Папина дочка, или Исповедь хорошего отца - Диана Чемберлен

Подходя к комнате Алисы, я услышала плач Ханны. Дверь была не заперта, и, когда я вошла, Алиса сидела в качалке у окна, а девочка заливалась плачем в своей колыбели.

— Она голодна? — спросила я, подходя к кроватке и всматриваясь в Ханну. Я не могла спокойно слышать детский плач. Мне всегда хотелось выяснить, что беспокоит малыша. — Когда ты ее кормила последний раз?

Алиса взяла бутылочку.

— Я как раз собиралась, — сказала она. Но мне показалось, что она уже давно расслабилась в своей качалке. — Хочешь ее покормить?

— А бутылочка подогретая?

— Да. Я ее слишком разогрела и ждала, пока она остынет.

Наклонившись, я взяла Ханну на руки. Сейчас я уже могла держать ее на руках и не плакать. В первый раз, взяв ее на руки в родильной палате, я смутилась: во мне ожила та часть моей души, которую я похоронила. Теперь я не могла насмотреться на малышку, пользовалась каждой возможностью помочь Алисе, хотя Молли наняла няню, пожилую женщину по имени Гретхен, приходившую каждый день на несколько часов. В эти часы во мне не нуждались, а мне так хотелось быть полезной. По тому, как я эмоционально реагировала на Ханну, все думали, что у меня какое-то гормональное расстройство. Может быть, так оно и было. С того времени, как четыре года назад я родила дочь, я видела многих детей, но такой реакции у меня не было никогда.

Теперь я позволила себе признать прошлое, хотя и не задерживалась на этой мысли.

Солнечный свет падал из окна на рыжеватые волосы Алисы, и впервые со дня рождения Ханны она выглядела здоровой, крепкой и красивой. Я взяла бутылочку и села в кресло напротив. Книга об уходе за ребенком, которую я подарила, валялась на груде других книг и журналов. Сомневаюсь, что молодая мама хотя бы раз заглянула в нее, а вот я прочитала ее от корки до корки, прежде чем ей отдать.

— Мама говорит, что она не спала всю прошлую ночь, — сказала я. Потом дотронулась соской до губ Ханны, и она, вздрогнув, взяла ее в рот, словно только и дожидалась этого момента. Я улыбнулась.

Алиса слегка покачалась в кресле.

— Я никак не могла ее успокоить, — сказала она. — Гретхен говорит, что нужно произносить ей на ухо успокаивающие звуки, но это не помогает.

— Жаль, — сказала я. Гретхен говорила нам с Молли, что у Алисы нет связи с ребенком. Предполагалось, что мы будем присматривать за ней, чтобы она не впала в послеродовую депрессию. Я думала, что она просто не высыпается, но, кто знает, вдруг тут было что-то еще. Всегда такая общительная, она оказалась отрезанной от друзей сначала беременностью, а теперь ребенком. Через месяц она вернется в школу, и это должно помочь ей преодолеть подавленное настроение.

Ханна открыла глаза и смотрела прямо на меня. Интересно, смотрит ли она так на Алису? Мне хотелось надеяться, что да. Как можно видеть этот устремленный на тебя взгляд темных глаз и не привязаться к малышке навеки?

— Привет, крошка, — сказала я Ханне. — Тебе хорошо?

Алиса смотрела на кормление дочери так, как могла бы смотреть на грызущего косточку щенка, словно еще не решила, брать его в дом или нет.

— У нее хороший аппетит, — восхитилась я.

— У тебя получается лучше, чем у меня.

— Ты скоро освоишься.

— У тебя не было детей, но заботиться о ребенке получается так естественно. Гретхен говорит, что мне нужно расслабляться, когда я ее держу, а я вся напрягаюсь.

— Будь терпеливее сама с собой.

Алиса посмотрела в окно.

— Может быть, ты и Дейл возьмете ее на воспитание?

— Мы тебе всегда поможем, Эли. Не беспокойся.

Она вздохнула.

— Я чувствую себя запертой в ловушке.

— Скоро ты вернешься к друзьям.

— Да, с ребенком!

— Все будет хорошо, — заверила я. Кому как не мне знать, как нелегко ей придется. Прежних отношений с друзьями уже никогда не будет.

Я оставалась с ней еще час, пока не пришло время возвращаться в пансионат, чтобы проверить, как там идут дела, и ответить на письма. Я перепеленала Ханну и уже укладывала ее в кроватку, когда Алиса схватила меня за руку.

— Я так рада, что ты у нас появилась. Я так рада, что Дейл остался с тобой, а не с Деброй.

Дейл рассказывал мне о Дебре, своей бывшей невесте, когда мы с ним только познакомились. Он был от нее без ума, а она говорила, что у нее еще никогда не было ни с кем серьезных отношений. Какой-то репортер, однако, написал в местной газете статью о Хендриксах. Он выкопал где-то, что Дебра уже была замужем. В глазах Дейла это не было преступлением. Преступление было в том, что она не сказала ему об этом раньше и унизила его своей ложью. Я поняла это, когда он рассказывал мне всю историю. Рана была тогда еще свежа, и мне стало жаль его.

