Всадники - Жозеф Кессель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это имя нам хорошо известно! — закричали в толпе.
— Конь, о котором я говорю, последний и лучший в своей расе.
— Значит, — сказал глава чавандозов, — эта лучший конь всех трех провинций.
— Именно так, — ответил Турсен. — И поэтому в Кабуле на нем будет скакать мой сын, Урос.
Турсен колебался. В действительности все было сказано. Но он опять поднял свою руку, показывая, что он еще не закончил.
— Всех вас, кто меня слышит, я призываю в свидетели. Если мой Джехол выиграет в Кабуле шахское бузкаши, то с того момента он будет принадлежать лишь моему сыну.
Турсен не успел снова сесть, а толпа уже кричала, и люди заглушали друг друга:
— Какой подарок!
— Это же необыкновенный конь!
— Какой великодушный и добрый отец!
— Как же сильно он любит своего сына!
И Турсен удивленно подумал: «Это правда? Раз я сделал такое, то должно быть, я его действительно люблю».
Урос смотрел на Турсена с почти детским выражением неверия. Он, который никогда не имел своей собственной скаковой лошади, в нарушение всех традиций семьи, потому что все деньги, которые он получал как победитель, тут же проигрывал, или тратил на дорогую одежду и лучшие сапоги, — он получит Джехола?! Он знает этого коня, он часто ездил на нем. С ним он выиграет шахское бузкаши.
И впервые в жизни Урос целовал плечи отца с искренней благодарностью и думал при этом: «Отец мой. Я горжусь тобой, и я люблю тебя».
Во время обеда, который был накрыт в одной из дальних комнат лавки, Турсен и Урос говорили друг с другом мало. Но в эти минуты они были близки, как никогда раньше.
Обед длился долго. В конце, когда бача уже наклонял над руками гостей расписной фарфоровый кувшин с водой, глава чавандозов сказал:
— Я благодарю хозяина за прием. Теперь мы вынуждены попрощаться. Уже время.
Начинало смеркаться. Маленький губернатор повел своих друзей по почти безлюдным улочкам базара к главной площади Даулад Абаза. Там стояла большая американская машина, старого года выпуска, с откидным верхом. Шофер Осман бея, в чалме и чапане, открыл перед ними дверь. Осман бей предложил главе чавандозов и Уросу сесть вперед на почетные места, а сам сел сзади, вместе с двумя конезаводчиками.
Люди, собравшиеся вокруг машины, улыбались, кланялись, выкрикивали последние напутственные пожелания, лишь лицо Уроса так и осталось застывшим и холодным. Наконец, автомобиль загудел и, подняв облако пыли, уехал прочь.
Турсен посмотрел машине вослед и испытал внезапное чувство пустоты.
Совершенно чужой ему человек, вместе с другими чужими, уехал сейчас прочь по пыльной дороге ведущей к Маймане, Мазари Шарифу, к горам Гиндукуша… а затем…
И опять внутри старого человека поднялась горечь. В этом единственном, несравненном, самом грандиозном бузкаши, на Дьявольском жеребце будет скакать не он.
Маленький губернатор спросил его:
— Не окажешь ли ты мне честь, выпив со мной черного или зеленого чаю?
— Нет, — грубо ответил ему Турсен.
Единственное, чего он сейчас хотел, — быстро умчаться на лошади назад, к тому холму и пруду на поляне.
Когда Турсен проезжал мимо школы, Гуарди Гуеджи все еще стоял на том же самом месте, прислонившись к стене. Он был один. Турсен поприветствовал старика еще раз и хотел было проехать мимо, но внезапно, сам не зная почему, он придержал лошадь и сказал:
— Позволь мне, Предшественник мира, попросить тебя о чести быть сегодня гостем моего дома.
А Гуарди Гуеджи ответил:
— Я благодарю тебя за твою доброту.
Турсен посадил его позади себя, и лошадь, не почувствовав нового веса, быстро поскакала дальше.
— Я хочу показать тебе моего рыжего. Моего коня, — сухо бросил через плечо Турсен.
— Ах, Джехол! Последний Дьявольский жеребец, — догадался древний собиратель историй, и в его голосе послышалось тихое восхищение.
Дальше они ехали в молчании. Подъезжая к имению Осман бея Турсен сделал крюк, чтобы избежать нежеланных ему сейчас встреч.
Сидя под деревьями Рахим улыбаясь, наблюдал, как небо становится темно-синим, и сумерки опускаются над степной равниной. Сегодня был самый лучший день в его жизни.
Едва заметив Турсена, он подбежал к нему, чтобы помочь господину спуститься с лошади.
Но, не двигаясь в седле, Турсен удивленно спросил:
— Что ты делаешь здесь?
— Ты приказал мне сам, чтобы я здесь оставался, господин! — ответил Рахим, счастливо улыбаясь.
— Почему ты не рядом с Мокки и жеребцом?
Бача отступил чуть назад.
— А разве ты не знаешь? Они же уехали! Уехали в Кабул!
— Как в Кабул? Не дождавшись моих последних приказаний? Ведь я же говорил саису… — голос Турсена становился все резче и резче.
— А что я мог сделать? — в отчаянии всплеснул руками мальчик. — Приехал большой грузовик и солдаты от маленького губернатора, а еще у них был приказ от господина главы чавандозов, что Джехола нужно забрать.
— Здесь есть только один господин! И это я! — страшно закричал Турсен. — Вот тебе, неверный бача!
И перегнувшись с седла, он дважды ударил плеткой по лицу Рахима. Ее свинцовые концы порвали кожу на щеках ребенка, и по ним потекла кровь.
Турсен пришпорил лошадь и умчался прочь.
Рахим, не двигаясь, смотрел ему вслед. Он не плакал. Он не сердился на него.
Для него Турсен был самой судьбой.
Маленькая речка, Кирин-дарья текла между двух глинистых берегов на самом краю имения. Лошадь Турсена осторожно сошла с высокого берега в воду и легко перешла речку вброд. В самом глубоком месте вода едва доходила до шпор седока. Сложнее было взобраться на противоположный, скользкий берег. Но вскоре за ним земля стала снова сухой, каменистой и ровной, и после короткой скачки, Турсен и его гость оказались возле полукруглого плато расположенного у подножья холма, в тени которого лепились несколько бедных домов из коричневой глины.
В середине этой площадки возвышалась большая юрта в староузбекском стиле — полуюрта, полупалатка кочевников, круглая внизу и острая сверху, частью крытая тростником, частью войлоком.
— Калакчак, — прошептал древний старик.
Возле глиняных домов лошадь остановилась, и седоки спустились на землю.
— Эту юрту построил твой дед, — сказал Гуарди Гуеджи, — после того, как купил этот участок земли за несколько суягных овец.
Турсен уставился на него пораженный. Есть ли что-нибудь, чего этот старик не помнит?
Затем он обернулся к крепкому дехканину, который был уже здесь, придя вместе со своим юным сыном из кишлака у подножья холма. Мальчик вскочил на лошадь и ускакал. Турсен отдал дехканину пару приказов, и только после этого задумчиво спросил: