Щенки и псы Войны - Сергей Щербаков

— Здорово! Крутой, видно, мужик был!

— В том то и дело, что нет. Тюфяк тюфяком, такой бестолковый, что дальше некуда. Абсолютно ничего не умел, только хорошо стрелять.

— Вот, что я тебе скажу! Лучшие стрелки — это бабы! О Павличенко, знаменитой снайперше, слышал? Которая 300 фрицев отправила груши в раю околачивать. Ей американцы подарили именной «кольт», который сейчас в музее Вооруженных сил в Москве находится. Симпатичная игрушка, скажу тебе!

— Нет, не слышал! Алию знаю, Молдагулову. Тоже снайпер. Памятник ей в Актюбинске на улице Карла Либкнехта стоит, мы туда с братом к бабульке часто на лето ездили…

Их оживленную беседу прервало появление капитана Карасика. Он был мрачнее тучи. Его красное обветренное лицо приобрело багровый цвет; серые глаза потемнели и излучали такую злобу, что не приведи господь!

— Мудачье! Мразь, тыловая!

Тяжело плюхнувшись на сидение, скомандовал:

— Поехали! Ну, бля, уроды! Окопались тут!

Таким Валерка еще его никогда не видел. Ведь Карасик — душа батальона, добрейший малый, правда, с чудинкой. Утром встает чуть свет, выходит из палатки, в чем мать родила, с полчаса перебрасывает с плеча на плечо трофейную двухпудовую гирю и обливается из ведра ледяною водой. У нас мурашки по всему телу от одного его вида. Клубами пар от его широкой спины поднимается, а он только посмеивается, громко покрякиваает да еще и подмигивает нам, съежившимся от холода и сырости.

Обратно ехали одни. Над головой просвистели две «сушки» и удалились в сторону гор. Через некоторое время донеслись глухие взрывы.

— Отбомбились! — сказал Селифонов.

— По лагерям боевиков садят!

— Милое дело, — отозвался капитан Карасик. — Не надо грязь месить, по горам на брюхе ползать! Одел комбинезончик с иголочки, слетал, сделал дело и назад к бабе под бочок в теплую постельку! Чего я дурак, тогда в Черниговское не пошел? Однокашник, Витька Еременко, туда поступал. Звал с собой. Где-то летает теперь, сукин сын. Так, нет же! Захотелось романтики. Насмотрелся фильмов всяких. Типа «В зоне особо внимания», «Афганский излом»…

Вдоль дороги, то здесь, то там, нашла последнее пристанище разбитая, сгоревшая бронетехника. В одном месте, похоже, заваруха была та еще, не дай бог в такую попасть! За поворотом, в ложбинке, целое кладбище искореженного железа. На обочинах дороги в станицах во всю торговали самопальным бензином, батареи канистр и пятилитровых банок сверкали на солнце всеми цветами радуги. Бензин шел на ура, другого здесь не было. «Уазик» мчался, пыля, местами юлил, объезжая рытвины и колдобины. Виртуозно вертя баранку, Вовка с неизменной сигаретой в зубах, без удержу матюкался, когда их побрасывало на ухабах.

— Чего гонишь как сумашедший? Шумахер, тоже мне, выискался, так недолго и в ящик сыграть! — выразил недовольство рядовой Селифонов, пригибая ушибленную голову.

— Не дрова везешь! — с раздражением добавил Крестовский. — Всю задницу отшибло! Живого места нет!

— Если будем вот так ползти, еще быстрее туда загремим! — зло отозвался хмурый капитан Карасик, сидящий на переднем сидении, держа на коленях автомат. Валерка, выглядывая из-за бритой головы капитана, наблюдал за вьющейся дорогой. В голову лезли всякие мысли о доме, о Светке, о «первом своем чехе», которого чуть не завалил неделю назад…

«Туман рассеивался. Стал виден родник, который Валерка выбрал как цель. Он осторожно заворочался, пытаясь размять онемевшее тело. В маскировочной «шаманской» хламиде, в своих лохмотьях он был похож на лешего. Отстегнув фляжку, глотнул противной вонючей воды. Вдруг, краем глаза заметил какое-то движение у родника. Там кто-то двигался. Валерка, отложив фляжку в сторону, взглянул в прицел. У родника неподвижно стоял, озираясь и прислушиваясь, вооруженный автоматом невысокий коренастый «чех». С рыжеватой бородой, горбоносый, в расшитой тюбетейке с кистью. Потом он присел, и зачерпнув ладонями воду, стал пить. Валерка тихонько подвел риски прицела на голову врага и стал ждать, когда тот выпрямится, чтобы бить наверняка, точно в грудь. Горбоносый не подозревал, что там, в темных зарослях затаилась Смерть, что теперь его жизнь висит на волоске. Одно движение согнутого указательного пальца снайпера и его душа отлетит в рай. Валерка весь вспотел от напряжения, сердце ритмично стукало, громкие удары его отдавались эхом в голове. Неожиданно «чех» двинулся вдоль ручья. Снайпер потерял свою цель и взглянул поверх прицела. Навстречу боевику по тропинке быстрым шагом приближался мальчишка лет десяти с большой спортивной сумкой через плечо. Они обнялись, «черный» ласково потрепал пацана по взъерошенным волосам. Они разговаривали минут десять. Мальчишка что-то оживленно рассказывал, смеясь и размахивая руками, словно мельница. Потом «горбоносый» с сумкой исчез в кустарнике.