Я обняла Алису.

— Я тоже рада. Позвони мне, если тебе станет одиноко.

Я вышла из комнаты и уже приближалась к парадной двери, когда мельком увидела в гостиной Джеймса и двух хорошо одетых мужчин.

— А вот и наша Роби, — громогласно объявил Джеймс, и я замедлила шаг, сменив его на более подобающую светской женщине походку.

— Здравствуйте, — сказала я с улыбкой.

— Заходи, заходи! — Джеймс поманил меня в гостиную.

Я вошла, и он представил мне мужчин, чьи имена я тут же забыла. Дейл постоянно твердил мне, что я должна запоминать имена собеседников, но у меня это никак не получалось.

— Робин станет новым членом семьи, — сказал Джеймс. Он явно гордился мной, хотя в шортах и в рубашке с молочным пятном на плече я вряд ли оправдывала эту гордость.

Один из мужчин взял мою руку в обе свои.

— Моя жена только и говорит о предстоящем торжестве. Она говорит, что ей уже давно не случалось присутствовать на свадьбах. Вы должны познакомиться с ней, чтобы, когда она начнет плакать во время церемонии, она, по крайней мере, знала, кто вызвал у нее эти слезы.

— Буду рада с ней познакомиться, — сказала я.

Я начинала нервничать по поводу свадьбы. Похоже, что весь город был приглашен. К приготовлениям я не имела никакого отношения. Молли взяла все на себя — и приглашения, и цветы, и торт. Правда, я сказала, что хотела бы шоколадный, но все остальное решала она. Она же выбрала мне платье. Поскольку это было ее платье, я не могла его критиковать, да оно и действительно было прекрасно. Я старалась думать о предстоящем событии как о прекрасном сне, но просыпалась каждую ночь в два часа, чувствуя, что оно больше походит на кошмар. В последнее время моя жизнь несколько вышла из-под моего контроля.

— Извините, но я вынуждена вас покинуть, — сказала я Джеймсу. — Надо посмотреть, как идут дела по соседству.

— Конечно, конечно!

Уже у парадной двери я услышала, как он сказал:

— Правда, она очаровательна?

Люди в этой семье бывали иногда двуличны, иногда злонамеренны, иногда расчетливы. Но в одном я была уверена: меня они любили. Идя по двору к пансионату, я спрашивала себя, является ли умолчание таким же грехом, как прямая ложь, вроде той, что Дебра выдала Дейлу.

На кухне я стала собирать все ингредиенты для запеканки, которую следовало подать на завтрак на следующий день, и думала о теплом отношении и вежливых словах Джеймса и о том, как чудесно складывалась моя жизнь. О вакансии в пансионате мне рассказала моя подруга Джой, с которой я познакомилась в реабилитационном центре, где мы с ней одновременно проходили курс лечения. Она работала официанткой в Боуфорте и уговорила меня поселиться там вместе с ней. Я была на перепутье. Отец убеждал меня поступить в колледж. Это входило в мои планы, но сначала я хотела ощутить вкус свободы. У меня было такое чувство, что меня годами держали взаперти, сначала моя болезнь, потом выздоровление. После года реабилитации мне не хотелось учиться. Я просто хотела наслаждаться жизнью.

После того как меня взяли на работу, Дейл прочел мне краткий курс — все о Боуфорте, так что в любом случае я знала о городке и его окрестностях больше, чем мои постояльцы. Дейл водил меня по набережной, представлял меня всем владельцам магазинов, показывая мне яхты в бухте и называя их владельцев. Вдали мы видели пони на пляже Кэрротс-Айлендс. Как же мы полюбили эти прогулки! На меня произвело сильное впечатление отношение семьи Хендрикс к городу: насколько Дейл обожал Боуфорт и как много он хотел сделать для его жителей. Уже тогда он собирался стать мэром, хотя я и не подозревала, как скоро это должно было случиться. Я очень увлеклась им. Пока я была больна, я забыла часть себя. Сексуальную часть. Это не так странно, когда вся твоя жизнь поглощена болезнью. Иногда я чувствовала себя не человеком, а сплошным сердцем. С Дейлом эта часть меня вернулась к жизни. Когда он брал меня за руку, я ощущала каждую клеточку своих пальцев, как будто впервые заметила, что они у меня есть. А его прекрасные серые глаза! Тогда я еще не видела, как они темнеют, как в них возникают грозовые облака. В характере Дейла, в его отношении к людям были нежность и тепло, под которыми скрывалась сталь. Его было не согнуть, и, если я хотела, чтобы он сделал то, чего он категорически делать не хотел — изменить что-то в пансионате или даже посмотреть фильм, который ему не нравился, — мне приходилось подходить к предмету разговора медленно и осторожно, чтобы преодолеть его упертость. Но в любых отношениях есть место компромиссу, я постигла эту истину в течение нашей жизни с отцом. Нового здесь для меня ничего не было.