропе, в молчании смотрели на разноцветные картинки, изображающие сцены охоты, войны и мольбы к богам. Некоторые фигуры были выполнены с неподражаемым грубым напором: ярость на лицах отображалась несколькими точными ударами резца, взмахи копий, пронзённые животрепещущие тела, царственная осанка дышала надменностью и презрением. Но самое удивительное было то, что высекалось это не в известняке, а на гранитной плите, которую потом искусно вделали в скалу.

Конец ознакомительного фрагмента.