Разочарованный Валерка оглянулся на «Мастера», Серега мирно спал, свернувшись калачиком и укрывшись с головой. Напарник достался ему отличный. Пацан, что надо! Кандидат в мастера спорта по стрельбе. Очень интересный собеседник, с ним не соскучишься. В ихнюю часть попал за месяц до отправки на Кавказ, перевели в связи с сокращением внутренних войск из Пензы. А до этого он успел сменить несколько частей. Куда только его судьба не забрасывала. Два раза в бегах был из-за дедовщины. Тихий такой с виду, молчаливый, с задумчивыми глазами, а иногда так взовьется, что держись. На «маковке» шрам длиной с палец, это ему в Ангарске в «учебке» пряжкой чуть черепок не раскроили. Рассказывал как-то, как его «менты» в поезде взяли. Удрал из части, где его «деды-мудаки» достали. Паспорт, благо, у него с собой был. Добирался через Москву, форма в пакете. Ну, тут его и «кинули» сразу на пороге «белокаменной». Какой-то пройдоха-таксист слупил с него все деньги, осталось только на билет. Сел в свой родной поезд, успокоился. Да, не тут-то было. Проводница, стерва горластая, прицепилась к нему как репей, бери постель, орет. А у него ни копейки за душой, ну и, послал ее подальше. Она, не долго думая, привела из соседнего вагона наряд «ментов». Те, проверив документы, стали его «шмонать» и обнаружили в спортивной сумке камуфляж. Утром, когда поезд подошел к знакомому перрону, его сдали в комендатуру. И очутился он вместо теплой ванны на гарнизонной гауптвахте. Потом военная прокуратура, новый округ, новая часть…»

Вдруг запыленное лобовое стекло треснуло и рассыпалось, обдав их сверкающей крошкой словно слезами. Грохота выстрелов он уже не слышал. Неуправляемая ни кем машина на полной скорости, резко свернув в кювет, закувыркалась. И, безжалостно сминая, ломая на своем пути кусты и молодые деревца, влетела вверх колесами в посадку.

Очнулся он под раскидистым деревом с крепко стянутыми проволокой руками и ногами. Сильно болела голова, прямо раскалывалась, тошнило. Глаза были как ватные, еле ворочались. Раскрытый рот перетягивала скрученная в жгут и завязанная на затылке тряпка, от которой несло бензином. Первое, что он увидел: это пожухлую траву, на которой расплывчатыми пятнами белели его рассыпанные письма. На ближнем листке чернели, написанные неровным прыгающим почерком слова: «… Дорогая мама, не беспокойся за меня, я скоро вернусь…»

Он услышал чьи-то грузные шаги, и почувствовал, как ослабли путы на ногах. Его ухватили за одежду и резким рывком усадили на землю, приткнув спиной к дереву. Перед собой он увидел заросшее бородой лицо боевика лет тридцатипяти, который внимательно сверлил Валерку взглядом блестящих как вишня прищуренных глаз. Из-под берета оливкового цвета на плечи ниспадали пряди длинных волос. Камуфлированный бушлат перепоясан патронташем с «вогами». На плече дулом вниз висел «калаш» с «подствольником». Из нагрудного кармана торчала, поблескивая антенной, поцарапанная миниатюрная рация. К ним, прихрамывая, подошел другой. Валерка чуть не вскрикнул, его он сразу узнал. Это был тот самый горбоносый «чех» с рыжеватой бородой, которого он держал на прицеле у родника. Лицо боевика портил свежий уродливый шрам под правым глазом. Ястребиные глаза чеченца зло впились, словно шипы в лицо пленника.

Боевиков было четверо. В стороне двое совсем молодых парней вытаскивали из рюкзаков и, молча, раскладывали на разостланном брезенте боеприпасы: тротиловые шашки, электродетонаторы, магазины, несколько выстрелов к гранатомету, ворох «вогов»… Чуть поодаль, у кустов, топтался черный мохнатый ишак со светлыми обводами вокруг глаз, застенчиво моргая длинными ресницами, и что-то жевал, иногда нервно встряхивая мордой и поводя ушами. Точно такой же ишак был у них в части: ребята привезли из одной из командировок. Теперь тележку возит с пищевыми отходами с кухни на подсобное хозяйство.

Вдруг «Патлатый» и горбоносый бурно заспорили. «Со шрамом» все время возбужденно размахивал руками и неугомонно тараторил, брызгая слюной, речь шла, как Валерка понял, о каком-то Мусе. «Патлатый» зло возражал ему, наступая на того. Но, «меченный» вновь визгливо заорал, поминая опять Мусу, на что «черный», потеряв видно терпенье, в сердцах плюнул и крепко выругался по-русски матом.